Доблестью моей облекаюсь

Микаса не хотела этого делать. Правда не хотела. И теперь, наблюдая за тем, как по белоснежной рубашке капрала расплывается тёмное пятно, думала: ну, разве не ирония? Сколько раз она мечтала досадить ему подобным образом, но в итоге всё выходит случайно и не приносит совершенно никакого удовлетворения. Наверное, потому, что последние несколько дней Леви ведет себя более-менее сносно, не трогает Эрена и даже не слишком материт Блаус за украденный кусок мяса. Более того, милостиво разрешает не приходить на тренировку в особенно противный дождливый день и большую часть времени проводит у себя в комнате, тем самым давая солдатам свободу действий. А сейчас Микаса буквально ткнула мечом в мирно спящего кровожадного дракона. «Мечом», в данном случае, выступала чашка с остатками кофе. Девушка до сих пор держит её в руках, чувствует на себе взгляды товарищей, полные настоящего ужаса, и мысленно готовится к самому худшему. Наказания капрал умел придумывать, что уж тут говорить. - Ты влипла, Аккерман, - сквозь зубы цедит он, брезгливо рассматривая испорченную рубашку. – Ты ведь это понимаешь? Разумеется, она понимает. И отрицать её хреновое, мягко говоря, положение очень глупо. - Прошу прощения, сэр. Я не специально, - Микаса кусает губу, осознавая, что придать своим словам раскаяния не очень-то и получается, а посему добавляет: - Я всё постираю. - Конечно, постираешь, - утвердительно кивает Леви и с недобрым блеском в глазах повторяет: - Ещё как постираешь. Жуть. Аккерман от такой реакции становится не по себе. Несмотря на то, что капрала она никогда не боялась, в данный момент он выглядит пугающе даже для неё. - Чтобы к семи вечера была у меня, - в приказной форме чеканит мужчина и покидает столовую, оставляя Микасу в полном замешательстве. Она беспомощно смотрит ему вслед, пока её не окружают товарищи, начиная изливать жаркое сочувствие. - Если он что-нибудь с тобой сделает, то обязательно расскажи! – возбужденно восклицает Жан, чуть ли не лопающийся от негодования. – Я тогда ему такое устрою… - Всё нормально, - прохладно отвечает Микаса и поправляет съехавший шарф. – Я смогу за себя постоять, если придется. А сама, тем временем, не может отделаться от мысли: действительно ли Леви способен на нечто предосудительное по отношению к ней или же к другим солдатам? Что ж, видимо, сегодня ей предстоит это выяснить. *** Микаса делает глубокий вдох, прежде чем постучаться. В голове в который раз проносятся десятки мыслей по поводу того, что за испытание приготовил ей капрал, и поэтому некоторая нервозность-таки впивается в сознание цепкими коготками. Наконец, девушка собирается с духом и негромко тюкает костяшками по деревянной поверхности двери. - Входите. Микаса повинуется. В комнате Леви царит характерная для него чистота, даже стерильность, скорее. Среди мебели – лишь идеально застеленная кровать, кресло, шкаф, пара стульев да стол. Обстановка слишком простая для начальства, но как нельзя лучше выражающая сущность её хозяина. Что-что, а назвать капрала избалованным язык не поворачивался даже у Аккерман. - Ты опоздала, - констатирует мужчина, бросая на неё короткий взгляд. Сам он сидит за столом, окруженный стопками бумаг, и что-то сосредоточенно в них черкает. – На десять минут. - Извините, сэр. Майор Ханджи меня задержала, - привычный порицательный тон почему-то вселяет в Микасу прежнюю смелость. Она распрямляет плечи и с уверенностью интересуется: - Зачем вы меня позвали? Леви отрывается от отчетов и указывает на висящую на кресле уже печально известную рубашку. - Постирай её. И как можно добросовестнее, Аккерман. Микаса с подозрением выгибает бровь, сомневаясь, что её наказание обойдется лишь этим. Капрал никогда и никого не зовет в свою комнату по подобной ерунде, предпочитая решать все проблемы не на своей территории, а посему не стоит расслабляться. Беспокойство из-за неизвестности набирает обороты. Девушка сглатывает и осторожно спрашивает: - Это всё, сэр? - Нет. Вот оно. Момент истины. Леви берет со стола приличную кипу бумаг и протягивает её Аккерман. Та, наконец осознав, к чему все идет, перенимает документы и бегло их пролистывает. - Проверь все на наличие каких-либо ошибок или же несостыковок. Особое внимание удели цифрам и проверь подсчеты, где требуется, - пресным голосом возвещает мужчина. – Когда закончишь с этим, я дам тебе отчет Ханджи. Перепишешь его. Микаса ничего не отвечает. Лишь кивает, тем самым показывая, что поняла задание, берет стул и садится напротив капрала. Ей, само собой, неуютно до чертиков, однако особый выбор у неё отсутствует. В шумных казармах выполнить такой кропотливый труд будет затруднительно, да и посоветоваться не с кем, если возникнут вопросы. Что ж, по крайней мере, она легко отделалась. Всё могло быть гораздо хуже. В комнате наступает молчание, прерываемое лишь шуршанием бумаги и скрипом пера. Первые двадцать минут Микаса искренне мечтает покинуть компанию капрала как можно скорее, но затем она постепенно включается в работу и вскоре забывает о своем «напарнике». Не то чтобы поручение было слишком уж увлекательным, но в монотонности девушка неожиданно находит умиротворение. Внимательно просматривает лист за листом, делает пометки, выводит цифры и буквы аккуратным почерком и в общем-то неплохо проводит вечер. О времени Микаса вспоминает лишь тогда, когда глаза начинают слипаться от усталости, а подступающую зевоту становится практически невозможно контролировать. Девушка откидывается на спинку стула, потирая веки, отдающие глухой болью, и украдкой смотрит на Леви. На лице его читается прежняя серьёзность и напряженность, однако почти сразу заметно, что измотан он так же, как и Микаса. Он то и дело морщится, раздраженно перечеркивая написанное, чаще, чем обычно, запускает в волосы пальцы и в целом выглядит потрепанно. Это и не удивительно, ведь стрелки часов неумолимо приближались к полуночи. Аккерман с тоской смотрит на оставшиеся бумаги и не может отделаться от мысли: как со всем этим справлялся капрал без её помощи? Теперь она понимала, почему он частенько сквернословил в адрес командования. Леви поднимает голову и, заметив, что Микаса оторвалась от работы, смягчившимся тоном проговаривает: - Можешь идти, если хочешь. Твоё наказание закончено. Только рубашку не забудь. Девушка удивленно приоткрывает рот, не ожидав подобного милосердия, однако стоит её взгляду в который раз наткнуться на отчёты, всё так же грозно раскинутых по столу, решение она принимает мгновенно. - Я останусь. Доделаю то, что должна. - Как знаешь. Хоть эти слова прозвучали и равнодушно, от Микасы не укрылось одобрение, промелькнувшее в глазах мужчины. И не только оно… благодарность? Возможно ли, что под предлогом наказания капрал просто хотел, чтобы она ему помогла? Ведь попросить напрямую означало бы, что он, несмотря на свою силу и непобедимость, всё же не всемогущ, и оглашение этого лишь уязвило бы его гордость. Эти догадки почему-то вселяют в Аккерман необъяснимое воодушевление. Она берет очередной лист, исписанный неразборчиво-скачущим почерком Зоэ, и принимается за аккуратное дублирование сего бумагомарания. Через некоторое время Леви шумно выдыхает и встает из-за стола. Потирает переносицу, по всей видимости, про себя проклиная Смита, Пиксиса да и в принципе всех тех, из-за кого он вынужден тратить своё свободное время, и подходит к окну. Отстраненно изучает ночное небо, укрытое белесыми тучами, и хмурится. Микаса вновь обращает своё внимание на документы. Пытается разобрать особенно непонятную закорючку, выведенную не слишком добросовестной майором, но, увы, терпит фиаско даже со всей своей усердностью. Проходит с несколько минут, прежде чем она решается попросить помощи у капрала. - Когда-нибудь я прибью эту очкастую, - сурово обещает тот на просьбу девушки и подходит к ней со спины. – Ну, в чем там проблема? Слишком. Близко. Это становится первой мыслью, которая проносится в сознании Аккерман. Она предпринимает попытку отклониться от Леви, однако он, как назло, склоняется ещё ближе так, что волосы Микасы практически касаются его щеки. Микаса непроизвольно задерживает воздух в лёгких, моля всех богов на свете, чтобы её лицо не залилось краской, и молча указывает на нужное слово. Чёрт возьми, почему она постоянно попадает в такие ситуации? И почему каждый раз самоконтроль так легко от неё ускользает? Всё-таки она гораздо более стыдлива, чем хотела бы. Близость мужчин, если это не Эрен или же Армин, попросту выбивала у неё почву из-под ног. И ей это совершенно не нравилось. - Хм. По-моему, это «аберрантный». Да, точно. Голос капрала звучит где-то на периферии и всё, о чем сейчас может думать девушка, - это то, как его дыхание щекочет кожу. От него пахнет казенным мылом, мятой и сталью, но есть и ещё что-то… Что-то, что веет смертью и кровью. Микасе кажется, что этот запах преследует всех солдат, включая и её. Возможно, этот запах вообще можно назвать универсальным для разведотряда. От него так просто не избавиться. Работу с бумагами Леви и Микаса заканчивают глубокой ночью. Аккерман ёжится, чувствуя приближение холодного рассвета, встает со стула и потягивается. Мышцы ноют от долгой бездейственности, и до подъема остается всего несколько часов, но девушка не сожалеет о своём решении. Ей почему-то кажется, что она поступила правильно, пусть даже и по отношению к капралу. Пусть даже это ничего и не изменит в их взаимодействии. - Завтра, точнее, уже сегодня, жду тебя на тренировке. Не жди никаких поблажек из-за сегодняшних посиделок, - услужливо подтверждает её мысли Леви. Микаса не сдерживается и горделиво вздергивает подбородок. - Мне и не нужны никакие поблажки, сэр, - берет с кресла рубашку и направляется к двери. – Спокойной ночи. На этом она стремительно ныряет в темноту коридора, тихо прикрыв за собой дверь. *** Этой ночью Микасе не снятся кошмары. Она забывается глубоким сном сразу же, как опускает голову на подушку, и открывает глаза лишь тогда, когда за окном начинает светать. Однако это вовсе не означало, что время слишком уж раннее, учитывая, что на дворе стояла осень и дни стали короче. Осознав это, девушка вскакивает с кровати, дико озираясь вокруг, но, как и ожидалось, в казарме нет ни души. Мельком взглянув на часы, Аккерман застывает в леденящем ступоре: почти восемь часов. Она пропустила тренировку. Наспех нацепив на себя форму и затянув ремни, Микаса на всех парах бежит вниз, браня на чем свет стоит и товарищей, не додумавшихся её разбудить, и слишком тихий звон подъема, и собственную беспечность, и, конечно же, капрала, по вине которого, собственно говоря, она и попала в такую ситуацию. Он её убьёт. Несомненно. Ещё и припомнит едким словцом её вчерашнее заявление. Уже в холле она натыкается на возвратившихся с тренировки кадетов. Они измученно вытирают пот со лбов, оживленно обсуждают сложность заданий, а некоторые на ходу стягивают куртки. Эрен, например. - О, Микаса! – Саша подскакивает к ней, как чёрт из табакерки, и дружелюбно лыбится во все тридцать два. – Выспалась? К общительности Блаус Аккерман обычно относилась нейтрально, но сегодня она была на взводе из-за свершенной ей оплошности, и поэтому раздраженно проговаривает: - Издеваешься? Почему никто из вас меня не разбудил? - О-о-у, - уже не с такой пламенностью тянет Картофельная девчонка. – Ну, как правило, ты всегда встаешь ещё до звонка подъёма, а в этот раз даже не пошевелилась. Вот мы и решили, что ты себя плохо чувствуешь. Сообщили капралу, а он сказал тебя не будить. - Что? Микаса уверена, что ослышалась. Капрал сказал её не будить? С какой это стати? Сам ведь вчера прямым текстом заявил об обязательности тренировок. Досадить ей решил? Аккерман непроизвольно сжимает кулаки и мрачнеет так, что бедная Саша мигом ретируется. Злость и возмущение жгучим комком собираются у солнечного сплетения, заставляя рассудок снова и снова генерировать колкие реплики в адрес Леви. Микаса твёрдо намеревается озвучить их перед начальником, в особенности если он посмеет заикнуться о новом наказании, и, когда капрал заходит в замок вслед за солдатами, воинственно топает в его сторону. На лице мужчины обычное кислое выражение, которое у него особенно ярко читалось по утрам. Он угрюмо бредет в направлении к лестнице, однако, застав на своём пути рассерженную подчиненную, невольно замедляется. Бросает на неё совершенно безучастный взгляд и, прежде чем Микаса успевает открыть рот, безапелляционно заявляет: - Причешись, Аккерман. Выглядишь так, будто у титана в желудке побывала. И ничего более. Просто уходит, оставив девушку в полной растерянности. Она пару раз моргает, приводя мысли в порядок, и инстинктивно кладет ладонь на взъерошенную макушку. Приглаживает волосы, искренне не понимая, зачем вообще это делает, и задумчиво прикусывает губу. Капрал совершенно точно не хотел и не собирался её отчитывать или же досаждать. Тогда к чему такое потворство, если и он, и сама Микаса изначально были против? Жалость что ли внезапно пробудилась?.. Аккерман решает остановиться на этой версии, хотя в недрах сознания маячит такая логичная и такая лестная догадка. Вот только правдивая ли? Кто знает… Но, быть может, таким образом Леви просто хотел сказать ей «спасибо»?..