Доблестью моей облекаюсь

У Микасы никогда не было подруг. Она понимает это одним поздним вечером, сидя на кровати в казарме и латая порванную форму. Рядом вполголоса переговариваются Криста, Саша и Имир и, несмотря на язвительность последней, беседа у них складывается довольно-таки доверительная. Вскоре к троице присоединяются и другие девушки, и хор нестройных голосов заметно прибавляет в количестве децибелов. Микаса остается за бортом. Она украдкой поглядывает на собравшуюся компанию и, в конце концов, ловит себя на мысли, что тоже была бы не прочь оказаться в эпицентре обсуждения. Однако чувство это мимолетно и проходит так же внезапно, как и появляется. Микасу никогда не считали за сверстницу. Она знала это уже давно. Её не интересовала пустая болтовня, девчачьи секреты, разговоры о мальчишках, сплетни – ничего из этого. Поэтому и Микасой, в свою очередь, тоже не интересовались. Она не жалуется. У неё есть Эрен и Армин, и их присутствие в её жизни более, чем достаточно. И всё же… И всё же Аккерман не могла сказать, что никогда не ощущала одиночества. Наверное, из-за этого идея обрести подругу постепенно приобретает статус «фикс». Но, увы, врожденная немногословность и даже нелюдимость не позволяют мечте приобрести материальную форму. Да и, к тому же, всё чаще в сознании невольно всплывает обидное прозвище, данное острой на язык Анни: «монстр». Микаса никогда не воспринимала его всерьёз, но теперь, осознавая свою изолированность всё больше и больше, девушка начинала видеть долю истины в словах Леонхарт. Иначе почему она продолжала оставаться в стороне? А за окном всё ещё царит зима. Январь набирает обороты со стремительной силой, укрывая землю все новыми и новыми грудами снега, расписывая окна витиеватыми морозными узорами. Количество тренировок постепенно сводится к нулю, а мучительное бездействие – к бесконечности, и атмосфера в замке становится все более удручающей. Эрвин нервничает из-за сложившейся ситуации, хоть и старается не показывать этого, капрал погружается в затворничество, а Ханджи всё чаще покидает пределы лаборатории, очевидно, страдая от скуки и, как следствие, прогрессирующей депрессии. Настроение в рядах кадетов не лучше. Эрена всё чаще охватывают приступы раздраженности, которые он с успехом срывает на товарищах, что постоянно выливается в очередную ругань или драку. Чаще всего – с Жаном или Имир, и Микасе с Армином остается лишь их разнимать, смирившись со своей нелёгкой участью. Остальные солдаты ведут себя практически так же озлобленно, кроме, быть может, Кристы и Саши, и вскоре нахождение в казармах превращается в настоящее испытание. Будто стоишь на пороховой бочке. Но Микаса не жалуется. Опять. Происходящее напоминает ей пусть и шаткий, но всё же мир: никто не проливает кровь и поступь титанов почти не сотрясает землю. А если постараться, то можно представить, что стены не душат человечество каменными тисками. Всё зависит от восприятия, в конце-то концов. И там, где Эрен видит безысходность, Микаса видит долгожданную передышку. Однако факт остается фактом: воздух в замке всё явственнее пропитывается горечью агрессии, и, когда положение дел достигает критической точки, спасение приходит само собой. Командор Смит неожиданно объявляет поездку за провизией. Половина кадетов тут же вызывается добровольцами, включая Йегера, и Аккерман ничего не остается, кроме как последовать за ним. В какой-то мере она делает это и для себя тоже: смена обстановки, пусть и временная, никогда не помешает. Оставалось надеяться, что этот небольшой поход благотворно повлияет и на остальных. Ранним утром следующего дня солдаты организованно выстраиваются у конюшен. Слушают напутственные распоряжения Эрвина, а после начинают собирать повозки и лошадей. Эрен выглядит воодушевленнее всех, он в ускоренном темпе проделывает необходимые манипуляции со своей гнедой кобылой и по итогу оказывается готов раньше всех. Микаса не может не радоваться, видя его вновь ожившие глаза, а посему не сразу замечает опасность в лице «любимого» капрала. Тот появляется перед Йегером, словно чёрт из табакерки, и впервые за последние дни в его апатичном голосе появляются язвительные нотки. - А ты куда собрался, недотитан? Парень растерянно приоткрывает рот на эту реплику, хочет сказать что-то в свою защиту, но не успевает. Леви чуть ли не за шкирку оттаскивает его от лошади и пихает обратно к замку. - Совсем оскуднел умом? Тебе в город не то что соваться – близко подходить нельзя. Что мы делать будем, если тебя там пристукнут где-нибудь в подворотне? Ты ж у нас, мать вашу, гребаная надежда человечества. Эрен возмущенно раздувает ноздри, хмурится, и Микаса по инерции делает шаг в его сторону, дабы предотвратить нежелательные последствия, вызванные как братом, так и капралом. Но необходимость в этом отпадает сама собой, когда к чудаковатому «дуэту» подходит командор Смит. - Леви прав, - говорит он спокойным размеренным тоном, однако от этого не менее категорично. - Эрен, ты остаешься. Мы не можем рисковать. Спорить с начальством в лице Эрвина Йегер решался лишь в исключительных случаях, а посему он лишь сжимает кулаки и через силу цедит: - Есть, сэр. Разворачивается и сердито топает обратно в замок, игнорируя насмешки и сочувствующие взгляды. Леви, переговорив ещё немного со Смитом, также направляется в убежище, по пути минуя негодующую Микасу. Та, в свою очередь, не упускает возможности одарить его презрительным взглядом и с досадой думает: «В задницу ужаленный коротышка». И каково же было её удивление, когда она осознает, что слова эти звучат не только у неё в голове. Но она их точно не произносила. Тогда… Микаса оборачивается и видит стоящую неподалеку девушку. Достаточно высокая, крепкого телосложения, с ярко выраженными чертами лица, она создавала немного грозную ауру, однако длинные рыжие волосы, собранные в хвост, и, что самое примечательное, выразительные васильковые глаза в совокупности с матовой бледностью значительно смягчали её образ. Аккерман вспоминает, что уже замечала её прежде, причем, не раз, но лично никогда не разговаривала и имени тоже не знала, соответственно. В следующий миг их взгляды встречаются, и незнакомка изгибает губы в чуть заметной понимающей улыбке. То же выражение скользит и в её красивых радужках, и Микаса почему-то теряется. Пока она соображает, стоит ли подойти к рыжеволосой и познакомиться, та скрывается средь кадетов, и Аккерман упускает её из виду до самого окончания поездки. А на следующий день эта таинственная девушка сама подсаживается за стол Микасы, Эрена и Армина и в безмолвии делит с ними трапезу. Парни, слишком занятые обсуждением каких-то глобальных вопросов, не спрашивают её имени, а Микасе отчего-то стыдно интересоваться самой, и она просто продолжает исподтишка наблюдать за рыжеволосой. И когда обед подходит к концу, та с невозмутимым видом встает из-за стола и впервые смотрит на Аккерман в открытую. - Инга Хауслер, - коротко бросает она, прежде чем вновь затеряться средь безликих солдатских форм. Микаса успевает заметить лишь её огненный хвост, мелькнувший в толпе. В точности та же самая ситуация повторяется каждый день в течение недели, пока воля случая не расставляет точки над «i». Выходит всё по дурацкой нелепости. Саше каким-то чудным образом, проявив всю свою смекалку и ловкость, удается стащить лишнюю буханку при раздаче еды, тем самым лишая Аккерман её порции. И если глотать баланду с хлебом – то ещё удовольствие, то при отсутствии оного это занятие вообще превращалось в нечто трудновыполнимое. Поэтому Микаса бесцельно водит ложкой по тарелке, поочередно подавляя то рвотные позывы, то урчание желудка. Косится в сторону Эрена и Армина, увлеченно поглощающих свои порции и не заботившихся более ни о чем на свете, и еле заметно вздыхает. Что ж, сама виновата. Следует быть более бдительной, в особенности, с такими троглодитами, как Блаус. - Держи. Аккерман не сразу догадывается, что обращаются именно к ней. Поднимает голову и натыкается на дружелюбный взгляд уже знакомых васильковых глаз. Инга протягивает ей разломанный пополам кусок хлеба и с напористостью повторяет: - Держи. Тебе ведь не хватило порции. - С-спасибо, - слова благодарности получаются похожими, скорее, на невнятное бормотание, и Микаса мысленно корит себя за неумение общаться. Всё-таки она пробыла изгоем слишком долго… - Тебя Микаса Аккерман зовут? – Хауслер подпирает щеку рукой и добродушно усмехается. – Номер один, так ведь? - Да, - Аккерман кивает и, чтобы не показаться совсем уж нелюдимой, интересуется: - А ты давно в разведке? То, что они учились вместе, нет сомнений, а вот в разведкорпусе рыжеволосая точно появилась относительно недавно. - На самом деле, я перешла сюда из военной полиции, - Инга с отчего-то виноватым видом потирает затылок. – Как бы объяснить попроще… Поменялись приоритеты что ли… - Ясно. А сама откуда будешь? - Я из небольшой деревни возле Шиганшины. Видимо, Микаса слишком уж меняется в лице, потому что Хауслер в одночасье хмурится и упавшим голосом вопрошает: - Ты… ты ведь тоже оттуда, верно? Аккерман не отвечает. Да и нет смысла что-либо говорить. Всё и так лежит на поверхности. Ещё один житель мёртвых земель. Ещё один человек, вышвырнутый из дома дьволической силой титанов и искупавшийся в крови близких. Неудивительно, что Микасу тянуло к этой девушке на подсознательном уровне. В подобном ключе беседа продолжается до самого окончания ужина. В казармы Аккерман возвращается уже вместе с Ингой и, распрощавшись, они расходятся по своим комнатам. Однако прежде, чем зайти, Микаса оборачивается в последний раз и задумчиво смотрит на исчезающую в сумраке коридоров копну пламенных волос. Прикусывает губу и вдруг понимает, что не может сдержать улыбки. Кажется, сегодня у неё появилась подруга. *** Раньше Микаса считала, что общение – дело универсальное. Говоришь ты с парнем или девушкой – всё одно. В какой-то мере оно так и было, но Аккерман, чьими единственными собеседниками на протяжение многих лет были лишь Эрен с Армином, особенно чутко уловила разницу в разговорах с Ингой. Какими бы близкими не были ей брат и друг детства, некоторые вещи она не могла рассказать даже им. Однако теперь эти «некоторые вещи» она могла спокойно рассказать Хауслер. Например, о своих чувствах к Эрену. - Думаешь, это неправильно? – вопрос, тревожащий Микасу уже долгое время, сам слетает с губ. Она выжидающе смотрит на сидящую на столе подругу и с замиранием сердца ждет её ответа. - Почему? – та в удивлении округляет глаза. – Ты провела с ним большую часть своей жизни, он спас тебя и заботился о тебе. Так что неправильного тут может быть? Некоторое время в помещении звенит молчание. Аккерман безучастно наблюдает за кружащими за окном снежинками и инстинктивно ёжится. Сейчас они находились в одной из самых далеких комнат замка, куда тепло от каминов практически не доходило, а посему кожу неприятно пощипывал морозец. Тем не менее, это место было единственным пристанищем от любопытных глаз и ещё более любопытных ушей. - Но, знаешь, - вдруг неторопливо роняет Инга, - мне не нравится, что ты сомневаешься. Вот это можно назвать неправильным. - Не знаю, - вздыхает Микаса и прячет лицо в ладонях. – Всё так запутанно. Даже не хочется думать об этом, учитывая, что каждый новый день может стать нашим последним. - Именно поэтому и надо действовать! Если постоянно ждать лучшего… - Ладно, - Аккерман прерывает Хауслер на половине предложения и не без усмешки добавляет: - Ты не поверишь, но это был мой первый разговор о мальчишках. Раньше меня такое не интересовало. Довольно необычное ощущение, хочу отметить. - Да и я никогда не рассуждала на такую тему, - пожимает плечами рыжеволосая. – Но, согласна. Необычно… Больше они не заводят беседу о чувствах. Инга не спрашивает и не настаивает на дальнейших откровениях, хотя иногда Микаса улавливает в её взгляде вопросительные отблески. Это и нравилось Аккерман в подруге. Она знала, когда нужно молчать, и знала, как утешить и как ободрить. Она в принципе была очень чутка и отзывчива, и иногда Микаса просто не понимала, почему Хауслер привязалась именно к ней, учитывая, что многие хотели заручиться дружбой огненной девчонки. Но она выбрала Аккерман, замкнутую и странную, и, по всей видимости, ничуть не жалела о своём решении. Микаса была ей благодарна. Вскоре прежний уклад жизни в рядах разведкорпуса начинает постепенно приходить в норму. С середины февраля неожиданно наступает оттепель, принося с собой грязь, серые плямы луж, прибывающую ежечасно талую воду и слабо греющие прозрачные лучи солнца. Однако это ничуть не притупляет стремление командора Эрвина выйти за стены как можно раньше, и в результате все солдаты вынуждены проводить на тренировочной зоне чуть ли не весь день, нагоняя упущенное. Аккерман не может сказать, что столь интенсивная подготовка её обременяет. Ощущение глухой боли в наливающихся силой мышцах вселяет необъяснимое воодушевление, но вот мозолям, оставляемым грубыми рукоятями клинков, и красным отметинам от ремней привода девушка не слишком рада. Хоть и гордилась ими, в какой-то мере. - Пошевеливайтесь давайте! – резкие окрики Леви эхом отдаются в кронах деревьев. – Спрингер, хватит мельтешить, словно умалишенный! Больше целенаправленных действий! Арлерт, держи крепче оружие! Йегер, Кирштайн, Блаус, Ленц, направляйтесь к северной группировке титанов! Фубар, Райнер… Микаса, следуя приказам капрала, несется вглубь леса, уничтожая по пути уродливые деревянные макеты. Лезвия гладко вонзаются в телеса импровизированных тварей, оставляя за собой брызги щепок, и девушка мысленно предвкушает момент, когда снова сможет пустить кровь уже настоящим гигантам. Пройдет зима – пройдет их время. С наступлением весны человечество вновь восстанет из пепла. Справившись с заданием, Аккерман возвращается на исходную позицию и почти сразу же замечает Ингу, сидящую на поваленном стволе дуба. Удивившись, что подруга оставила место боя без прямой команды Леви на перерыв, Микаса спускается к ней и обеспокоенно интересуется: - Все нормально? Хауслер тут же энергично кивает и немного смущенно выговаривает: - Да. Просто нужно немного передохнуть. Аккерман готова уж поверить сказанному, однако обостренное чутье дает о себе знать как раз вовремя. Взгляд, будто магнитом, приковывает часто вздымающаяся и опускающаяся грудная клетка Инги и её побелевшее лицо. В мозгу тут же всплывает образ Гриши Йегера, объясняющего своим малолетним детям азы медицины, и поэтому для Микасы не составляет труда определить диагноз подруги. - У тебя астма? – вопрос слетает с губ практически бессознательно. Хауслер цепенеет на несколько секунд, пялится на свои ботинки, опустив голову, а затем совсем тихо отзывается: - Всё нормально. Аккерман хочется задать множество вопросов, хочется укорить рыжеволосую за безответственное отношение к своему здоровью, но понимает: не стоит. Вступить в ряды разведки, даже со своей болезнью, - выбор Инги. Да и кого волнует, здоров ты или болен? В их реальности ты можешь быть либо жив, либо мёртв. Третьего не дано. И плевать все хотели, сдохнешь ты из-за титанов или же по любой другой причине. Слабых в любом случае отправляют на убой, словно скот. - Аккерман, Хауслер, какого чёрта прохлаждаемся? – Леви приближается к ним, с каждым шагом мрачнее всё больше и больше. Инга тут же вскакивает с места и приосанивается. Даже подбородок вздергивает, чтобы казаться увереннее. Микаса лишь коротко усмехается, вспоминая, как подруга не раз отпускала в адрес капрала те ещё словечки. И сейчас старается не дать ему повода для уязвлений. - Если так жаждете почесать языками, то могу вам это устроить. Как насчет внепланового дежурства на кухне? Столько возможностей для основательной беседы, не думаете? Аккерман сразу смекает, что в данный момент лучше не препираться. И если капраловское настроение можно было бы разделить на три состояния, то выглядело бы это примерно так: безразличие, «не в духе» и «вообще не в духе». И сейчас отметка близилась к третьей позиции… Хвала небесам, Хауслер тоже быстро сообразила, что к чему. - Просим прощения, сэр. Уже возвращаемся к тренировке, сэр, - на одном дыхании выкладывает она и, подав Микасе знак, шествует к полю боя. Микаса же, ещё раз извинившись перед Леви, догоняет подругу и с тревогой заглядывает той в глаза. - Ты точно сможешь управлять приводом в таком состоянии? - Я в порядке, - бодро заявляет рыжеволосая и будто в доказательство своих слов делает глубокий вдох. – А капрал сегодня разошелся. Уже скучаю по временам, когда он весь день сидел в своей комнате. - И не говори, - бормочет Аккерман и вдруг: - Слушай, а почему ты так ненавидишь его? У меня с ним сложные отношения из-за Эрена, а вот ты… - Ненавижу? – Инга, кажется, искренне удивляется. – Нет, я его не ненавижу. Как воина я его очень уважаю, на самом деле. Вот только как человек он мне совсем не нравится. То же самое. Микаса поджимает губы и не может отделаться от этой мысли. Всё-таки у них с Хауслер гораздо больше общего, чем она предполагала изначально. - А может… может, я просто завидую, - неожиданно добавляет подруга и подставляет лицо чахлым лучам солнца. Улыбается безотрадно. – Он действительно сильный. Уверена, если стены падут, он будет стоять в первых рядах и увидит расцвет человечества во всей красе. Она выдерживает небольшую паузу, пока Аккерман медленно осознает смысл оброненных фраз. - А может, я завидую и потому, что ему проще. Ведь, окажись он в опасности, его всегда спасут. Обычному рядовому такой роскоши не видать, - снова пауза, и наконец финальный аккорд, приводящий Микасу в настоящее тупиковое состояние: - Но, в то же время, без капрала нам не видать и победы. Умрет он – умрем мы все. И даже сила Эрена нам не поможет. Ты так не думаешь, Микаса? Нет, она так не думает. Не хочет думать. Не хочет. Не хочет. Не хочет. - Ерунда какая-то, - тон выходит мертвенно спокойный. Аккерман даже самой становится не по себе. – Давай тренироваться, пока нам по-настоящему не назначили дежурство. Дергает рукоять УПМ и взмывает ввысь. Несется на тросах так, что ветер отдается в ушах звучным гулом, вымывая из сознания все мысли. Все. До единой. В том числе и чертовски болезненное признание правоты Инги. *** Первый день весны начинается с хаоса. Снежная буря обрушивается на землю под грохот поверженных стен. Титаны ломятся сквозь брешь нескончаемым потоком, заполняя город тупой беспощадной армией. Крики и рыдания людей, запах свежей крови и мяса, свист метели и лязг оружия смешиваются в одну адскую какофонию. Воздух сотрясает яростный отчаянный рык: Эрен трансформируется в гиганта без колебаний. Бросается в бой, мятежный и решительный, раздирает тварям глотки, раздавливает их уродливые тела в тлетворную массу, крошит кости в прах. Эрвин Смит на грани. Солдаты на грани. Кидаются на амбразуру, пытаясь остановить смертоносную лавину, но погибают. Только падают на землю ошметки гордых разведческих мундиров. А вихрь всё раззадоривает дьявольскую пляску так, что оттаявший снег вновь превращается в мутное стекло. Небеса сверкают чёрным оком и будто насмехаются над бессилием рода человеческого. Бьются окна. Плачут дети. Красный красиво спутывается с белым. Микаса вгоняет заточенные клинки в шеи титанов со всей дури. Чувствует испаряющуюся кровь на руках и лице, чувствует жалящий ветер, застилающий глаза, сбивающий дыхание, но всё равно не останавливается. Ястребом перемещается с места на место, оставляя за собой губительный след. И когда уж думает, что ситуация достигла критической точки, над городом, на многие километры, раздается мощная волна рокота. Эрен. Сердце пропускает удар. Микаса видит лишь исполинскую фигуру брата, окруженного целым полчищем тварей. Они вгрызаются в его плоть, валят на землю, хватают за конечности и прибывают, прибывают, прибывают… Это конец. - Микаса! Спаси Эрена! – словно из ниоткуда перед глазами мелькает знакомый огненный хвост. – Я помогу! Мгновение – и Аккерман срывается с крыши, молнией несясь в сторону развернувшейся бойни. В висках стучит только одно слово: «Быстрее!», - но, увы, привод глух к мольбам своей владелицы. Газ в баллонах замерзает, а посему Микасе удается удерживаться в воздухе в основном только благодаря тросам. Ураганный ветер же превращает маневрирование в практически невыполнимое задание, и девушке остается лишь молиться, чтобы хоть кто-нибудь добрался до Эрена первым. Но небеса никому не дают поблажек. Насмехаться, так насмехаться всласть. На пути внезапно возникает безобразное лицо гиганта, однако так же внезапно оно и исчезает: Инга выполняет свое обещание. - Не останавливайся! – кричит. И Микаса слушается. Летит вперед несмотря ни на что и наконец достигает цели. Ровно как и капрал. - Аккерман, бери тех, что правее! – звук его голоса приглушается завыванием метели. – Нужно дать Йегеру время для регенерации! Микаса моментально бросается выполнять приказ. Взмах клинков – и трупы титанов устилают землю один за другим. Леви не отстает. Рубит исполинов без передышки, не обращая внимания ни на ненастье, ни на практически бесполезный привод, марает кровью форму, к чертям послав собственное чистоплюйство. Только мелькают средь снежной пелены хваленые крылья свободы. Аккерман кажется, что проходит целая вечность, прежде чем результаты их стараний становятся заметны. У Эрена наконец появляется возможность для восстановления, и он использует её без промедления. Отгрызенные куски тела и оторванные конечности возвращаются на свои места, и Микаса понимает: у человечества всё ещё есть шанс. Вот только сама она еле удерживает оружие в дрожащих руках, а глаза от изнеможения застилает марево. Но хуже всего не это – газа в баллонах почти не осталось. Она успевает сделать последний рывок, прежде чем УПМ, издав характерный звук, окончательно превращается в груду металла. Падает на крышу высокой городской ратуши и глубоко и хрипло дышит, будто у неё самой астма, не у Инги. Чуть придя в себя, беспокойно озирается по сторонам и ощущает, как желудок проделывает кульбит. Капрала рядом нет. Но ведь она ринулась к этому зданию именно за ним! Подавляя непонятно откуда взявшуюся тошноту, девушка подкатывается к краю крыши и осторожно смотрит вниз. Сердце начинает биться быстрее. Всё верно. Чёртов привод-таки подвел и Леви. Он держится на тросах, пригвожденных к каменной стене ратуши, и безотрывно смотрит вдаль, на приближающуюся группу титанов. Сжимает рукояти клинков так, что на руках проступают вены, но с места не двигается. Газа в баллонах, очевидно, у него тоже не осталось, иначе он бы добрался до крыши вместе с Микасой. Ситуация патовая. - Сэр! – Аккерман пытается дотянуться до ближайшего троса. – Попробуйте подняться выше! Микаса зовет мужчину вновь, уже громче, срывая связки и не оставляя попыток вытащить Леви наверх. И в данный момент ей на удивление плевать, в каких они отношениях, инстинкты всё равно сами диктуют свои правила. Спастиспастиспасти. А затем жуткий напев хаоса разрывает истошный крик. - Микаса!!! И ей становится тихо. Лишь в ушах вибрирует невыносимый гадкий звон. - Микаса, помоги!!! Голос Инги, всегда мягкий и мелодичный, теперь превращается в отчаянный диссонанс. Аккерман цепенеет. Реальность уходит на второй план. Леви поднимает глаза, и Микаса не в силах отвести взгляд от его льдисто серых радужек. Она не может прочесть в них ни страха, ни мольбы, ни жажды к жизни или же смирения перед скорой смертью. Лишь дурацкая бесстрастность, такая же, как и всегда. - Микаса!!! Есть ли смысл спасать того, кто не хочет быть спасен? Есть ли смысл ей, Микасе, жертвовать дорогим для неё человеком ради того, кто даже не поблагодарит её за помощь? Ещё один вскрик заставляет Аккерман импульсивно дернуться в противоположную сторону крыши и улицезреть наконец весь ужас ситуации, в которой оказалась подруга. Загнанная в угол, она на последнем издыхании пыталась отбиться от наступающей на неё своры титанов, но, увы, бесполезно. Каждым новым ударом лезвий она высекала себе не путь на свободу, а тропу в небытие. В голове Микасы лихорадочно выстраивается схема спасения. Крыши находятся совсем рядом друг с другом, ей не составит труда перепрыгнуть с одной на другую и таким образом добраться до Хауслер. Дальше – будь что будет, и не из таких передряг выкарабкивалась. А вот капрал… А капрал пусть остается на попечении судьбы. И стоит только Аккерман приготовиться к осуществлению намеченного плана, как непрошенные воспоминания фейерверком взрываются под черепной коробкой, под корень уничтожая и сконцентрированность, и браваду. «Умрет Леви – умрем мы все». Кажется, именно так сказала когда-то Инга?.. Микаса застывает у самого края крыши, так и не спрыгнув. Завороженно смотрит вдаль, на сражающуюся подругу, затем на титанов, приближающихся к капралу, и чувствует, как кровь в сосудах замедляет свой ход. Горло сжимают спазмы, а лёгкие буквально разрывает то ли от нехватки кислорода, то ли наоборот. В ушах отдается мерное эхо бухающего сердца, и мир плывет перед глазами, словно смытые с холста краски. Раз… Два… На счёт три Микаса принимает решение. Трос впивается в ладони безжалостно и липко, сдирает кожу, ставя алые саднящие клейма. Аккерман с глухим рычанием тянет его на себя, игнорируя боль и перенапряженные мускулы. В сознании – перекати-поле, лишь тупой алгоритм действий. Наконец последнее усилие – и Леви вне досягаемости гигантов. Взбирается на крышу, уставший и потрепанный, и заваливается на бок. Микаса же насчитывает ровно две секунды затишья, прежде чем душераздирающий вопль вновь набатом бьёт по перепонкам. Этого достаточно, чтобы без раздумий кинуться в пламя. - Аккерман, не сметь! – Капрал успевает схватить девушку за рукав формы и резко потянуть на себя, не давая встать. Рявкает ей прямо на ухо. – Это приказ! Микаса не слышит. Отбивается рьяно и беспорядочно, выплевывает ругательства и проклятия, однако Леви будто не замечает бурлящего в ней неистовства и успешно блокирует все удары. - Помогите!!! Мика… Мимолетно отвлекшись от борьбы, Аккерман поворачивается на крик. Копна рыжих волос вспыхивает в пасмурном свете весеннего неба, и это виденье становится последней вещью, которую Микаса запоминает о своей первой подруге. В следующий миг капрал жестко заламывает девушке руку, и она оказывается прижатой к его телу в надежном захвате, не в силах обернуться на зов Инги или же увидеть последние минуты её жизни. - Дура! - шипит. – Ты не можешь ей помочь. - Н-ненавижу. Ненавижу! - Аккерман не отпускает попыток выбраться, а Леви не отпускает её, и сей бессмысленный поединок продолжается ровно до тех пор, пока крики не стихают средь заунывного пересвиста вихря и тишины падающего снега. Микаса не плачет. Она безучастно, почти кукольно пялится на грязные облака, на фигуры титанов, бесцельно шастающие средь пустынных улиц, на багряные разводы на их лицах и, кажется, слышит хруст костей и хлюпанье окровавленного мяса. Вся сразу обмякает как-то да так и виснет на руках у капрала безвольным мешком. Не думает. Не осознает. Молчит. - Дура, - повторяет Леви. Беззлобно. И очень тихо. Микаса утыкается носом в его плечо, всего на пару мгновений, чувствует исходящий от мужчины жар вперемешку с запахом пота и крови, и медленно отстраняется. Вслед за капралом поднимается на ноги, шатаясь, и безжизненно выговаривает: - Я выполняла свой долг. Не поднимает взгляда. Не знает даже точно, кому именно адресовала эту фразу: Леви или себе?.. Скорее, им обоим. Ответить капрал не успевает. Прибывает подкрепление, а вместе с ним – возможность снова отправиться в глубины ада. Отрешенно Микаса меняет баллоны с газом, отрешенно следует за товарищами в новый бой, отрешенно убивает оставшихся тварей. Смерть Инги Хауслер так и остается у неё за спиной.