Доблестью моей облекаюсь

Рождество приходит с чересчур оригинальным подарком. Уже накануне атмосфера в замке разведотряда становится не то зловещей, не то гнетущей, и Микаса искренне не может понять, с чем это связано. Однако, когда в лазарете оказывается половина солдат, мучаясь от кашля, головной боли и жара, Ханджи с удивительной простотой делает вывод: - Вирус, - констатирует она с несвойственной ей серьёзностью. – Чёрт знает, откуда он взялся, но у меня есть пара догадок. А пока я их буду проверять, объявляю карантин. Эрвин хмурится, тут же погружаясь в беспокойные мысли, капрал мрачнеет и со смаком выругивается, а Микаса лишь тихо радуется тому факту, что среди заболевших нет Эрена. Что нельзя сказать об Армине, увы. - С этого момента посещения больничного крыла ограничены, - Зоэ с деловым видом поправляет очки и манит к себе сникшего Йегера. – А ты идешь со мной, парень. Сейчас твоя титанская кровушка нам просто необходима. - Но, майор! – Аккерман, конечно, не может смириться с подобным ходом вещей, и то, что жизнь её брата вновь ставят под угрозу вызывает неудержимую волну внутреннего сопротивления. – Вдруг Эрен тоже заразится? Не слишком ли это риско… - Он не заразится, - чересчур резко перебивает её женщина, и взгляд её наполняется абсолютной непоколебимостью. – Это я могу тебе гарантировать. - И всё же… Что если вы ошибаетесь? - Аккерман, хватит спорить с начальством, - как всегда не вовремя встревает в разговор Леви и жестом подает знак Ханджи. – Иди уже, проводи свои эксперименты или что ты там хочешь… Пока мы тут ещё не померли, как мухи. На этом у девушки пропадают всякие шансы вызволить Эрена из цепких рук майора, и Зоэ, словно паук, утаскивает его в глубины лаборатории на следующие несколько дней. Микаса остается одна. Она привидением бродит по опустевшим казармам, коридорам замка, призамковых округах и всё сильнее и сильнее погружается в переживания и апатию. Конни, Саша, Криста, Жан и даже Имир – все они постепенно оказываются в заточении лазарета, и Аккерман в какой-то мере сама начинает желать подхватить вирус. Но желание это так и остается в нематериальной форме. Иммунитет срабатывает на редкость продуктивно и быстро, а посему девушка не в состоянии пожаловаться даже на лёгкое недомогание. Апогеем сей вакуумной фрустрации становится рождественский ужин, проведенный в компании командора, капрала и нескольких плохо знакомых кадетов. Возможно, всё могло бы быть не так уж и плохо, если б волею судьбы этот день не совпал с днём рождения Леви. Угрюмое выражение его лица и исключительно раздраженное настроение говорили об одном: тот, кто упомянет это событие, будет мгновенно отправлен на трапезу титанам. Или, по крайней мере, испепелен до горстки пепла. Проверять убийственность мужчины на личном опыте Микаса не слишком стремилась, истратив все эмоциональные и физические силы на беспокойство о друзьях и брате, и поэтому, молча доев свою порцию картошки и мяса, поспешила покинуть столовую. И только в постели к ней в голову приходит вполне закономерный вопрос: а сколько лет на самом деле капралу?.. На глаз определить было сложно, а точную цифру никто не знал, даже Ханджи и Смит. И Аккерман отчего-то подумалось, что и сам капрал уж забыл год своего рождения. На следующее утро замок окончательно пустеет: Эрвин уезжает в город по срочным делам, оставляя горстку солдат на попечение Леви. Он в одночасье отдает приказ расчистить снег у складов, а сам скрывается в своей комнате и не появляется ни на завтраке, ни на обеде. Сначала Микаса не придает этому значения, решив, что мужчина занят написанием отчета, да и отсутствие его не слишком её огорчало. Скорее, наоборот. Но когда капрал не появляется и на ужине, то дурное предчувствие не заставляет себя ждать. Не то чтобы девушку сильно волновало благосостояние Леви, однако подобное поведение настораживало, а Аккерман привыкла прислушиваться к внутреннему голосу. Поэтому она, переступив через собственные принципы и в какой-то мере гордость, собирает на поднос немного еды и поднимается в комнату начальника. Выжидает с минуту, прислонив ухо к двери, и, не заметив ничего подозрительного, негромко стучится. Мысленно готовится к порции издевок на случай, если её предположения окажутся ложными, и наконец слышит заветное «войдите». Что ж, по крайней мере, он не валяется без сознания. Капрал сидит за столом в свете керосиновой лампы и с рассеянным видом просматривает какие-то бумаги. Микаса невольно испытывает облегчение, обнаружив, что он в порядке, но при более внимательном изучении от неё не укрывается парочка тревожных деталей: во-первых, чрезмерная бледность, украшающая сейчас нахмуренное лицо сильнейшего воина человечества, а во-вторых, хриплый кашель, то и дело сотрясающий его грудную клетку. - Чего тебе, Аккерман? – устало вопрошает мужчина, откидывая со лба прядь волос. На мгновение Микаса отчего-то чувствует себя неловко, но почти сразу берет себя в руки и проговаривает: - Вы весь день не ели, сэр. Я подумала, что стоит принести вам еды. Леви бросает короткий взгляд на поднос в её руках и лишь с неприятием морщится. - Приятно, конечно, что ты так заботишься обо мне, но я не голоден. Можешь унести обратно. На этом он вновь погружается в работу, а Микаса так и застывает в прежнем положении, будто каменная статуя, ощущая, как кровь в венах начинает закипать, а на шее пульсировать жилка. Кажется, она вспомнила, почему ненавидела капрала так много времени. Его грубость, черствость и совершеннейшая беспардонность переходили все границы, и она глубоко ошибалась, когда думала, что привыкла к этому. Чёрт возьми, неужели так трудно сказать «спасибо»? Или хотя бы смягчить тон обращения? Ведь, в конце концов, она действительно хотела помочь. Аккерман резко разворачивается и шагает к выходу, мысленно, но от этого не менее едко коря себя за ненужный порыв гуманности и матеря на чем свет стоит неблагодарного коротышку-начальника. Выходит из комнаты, громко хлопнув при этом дверью, и спускается вниз, на кухню. Оставив злосчастный поднос дежурившим кадетам, намеревается наконец отправиться в казармы, однако на полпути ноги будто сами замедляют свой ход, давая возможность назойливым сомнениям забраться под черепную коробку. Что если Леви-таки подцепил заразу? Этот вопрос не дает девушке покоя. Не похоже, что он пребывал в абсолютном здравии, судя по его внешнему виду. И если это действительно так, то должна ли она, Микаса, что-либо предпринять?.. (Учитывая случившийся совсем недавно инцидент…) Бесит. Как же это бесит. Аккерман сжимает кулаки и рвано освобождает лёгкие от воздуха. Её не должно беспокоить самочувствие капрала, не маленький же он мальчик, чёрт возьми! И всё же его упрямство сравнимо с детским своенравием. Если Леви решил что-то, то изменить его мнение практически невозможно. Что прибавляет баллы к причинам, почему их отношения постоянно балансируют на грани. Но ведь она сама такая, по сути. В особенности, если дело касается Эрена. И осознание данного факта заставляет девушку развернуться и практически против своей воли отправиться в больничное крыло. Она прекрасно понимает, что за сей порыв капрал вряд ли погладит её по головке, вот только в глубине души почти неощутимо шуршат наивные надежды. Микасе хочется верить, что кто-нибудь сделает для неё то же самое, окажись она в подобной ситуации, пусть даже, скорее всего, она и воспримет помощь в штыки. Прямо как Леви. Кто знает, быть может, она спасет его жизнь сегодня?.. В лазарете царит давящее безмолвие. Аккерман осторожно, стараясь не потревожить сон заболевших, пробирается в комнату к главному военному лекарю, Маттиасу Зигелю, и стучит по деревянной поверхности двери. Получив разрешение войти, она прошмыгивает внутрь, и перед ней тут же предстает компания в виде, непосредственно, Зигеля и неуловимую последние несколько дней Ханджи, мирно попивающую чай. - Микаса? – она удивленно приподнимает бровь и вскакивает со своего места. – Тебе нельзя здесь находиться. - Прошу прощения, майор, - девушка также не ожидала встретить здесь Зоэ, однако, получив наконец возможность переговорить с ней, не упускает шанса задать терзающий её вопрос: - Майор, как там Эрен? Женщина неодобрительно качает головой, но всё же отвечает: - Он в порядке. Сейчас отдыхает. И я почти догадалась, как справиться с эпидемией. Ещё парочка экспериментов – и дело в шляпе. Передай это Эрвину с Леви. Ну, и остальным. Услышав имя капрала, Аккерман мгновенно вспоминает о цели своего визита. Поворачивается к притихшему Маттиасу, не преминув заметить, как сильно ссутулятся его плечи и насколько изнуренно он выглядит в целом, ровно как и Ханджи, в принципе, и с серьёзностью сообщает: - Доктор Зигель, я пришла к вам по делу. Мне кажется, капрал Леви тоже заболел. По крайней мере, выглядит он неважно, поэтому я решила вас предупредить. Зоэ тут же ошарашенно ахает и всплескивает руками, в то время как лекарь молча хмурится и озадаченно потирает лоб. Многозначительно переглядывается с майором. - Хм, - наконец выдавливает он. – Хороших новостей в этом месте, видимо, совсем не бывает… Он поднимает на Микасу мерклые от усталости глаза и виновато поджимает губы. - У нас лазарет переполнен, все койки заняты, да и я не успеваю за всеми присмотреть даже с помощью Захариуса и Зоэ. Не знаю, как тебе помочь, девочка… Только если поместить капрала вместо кого-нибудь другого. «И подписать этому «кому-нибудь другому» смертный приговор», - заканчивает про себя девушка, при этом не преминув с уважением отметить принципиальность доктора. Человек, сразу же идущий на любые уступки, стоит услышать имя начальника, - обыденность, а противоположный вариант – исключительная редкость. Вот только Леви ведь не просто начальник, он лучший воин человечества. И эта мысль тревожит Микасу куда больше, чем она хотела бы. Всё складывались слишком неестественно. - Есть у меня одна идея… - тянет Ханджи, методично поглаживая подбородок. – Мы можем изолировать Леви в его комнате. Я проведу его осмотр и дам необходимые лекарства, вот только... вот только кто будет за ним присматривать?.. Нам нужен кто-то с крепким иммунитетом… С этими словами Зоэ многозначительно смотрит на Аккерман, ясно давая понять, что именно она имеет в виду. Девушка нервно сглатывает, чувствуя, как внутренности буквально скручивает от внутреннего протеста и совершеннейшего нежелания становиться капраловской сиделкой, однако ответная реплика слетает с губ прежде, чем она успевает всё как следует обмозговать. - Как скажете, майор. Сделаю всё, что в моих силах. *** Как и ожидалось, Леви действительно попал в цепкие лапы вирусной атаки, однако добрые намерения Микасы он не оценил. Мягко говоря. Он знатно бранит её за чрезмерную дотошность, не стесняясь при этом даже Ханджи, а когда, в конце концов, получает от неё замечание, то со злобным выражением лица выдает: - От соплей ещё никто не сдыхал, Очкастая. Я бы прекрасно дотянул до момента, когда ты сделаешь свою чудо-сыворотку. - Ну, с таким подходом ты бы стал первым, кто сдох от соплей, - с лёгкостью парирует женщина и как ни в чем не бывало расставляет на столе склянки с настойками и порошками. Закончив сие занятие, она обращается к окончательно скисшей Аккерман и принимается проводить краткий инструктаж в мир медицины. Девушка слушает вполуха. В её сознании творится настоящий хаос, вызванный циничными высказываниями капрала по поводу вмешательства в его личные дела, а посему настроение уже давно приобретает отрицательный знак. Боги, и как после такого она должна за ним ухаживать? Он же попросту завалит её колючими издевательствами и порицаниями. Она, Микаса, конечно, твёрдый орешек и слова Леви редко цепляют её за живое, однако в этот раз очевидно, что она знатно ему досадила. Видимо, здоровье – та самая больная мозоль, на которую не следовало наступать, как парадоксально бы это не звучало. Да и, в добавок ко всему, противоречивость мужчины окончательно выбивает Аккерман из колеи. Не он ли совсем недавно так горячо пёкся о благосостоянии солдат? Но почему же ему настолько наплевать на собственное здоровье? Поистине, загадка. - Вроде всё рассказала, - бормочет Зоэ и добавляет: - Если возникнут какие-то вопросы или же непредвиденная ситуация, сразу же зови меня или Зигеля, поняла, Микаса? Не геройствуй. На это девушка лишь коротко кивает, желая как можно скорее справиться со своими обязанностями и покинуть ненавистную комнату, ибо находится под сверлящим взглядом капрала – то ещё удовольствие. Но в следующий момент он, будто прочитав её мысли, с недовольством заявляет: - Мне не нужны няньки. Сам справлюсь. Аккерман уж готовится стать свидетелем очередной перепалки между твердолобым коротышкой и безумной титанофилкой, однако Ханджи реагирует на слова Леви спокойнее, чем ожидалось. Она с несвойственной ей покладистостью бросает куцее «Как скажешь» и как ни в чем не бывало покидает капраловские покои. Микаса выходит следом. Неужели её действительно пронесло?.. Это было бы весьма кстати, учитывая, что своими действиями она спровоцировала мужчину на очевидную жажду её же собственного мучительного убийства. Да чтобы она помогла ему ещё хоть один раз… Микаса клянется самой себе, что больше никогда и пальцем не пошевельнет на благо Леви. Видимо, лучшим воинам человечества не пристало получать чью-либо поддержку. Ей же проще. Вот только у Зоэ было своё видение на эту ситуацию, которое, само собой, никоим образом не соответствовало пожеланиям Аккерман. - Не слушай этого придурка, - говорит женщина, стоит им выйти за дверь. – Присмотри за ним в любом случае. Пока что его состояние довольно стабильно, но всё может измениться в любую минуту. Так что будь бдительна, а я постараюсь закончить работу над сывороткой как можно скорее. И Микасе не остается ничего, кроме как подчиниться. *** Бессонница разыгрывается не на шутку. Аккерман битый час ворочается в постели, силясь призвать Морфея любыми средствами, но вместо этого лишь больше раздражается. Тишина звенит в ушах с таким напором, что в конце концов девушке начинает мерещиться всякая дрянь. То кажется, что кто-то ходит в коридоре, то кто-то стучит в окно, то дверь чудеснейшим образом превращается в целый оркестр скрипов. Но больше всего мешает беспокойство. Беспокойство об Эрене, буквально испепеляющее вены, беспокойство об Армине, беспокойство обо всех кадетах в принципе. И, что самое противное, беспокойство об одном мелком несносном чистоплюе. Как он там? Принял ли лекарства или его состояние ухудшилось настолько, что он не может встать с кровати? Или же, наоборот, кризис миновал? Эти вопросы ударяются о черепную коробку с такой мощью, что Микаса подскакивает и в нерешительности смотрит на дверь. Идти или не идти? В любой другой раз она бы просто плюнула на эти переживания и с легкостью выбросила бы их из головы, но сейчас непонятное тревожное чувство слишком будоражит рассудок. Аккерман нервическими движениями мнет шарф в руках и покусывает губу. Решать подобные дилеммы она всегда ненавидела, а тут ещё и посоветоваться не с кем. Да и обещание майору висит над шеей Дамокловым мечом. Вздохнув, девушка медленно натягивает на себя штаны и рубашку и крадучись направляется в комнату капрала. Она только заглянет на пару секунд. Просто убедиться, что он в порядке. Просто выполнить свои обязанности и не подвести Ханджи. А потом бегом обратно, в казармы. Успокаивая себя такой мантрой, Микаса не замечает, как оказывается в нужной части замка. Замирает у двери, пытаясь справиться с внутренними колебаниями, бурлящими в душе, словно волны во время шторма, и наконец осторожно стучится. В ответ она получает абсолютное безмолвие. Тревожное чувство достигает своего апогея. К чёрту послав принципы и устав, Аккерман толкает дверь и прошагивает в комнату. Дав глазам немного времени, чтобы привыкнуть к темноте, она лихорадочно оглядывается и наконец находит Леви, к счастью, всего-навсего лежащего в своей постели. Осознав, насколько глупо она выглядит в данный момент, девушка от чистого сердца благодарит небеса за то, что мужчина не проснулся от её столь опрометчивых действий. Иначе, кто знает, что он мог придумать для неё в качестве наказания за подобную дерзость? Однозначно, простым выговором не обошлось бы. И всё же что-то не так. Микаса ощущает это на интуитивном уровне. Стараясь ступать максимально бесшумно, она приближается к кровати и вглядывается в лицо капрала сквозь синеватый сумрак. Оно зияет мертвенной бледностью настолько, что на секунду Аккерман кажется, что перед ней лежит труп. Критичность ситуации очевидна. Девушка тут же зажигает керосиновую лампу и снова бросается к Леви, на этот раз имея возможность оценить его состояние более объективно. И состояние его херовое. Такой она делает вывод, учитывая, что мужчина никак не реагирует на свет и продолжает сипло рвано дышать. Да и, в целом, выглядит он так измученно, будто только что вернулся с вылазки, где зарубил как минимум с десяток титанов. Поддаваясь первому порыву, Микаса дотрагивается ладонью до лба капрала и в смятении застывает: руку опаляет жар, а под пальцами собирается влага. Температура зашкаливает. Первым импульсом становится стойкое желание сорваться с места и нестись прямиком в лазарет за подмогой. Однако спустя пару секунд, взяв эмоции под контроль и здраво оценив ситуацию, Аккерман передумывает: Ханджи дала ей все необходимые указания для решения подобной проблемы, и звать её сейчас, даже ничего не предприняв, - попросту проявление безответственности. Сделав глубокий вдох, девушка пытается восстановить в памяти всё то, о чем рассказывала ей майор, и, наконец справившись с этой задачей, приступает к делу. Она приносит из кухни воды, чистое полотенце и небольшую миску. Смачивает ткань так, что она становится достаточно холодной, и кладет на лоб Леви. Мужчина беспокойно шевелится, но глаз не открывает, и Микаса невольно переводит дух. Ей не слишком-то хочется, чтобы он стал свидетелем столь необычной сцены: как же, извечная заноза в заднице Аккерман вынуждена печься о заклятом… враге? Противнике? Не суть. В любом случае, зрелище запоминающееся и чуть ли не сверхъестественное. Однако в следующий момент девушка осознает, что разбудить капрала всё же придется. Принятие лекарств никто не отменял. Обреченно прикусив губу, Микаса разбавляет в кружке необходимый порошок и, склонившись Леви, тихо зовет его: - Сэр, вам нужно принять лекарства. Сэр. Ответной реакции не следует. Тогда Микаса, переборов собственную душевную конфронтацию, осторожно трясет мужчину за плечо и повторяет свою просьбу: - Сэр, проснитесь, пожалуйста. К-капрал!.. Сия попытка оказывается успешной. Леви наконец приоткрывает веки и медленно переводит затуманенный взгляд на подчиненную. В его глазах вспыхивает узнавание, и он с еле заметным, насколько это вообще возможно для больного человека, замешательством вопрошает: - Аккерман?.. Вот оно. Микаса в конечном счете видит это чётко и ясно. Видит причину, по которой капрал так сильно не желал оглашать новость о своей болезни, и почему так сильно ему досадило чужое внимание. Он выглядел беспомощным. Слабым. Уязвимым. Выглядел так, как никто и никогда не должен был его видеть, ведь если сам сильнейший воин человечества дал слабину, то что говорить об остальных? Леви не мог позволить себе такой роскоши. А ещё такой роскоши не могли позволить и Зигель с Ханджи. Ведь именно поэтому они не отправили капрала в лазарет, именно поэтому заперли его в собственной же комнате подальше от глаз заболевших, и девушка только сейчас осознает сей факт в полной мере. Окажись мужчина официально в списке зараженных, это окончательно подорвало бы надежду на выздоровление у остальных солдат. Вот и весь расчет. Горло Микасы сжимают спазмы. Стыд растекается по венам, обжигает их, стремится прямиком к сердцу шипящим потоком. Насколько глупой она была, раз злилась на Леви за его грубость по отношению к ней? Жертва здесь не она. Жертва здесь он. И, что более важно, в жертву он также приносит самого себя. - Пейте, сэр. Это лекарство, вам станет от него легче, - голос смягчается будто сам по себе. Девушка подносит кружку к губам капрала, и тот, приподнявшись, на удивление послушно выпивает целебную жидкость. Откидывается на подушки и обращает на Аккерман апатично-болезненный взгляд. - Тебя, наверное, это забавляет?.. Сильнейший воин человечества сдыхает от какого-то идиотского вируса, ну чем не ирония? - Меня не забавляет ваше состояние, - спокойно отзывается Микаса, тем не менее, чувствуя себя задетой. Выдержав паузу, добавляет: – И вы не умрете. - К твоему сожалению, - сквозь силу цедит мужчина и снова закрывает глаза, очевидно, погружаясь в сон. – Не дождешься… Не сегодня… Кушель... Последнюю фразу он выговаривает так тихо и невнятно, что Микасе приходится напрячь весь свой слух, чтобы расслышать её. Заметив, что дыхание капрала выровнялось, девушка меняет полотенце на его лбу и устало запускает пальцы в волосы. И всё-таки с ним тяжело. Сохранять способность к издевкам чуть ли не в полуобморочном состоянии – это ещё постараться надо. И кто такая Кушель?.. Возлюбленная? Сестра? Друг? Вряд ли она когда-нибудь узнает это. Ночь проходит незаметно. Занятая надзором за Леви, Аккерман не сразу замечает, как за окном начинает светать. И лишь тогда, убедившись, что её подопечному полегчало, и температура немного спала, она позволяет себе откинуться на стуле и прикрыть глаза. Буквально на пару секунд. Однако и этого оказывается достаточно, чтобы впасть в долгожданную дрему. Просыпается Микаса от боли в шее и спине, затекших из-за неудобного положения. Усиленно моргает, пытаясь согнать лёгкую одурманенность, и оглядывается вокруг. Всё ещё в комнате капрала. Значит, произошедшее вчера не было фантазией её утомленного рассудка. И, значит… Взгляд сам натыкается на бесстрастные серые радужки, наблюдающие за ней с застывшей отрешенностью. Спохватившись, девушка тут же выпрямляется и обеспокоенно интересуется: - Сэр, как вы себя чувствуете? Мужчина молчит. Лишь тонкие брови его озадаченно сводятся к переносице. Решив, что болезнь Леви вновь набирает обороты, Микаса по привычке дотрагивается ладонью до его лба и только потом понимает, как именно это действие выглядит со стороны. И хуже всего то, что Леви тоже понимает это. - Какого чёрта, Аккерман?.. – сквозь зубы выговаривает он, и в тоне его звучит то ли непонимание, то ли злоба. Девушка мгновенно одергивает руку и сконфуженно отворачивается. Встает и направляется к столу с лекарствами, чтобы хоть как-то скрыть свое зардевшееся лицо от капрала. Действительно, какого чёрта, Аккерман? Это ведь не кто-либо из друзей и, тем более, не Эрен с Армином, это Леви! Какого чёрта на неё снизошло подобное милосердие? Эмоции, обуревавшие её ночью, теряют своё очарование. Будто тогда, в полумраке, её окутывала пьянящая грёза, а с рассветом она превратилась в дымку, позволяя оценивать ситуацию более здраво. Всё просто, на самом деле. Она видела перед собой не Леви. Она видела перед собой больного человека, нуждающегося в помощи. А помочь страждущему Микаса всегда считала своим долгом. - Вам нужно принять лекарства, сэр, - монотонно сообщает она, размешивая очередную микстуру, и подносит её мужчине. Тот, всё ещё продолжая задумчиво хмурится, берет кружку и… И, как назло, подушечки их пальцев случайно касаются друг друга. Девушка вздрагивает. Прячет руки за спиной, с какой-то маниакальной увлеченностью пялясь в пол, и пытается абстрагироваться от давящей неловкости. Капрала же мало что волнует. С совершенно невозмутимым видом он глотает снадобье и откашливается. - Мерзость, - бросает ворчливо и передает кружку обратно подчиненной. На этот раз та перенимает её с особой осторожностью, ставит на стол да так и застывает возле него, начиная бесцельно переставлять склянки. И что же ей теперь, когда Леви проснулся, делать? Становиться мальчиком, а в её случае – девочкой для битья с самого утра не очень-то и хотелось. И когда затянувшееся молчание достигает своего предела, в комнату, словно буйный ветер, врывается Ханджи. Микаса готова броситься ей на шею от радости. Кто знал, что когда-нибудь она будет боготворить майора а-ля стенисты свои Стены? - Сыворотка готова! – в упоении восклицает женщина, и Аккерман не может сдержать улыбки облегчения. Всё будет хорошо. Снова. - Не ори, - осаждает развеселившуюся Зоэ капрал и со скепсисом спрашивает: - Пришла на мне испытывать эту чертовщину? Ученая пугающе сверкает стеклами очков и, продемонстрировав внушительный шприц, утвердительно кивает: - А кого мне ещё брать в качестве подопытного кролика? Ты лучший вариант. Кроме Эрена, конечно. - Сомнительный комплимент. Ханджи вышагивает к кровати с мучающимся на ней сильнейшим воином человечества и, заметив наконец Микасу, широко растягивает губы. - Ты отлично постаралась, девочка, молодец. Можешь пойти отдохнуть. Я тут уже сама справлюсь. Не став спорить и мысленно торжествуя по поводу долгожданной свободы, девушка со спокойной душой направляется к выходу, уже заранее представляя, как навестит Эрена и остальных. Долгая разлука причиняла боль и, не видя лицо брата уже несколько дней, девушка чувствовала себя опустошенной. Но скоро, совсем скоро, прекрасные зелёные глаза, полные неукротимой живительной энергией, вновь подарят ей надежду. И всё будет как прежде. Она знает это наверняка. - Аккерман, - резкий голос Леви останавливает её у самых дверей, - я… говорил что-нибудь во сне? Одно лишь слово вспыхивает в сознании Микасы. Кушель. Однако что-то настойчиво подсказывает, что назови она его, в восторге мужчина не будет. Поэтому Аккерман отрицательно трясет волосами и с твердостью отвечает: - Нет. Вот так. Это правильно. И уже идя по коридорам замка, отдающим эхом, Микасе невольно думается, что всё же она была бы не прочь узнать тайну имени, начинающегося на букву «К».