Доблестью моей облекаюсь

Густые молочные сумерки опускаются на Шиганшину. Микаса сидит у старого дуба и наблюдает за прощальными переливами солнца. Трава щекочет голые лодыжки, а вечернее тепло лениво мацает кожу. Умиротворение окутывает землю. Рядом копошатся Эрен и Армин, время от времени перебрасываясь короткими фразами, которые Аккерман почему-то не может разобрать. Да и не испытывает она в этом особой необходимости. Ей нравится слышать, как по-мальчишечьи крикливый голос брата и мягкий голос лучшего друга сливаются в причудливый диссонанс, как звуки живо разносятся по поляне. Время теряется средь крупинок пыльцы, застывает в хрупких нитях паутины, и Микасе хочется растянуть момент сей до конца своих дней, но какое-то необъяснимо-тревожное чувство навязчиво пробивается сквозь грудную клетку. Что-то не так. Не так. Но она не может понять, что именно. Ей кажется, что она упускает что-то очень важное, какую-то маленькую деталь, но каждый раз догадка ускользает, словно юркий пушистый зверёк. Тогда девушка абстрагируется от собственных ощущений и прикрывает глаза. Плевать. Сейчас она по-настоящему счастлива, поэтому не стоит заострять внимание на глупых предрассудках. Можно даже вздремнуть… В конце концов, почти все переживания лечит хороший сон, ведь так?.. - Микаса! Её имя раздается так неожиданно и так громко, что Аккерман вскакивает на ноги. Тут же вперяется взглядом в Эрена и Армина, полагая, что именно они позвали её, но те продолжают всё так же безмятежно болтать. Тогда девушка оглядывается по сторонам в поисках нарушителя спокойствия, но, так никого не заметив, вновь усаживается на своё место и прикрывает веки. - Микаса, проснись! - оглушающий аккорд бьёт по барабанным перепонкам, заставляя девушку машинально схватиться за уши. Вдали грохочет угрожающее нечто. Небо чернеет. Трава жухнет, а увядшие цветы скорбно опускают свои тусклые бутоны. Аккерман в ужасе бросается к друзьям, но те будто не замечают её. Встают и медленно уходят, никак не реагируя на её отчаянный зов о помощи. Прекрасная иллюзия рассыпается в пепел. Трава становится багровой, а воздух – липким. Пахнет трупами, гниением и кровью. - Эрен, Армин, пожалуйста! – Микасе кажется, что её голосовые связки вот-вот лопнут, но на деле вместо громкого крика получается лишь жалкий шёпот. Она пытается бежать, но стопы будто вросли в землю, начинающую, к тому же, странно проваливаться. И когда девушка почти теряет надежду, Эрен вдруг оборачивается и с несвойственной ему интонацией бросает: - Приди наконец в себя, бестолковое отродье. И Аккерман вспоминает. *** - Она очнулась! - Скорее позовите Зигеля! - Все посторонние – на выход! Быстро! Голоса, знакомые и не очень, сливаются в единую какофонию. Словно сквозь слой ваты Микаса различает грубоватую речь майора Ханджи, торопливые шаги и звон склянок. Медленно открывает глаза, борясь с невыносимой тяжестью век, острой болью в груди и одышкой, и лицезреет сквозь мутную пелену что-то яркое и светлое. Моргает пару раз, пока зрение не возвращается в норму, и понимает, что над ней высится чистый больничный потолок. Рядом раздаются хаотические шумы, над ней то и дело склоняются чьи-то взволнованные лица, и чужие руки проделывают непонятные манипуляции с её безжизненным телом. Всё сливается в неопределенную массу, и в какой-то момент Аккерман сдается: снова захлопывает глаза и полностью вверяет себя на попечение незнакомцев. Или всё-таки знакомых. Разбираться не приходится. В следующий раз она приходит в себя ночью, когда в палате стоит гробовая тишина. Уже позже она различает тихие разговоры, раздающиеся из коридора, но вслушиваться в них у неё нет ни сил, ни желания. Вместо этого девушка решает хоть частично привести мысли в порядок. Очевидно, это больничное крыло в штаб-квартире. Воспоминания о том, как она здесь оказалась, у Микасы напрочь отсутствовали, но зато она помнила, что совсем недавно находилась в лесу вместе с капралом. Брошенные и измученные, они отключились на открытом лугу, прямо перед носом у титанов, а затем – пропасть. Будто в её мозгу проделали большую зияющую дыру. Леви… Аккерман впивается пальцами в края жесткого казенного одеяла. Что с ним стало? Выжил ли он? Где он сейчас? А Эрен? Армин? Всё ли с ними в порядке? Девушка морщится и слабо стонет. Эти вопросы были слишком разрушительны для неё сейчас. Она буквально на физическом уровне ощущала, как её нервная система превращается в месиво, а сердце заходится исступленном биении. Ещё чуть-чуть – и её бы вывернуло от накатывающей истерики. Поэтому Микаса решает вновь погрузиться в сон. Ведь так всё равно проще. И, балансируя на грани меж забвением и реальностью, ей чудится приятный холод чьей-то твёрдой ладони. *** Аккерман просыпается от раздражающего, излишне игривого солнечного света. Беспокойно ворочается, пытаясь увернуться от лучей, однако, в конце концов, капитулирует и разлепляет веки. Рядом тут же раздается суетливое движение, и через секунду над девушкой возникают до боли родные, изумрудно-травянистые радужки, пылающие и встревоженные, словно два огонька на ветру. - Микаса! – голос Эрена кажется слишком громким из-за долгой разлуки, но, тем не менее, Аккерман упивается им. – Микаса, ты меня слышишь? Ты в порядке? Можешь говорить? В этот самый миг девушке хочется лишь одного: крепко обнять брата уткнуться носом в его плечо и просидеть в таком положении целую вечность. Щемящее чувство в груди напоминало раз за разом о том, как сильно она скучала, как сильно переживала и как долго подавляла самые худшие опасения. А теперь всё хорошо. Правда хорошо. Микаса с трудом тянется пальцами до руки Эрена и молча кивает. Боится, что вымолви она хоть слово, её тут же накроют рыдания. Она смотрит на парня безотрывно, надеясь, что во взгляде её он прочтет всё то, что она ощущает, всё то, что она думает. Что он прочтет то, как сильно она его любит. Однако брат слишком взбудоражен, чтобы замечать такие мелочи. Он продолжает хлопотливо её изучать на наличие ещё каких-либо повреждений и успокаивается только тогда, когда Аккерман охрипше и слабо выговаривает, что с ней всё в порядке. Вскоре к ним присоединяется и Армин, который проводит точно такой же критический осмотр, не переставая при этом причитать, и наконец атмосфера разряжается. - Мы думали, ты не выкарабкаешься, - признается Арлерт, виновато почесывая макушку. – У тебя было серьёзное воспаление лёгких, да и сотрясение в придачу. Почти неделю в бреду пролежала. Неделю?.. У девушки внутри всё холодеет. - А ч-что с к-капралом? – губы дрожат непроизвольно. Микасе кажется, что буквально за секунду её охватила лихорадка. Она напрягает слух, желая поскорее услышать ответ, и, в то же время, не хочет услышать его никогда. Эрен и Армин странно переглядываются, отчего у Аккерман перехватывает горло. Напряжение взрывается в мозгу разноцветными бутонами и в конечном счете достигает той точки, когда терпеть неизвестность дальше становится невозможным. - Что с капралом? – повторяет девушка, на этот раз чётко и звонко. Эрен неуверенно откликается. - Ну, когда мы вас нашли, он потерял много крови. И простуда очень сильная была. Тоже долго без сознания провалялся. А сейчас… Микаса нервно сглатывает. - … а сейчас вроде как на поправку идёт. Вздох облегчения скрыть не удается. Он настолько отчетливо срывается с губ Аккерман, что Йегер и Арлерт удивленно приподнимают брови. Слава небесам. Он жив. - Вижу, вы сильно с ним сблизились, - ненавязчиво бросает Армин. – Капрал тоже, как только очнулся, так сразу про тебя начал спрашивать. Микаса совершенно по-дурацки и непонятно отчего заливается краской. Отводит взгляд и с досадой бормочет: - Ничего мы не сблизились. Выдерживает паузу, а затем совсем тихо, так, чтобы было слышно только ей, добавляет: - Ну, может быть, чуть-чуть… К счастью, нужда в дальнейших объяснениях отпадает, так как в палату бодрыми шагами входит майор Ханджи в сопровождении доктора Маттиаса Зигеля и сразу же всплескивает руками. - Что за дела! Ты очнулась! – женщина слету дает по крепкому подзатыльнику и Эрену, и Армину и укоризненно шипит: - Почему не сообщили мне, а?! Парни сконфуженно тушуются и мямлят в своё оправдание что-то вроде «Забыли», «Забегались», «Были слишком рады», однако Зоэ даже не дослушивает их раскаяния до конца. Небрежным жестом указывает на выход и полностью концентрируется на обследовании Микасы, ровно как и Зигель, до сих пор не вымолвивший ни слова. - Просим прощения, майор. Больше такого не повторится. Только скажите нам, если с ней что-то не так, - перебивая друг друга, тараторят горе-сиделки, потихоньку пятясь к двери. – Мы будем ждать вашего заключения, майор. Их болтовня была настолько утомляющей, что, в конце концов, выводит из себя даже вечно флегматичного Маттиаса. Он бросает на Йегера с Арлертом уничижающий взгляд, который мигом охлаждает их пыл, и смачно рявкает своим густым басом: - А ну марш отсюда! Извинившись в последний раз, парни ободряюще машут Аккерман и окончательно покидают палату. Девушка тоскливо пялится на захлопнутую дверь и никак не может избавиться от мысли, что все произошедшее – сон. Особенно теперь, после ухода друзей. Ей кажется, что она умерла и что её окоченевшее тело до сих пор покоится где-то там, на лугу, в густой перегнившей траве, а всё, что она наблюдает сейчас, - лишь сладкая иллюзия, её личный посмертный Эдем. Резкая боль в районе затылка ясно дает понять: это никакая не иллюзия и уж тем более не Эдем. Это до сих пор их жестокая действительность во всей красе. - Голова болит? – заботливо интересуется Ханджи, видимо, заметив изменения в выражении лица Аккерман. – Прости, тут уж ничего не поделать. Придется терпеть. Молчит с пару секунд, а затем выпаливает с немного искусственной усмешкой, какая обычно возникает у людей, желающих облегчить серьёзность своих слов: - Твои друзья, наверное, проинформировали тебя о твоём состоянии. От себя могу добавить, что и ты, и Леви те ещё везунчики. Найди мы вас чуть позже, не откачали бы уже. - Леви сказал, что ты в реку упала с большой высоты, оттуда и воспаление с сотрясением, - вдруг вклинивается в беседу Зигель, попутно «потчуя» девушку какими-то снадобьями. – Правда это? - Д-да, - не слишком охотно отзывается Микаса, вспоминая события того дня. – Правда. - Это как умудриться надо было… - От титанов отбивались. - Понятно. Одышка есть? Маттиас с невозмутимым видом продолжает свои процедуры, изредка задавая Аккерман вопросы о её самочувствии. Та же внимательно слушает отчет Зоэ о том, что вообще произошло в день той самой судьбоносной битвы и как разведотряду удалось выбраться живыми, да ещё и с Эреном. - Вот так всё и было, - подытоживает, в конце концов, майор. Изучает Микасу хитроватым взглядом, пока та переваривает полученные сведения, и внезапно подаётся вперед. - Слу-у-у-шай, Микаса, а что с вами-то произошло? Леви нам почти ничего не рассказал. Вопрос застает девушку врасплох. Она мнется, судорожно взвешивая все за и против, прежде чем робко выдавливает: - Не думаю, что смогу добавить что-то к словам капрала. Он рассказал то, что посчитал нужным, а значит и мне не следует распускать язык. Извините, майор. За такой ответ старшему по званию любой солдат получил бы наряд вне очереди, а то и два, но сейчас Аккерман на руку сыграло её никудышно-жалкое состояние, поэтому Ханджи только разочарованно вздыхает и хмурится. - Ничего не понимаю, - бубнит себе под нос. – Что там такое случилось, что вы оба молчите, как воды в рот набравши. Подозрительно всё это… А может быть, - Зоэ вскидывает голову так, будто на неё снизошло фантастическое озарение, и она неожиданно отгадала тайну происхождения титанов или что-то вроде этого, - Микаса, этот старикан что-то сделал с тобой?! Только девушка набирает в лёгкие воздуха, чтобы со всем жаром и страстью опровергнуть нелепые догадки женщины, как вдруг раздается до боли знакомый язвительный тон, и Аккерман будто током прошибает с макушки до самых пят. - Довольно уже, четырёхглазая. Ошибки быть не может. Эрен сказал правду. Забавно, что раньше Микаса бы скривилась в гримасе отвращения, услышь она голос Леви, но теперь она чувствовала только щекочущие мурашки на своей коже и еле сдерживала навязчивое желание растянуть губы в широченной улыбке. Они выжили. Оба. Поэтому она не станет стыдиться своих эмоций. - Лёгок на помине, - фыркает Зоэ и поднимается с места навстречу мужчине. – Я тебе что говорила? Не шляйся по штабу без особой надобности! Ты ещё не до конца выздоровел. Точнее, вообще не выздоровел. - Хочу заметить, что твоё общество особенно разрушающе действует на моё здоровье, так что лучше я продолжу шляться, - легко парирует капрал и, мельком взглянув на Аккерман, присаживается на соседнюю койку. Ханджи же складывает руки на груди и обиженно выговаривает: - Не волнуйся, больше я тебя доставать не буду, - она демонстративно отворачивается от Леви и поворачивается к девушке. Простодушно ей подмигивает. – Знакомься, кстати, вот твой сосед. Сосед? Но почему… - Ты в крыле для начальства. Приказ Эрвина, - тут же объясняет Зигель, как всегда вставляющий свои комментарии очень непредсказуемо, и тянет Зоэ за рукав. – Я закончил. Пойдем. И он почти силком выводит разбушевавшуюся женщину из палаты, которая внезапно решает устроить капралу головомойку и перечислить все его смертные и не очень грехи и, само собой, укорить в неблагодарности. Леви и Микаса наконец остаются тет-а-тет. Тишина расплывается по комнате плотной пастой, заставляя старые потертые часы на стене тикать громче, а щебет птиц за окном – звенеть пронзительнее. Каждый не знает, с чего начать разговор, но каждый осознает, что начать его нужно и даже необходимо. Слишком многое произошло, чтобы прятать невысказанные мысли за маской безразличия; слишком многое произошло, чтобы притворяться, что всё осталось, как есть. Баланс нарушен. Мёртвая точка обрела жизнь. - Вы в порядке, сэр? – Аккерман ненавидит себя за то, что вопрос звучит так боязливо, но и одновременно рада тому, что всё-таки решилась на первый шаг. Смотрит на мужчину исподтишка и воровато, невольно отмечая широкие бинты на его торсе, а также руках и ногах. По-видимому, пострадал он куда больше, чем она думала, и это не могло не омрачать феерию их спасения. - Более чем, - утвердительно кивает тот и, после недолгой паузы, спрашивает: - Почему ничего не рассказала очкастой? - А почему вы не рассказали? – Микаса вновь обретала уверенность. - Это не та история, какой бы я хотел хвастаться. - Как и я. Ситуация принимала весьма забавный оборот. Девушке снова захотелось улыбнуться, ведь теперь недавнишние события действительно казались почти баснословными. Однако задумчивый вид капрала будто спустил её с небес на землю: правда в том, что они чуть не погибли, и правда в том, что сейчас они находятся в плачевном состоянии, не способные ни сражаться, ни держать клинки в руках. И это мало напоминает шутку. Осмысливание реального положения дел отзывается мелкой рябью в глазах и накатывающей тошнотой. Аккерман внезапно охватывает стойкое желание разрыдаться, притом всласть, со всей отдачей, до соплей и опухших век, но она пытается контролировать себя, прекрасно понимая: это ненормально. Ей нельзя поддаваться истерике. К счастью, болезнь решает напомнить о себе как раз вовремя и во всем блеске. Грудь резко сдавливает вмиг усилившаяся одышка, и Микаса заходится в грузном кашле. Вот только последующую реакцию Леви девушка никак ожидала. Он поднимается со своего места вальяжно, но всё-таки намного резче, чем обычно, и любой, кто знал капрала достаточно близко, легко бы уловил эту разницу. Берет со стола кувшин, наливает воду в кружку и с бесстрастным видом протягивает её девушке. - Выпей. Та от удивления даже кашлять прекращает на пару секунд. Вперяется взглядом в несчастную ёмкость, будто не веря, что она существует в действительности, и наконец привстает на локтях. Берет кружку и делает пару больших глотков. Кашель стихает. Аккерман возвращает кружку, стараясь не смотреть на мужчину. Однако он так и остается стоять возле её кровати, возвышаясь и буравя Микасу своими льдисто-серыми радужками. - Твой шарф вернуть не получится. Не удалось отстирать от крови. Это заявление было произнесено настолько спонтанно, что девушка не сразу соображает, что именно оно значит. Издает растерянное «А-а» и беспомощно оглядывает палату, словно надеясь найти помощи у больничных коек и шкафчиков с медикаментами. Мысль о том, как дорог был ей этот шарф, растворяется в атмосфере неловкости. - И еще, - голос Леви становится чересчур отчетливым и жестким, - не смей больше бездумно жертвовать собой. На этот раз твоё упрямство сыграло нам на руку, но только на этот раз. Что случилось бы с нами, не найди нас разведотряд? Чёрт знает почему, но сия тирада заставляет Микасу почувствовать себя виноватой, хотя до этого момента она была убеждена, что поступила правильно. Однако капрал как всегда превратил благодетель в проступок, и это не могло не задевать. - Не геройствуй и научись здраво оценивать свои возможности. Когда-нибудь это спасет тебе жизнь. - Вы тоже… - вырывается у Аккерман, прежде чем она успевает всё взвесить, - вы тоже не геройствуйте. Как тогда… с рекой… Реплика эта, очевидно, ставит мужчину в тупик, потому что он обескураженно открывает и закрывает рот и в первые секунды не находит, как отразить упрек. Затем побежденно склоняет голову и коротко соглашается: - Договорились. И хоть неписаный договор был заключен, и Леви, и Микаса прекрасно осознавали, что ни одному из них не удастся выполнить его условия. Просто потому, что в их мире кто-то всегда будет чем-то жертвовать. Просто потому, что без этих жертв они не будут самими собой. В следующее мгновение девушка испытывает щекотливое чувство дежавю, когда увесистая капральская ладонь опускается ей на макушку и необъяснимое оцепенение охватывает тело до самых кончиков пальцев. Почему это происходит?.. - Поправляйся, Аккерман, - вдруг севшим тоном изрекает мужчина, отчего слова его окрашиваются в какой-то интимный оттенок. – Ты одна из немногих, кому я могу доверить прикрывать свою спину. Он только что признался, что доверяет ей? Она правильно поняла? Микаса плюет на смущение и все правила приличия и открыто заглядывает Леви в лицо, почти физически ощущая, как сильно расширились её зрачки. Она надеется, что заметит в его выражении насмешку и что, как и раньше, она разозлится, и они разойдутся, обменявшись колкостями, но ничего из этого не происходит. Капрал остается серьёзен, а девушка всё явственнее чувствует лёгкое головокружение и собственное анархичное сердцебиение. Она никогда не думала, что получить доверие Леви настолько приятно. Она никогда не думала, что это способно остановить её дыхание. - Хватит на меня так глазеть, - мужчина убирает руку, и эфемерное очарование момента исчезает. – И помой волосы. Микаса фыркает и откидывается обратно на подушку. Капрал хмыкает и возвращается к своей кровати. Всё становится на свои места. Однако Аккерман почему-то бессознательно уверена в обратном: Что-то грядет…