Доблестью моей облекаюсь

Утро выдается пасмурным. Всё веселье и яркость красок будто бы испаряется вместе с прошедшим фестивалем, и остается лишь пепельная реальность вместе с её глобальными проблемами, борьбой за жизнь и похмельем. Куда ж без него. Микаса седлает лошадь с отстраненным выражением лица, мысленно продолжая истязать себя жалящими тревогами. Из-за плохого сна всё происходящее она теперь воспринимала крайне обостренно, а посему каждый оклик, каждые шаги, каждое слово, произнесенное слишком громко, заставляет её вздрагивать снова и снова. Она облажалась. Надо ли упоминать, что сей вывод она сделала сразу же, как открыла глаза? Ей стыдно. Стыдно до лихорадочного жара в груди. Она знает, что виновата, и знает, что её поведение накануне – верх непристойности. Была пьяна? Как бы не так. В данной ситуации алкоголь вряд ли можно считать исчерпывающим оправданием. Хотя вчера она думала иначе. Капрал… Аккерман сжимает поводья до онемения в руках. Капралу следует дать ей хорошую взбучку. Она правда надеется, что он отчитает её как в старые добрые времена – хлестко и со вкусом, – а затем назначит двухнедельный наряд. Или трехнедельный. Это уже смотря от того, насколько сильно его взбеленили её попытки «сблизиться». Чёрт возьми, да пусть даже ударит! Что угодно, лишь бы утихомирить разыгравшееся воображение и наконец освободиться от любого рода иллюзий. Микаса прислоняется лбом к горячей лошадиной шее, запускает пальцы в жесткую гриву. Слышит, как гудит кровь животного, немного успокаивая её натянутые до предела нервы. Почему мы не можем быть друзьями? Как у неё вообще язык повернулся такое ляпнуть при Леви? Видимо, воздушные замки в её голове оказались чересчур правдоподобными. Пытаться поцеловать? Браво, Микаса, это поистине лучший способ наладить отношения, которые были разрушены по аналогичной причине. С губ непроизвольно срывается короткий полустон-полувздох. Если бы можно было повернуть время вспять, она непременно сделала бы это. Тогда она не стала бы выполнять просьбу Эрвина, не напилась бы в таверне и, соответственно, не затеяла откровенный разговор с капралом. И уж тем более, в её черепную коробку не долбило бы сейчас настойчивое «Дура». - Микаса, ты как? – Эрен, лохматый, с помятым лицом и в будто бы изжеванной одежде, придерживает сонного Армина за туловище, предварительно закинув его руку себе на плечо. По другую сторону от Арлерта такое же действо выполняет и Жан, выглядя ещё менее презентабельно, чем «закадычный соперник». Боги, она ведь совсем забыла про них со всеми своими переживаниями! - Давайте помогу, - Аккерман мигом спрыгивает с лошади и помогает товарищам уложить Армина в повозку. Резкий запах разложившегося спирта вынуждает девушку поморщиться, и она не без лёгкой эгоистичности радуется, что от неё не разит так же. Конечно. Она ведь ночевала в приличной гостинице со всеми удобствами, включая душевые кабины на первом этаже, а не в таверне на лавке. И почему-то мысль о том, как разъярится капрал при виде безобразного состояния подчиненных, вызывает мимолетную усмешку. Зрелище получится действительно незабываемое. *** В штаб разведотряд добирается к обеду. Микаса проявляет чудеса как сосредоточения, выискивая Леви средь понурых солдатских фигур, так и конспирации, прячась за спадающими прядями волос. Разумеется, она понимает, что если мужчина захочет её достать, то достанет даже из утробы титана (ха-ха, уж она-то осведомлена о его талантах), однако опасности на горизонте не предвиделось. Капрал словно в воду канул. В конце концов, постоянное напряжение ей надоедает, и Аккерман разрешает себе расслабиться. Нет смысла трястись и пытаться отсрочить неизбежное. Она всегда спокойно сражалась в самом эпицентре кровавой бойни, а тут чуть ли в обморок падает от страха перед каким-то коротышкой? Смешно. Ей не впервой терпеть его наказания. Справится и в этот раз. Они въезжают на территорию замка, когда Микаса слышит сухой говор с характерной ленцой, а после её взору предстает и сам владелец голоса. Бравада исчезает мгновенно, и девушка еле сдерживает импульсивное намерение развернуть лошадь и дать деру. События прошедшей ночи расцветают во всех колоритных деталях, ровно как и маковый румянец на её щеках, чрезмерно выделяющийся из-за врожденной бледности. Аккерман готова молиться стенам, чтобы капрал не отвлекся от беседы с Зигелем и не заметил её, пока она отводит лошадь в конюшню и проскакивает в казарму. К счастью, внимание присутствующих полностью переключается на Блаус, стоит той очистить свой желудок прямо на крыльце штаба. Использовав момент всеобщего замешательства, Микаса пулей летит к себе в комнату, при этом на самую малость жалея, что не застанет развязку инцидента. Она позволяет себе отдышаться только тогда, когда опускается на кровать и вдыхает запах родного жилища. Интересно, как скоро она окажется на эшафоте у Леви?.. Через час? День? Неделю? Быть может, он снова выберет стратегию безразличия, и тогда она будет спасена? Конечно, такой вариант маловероятен, но все же возможен. Вряд ли мужчина захочет влезать в дрязги, в которых замешаны подчиненные. Не такой он человек. С другой стороны, он уже нарушал свои же принципы, поэтому исход остается непредсказуемым. - Микаса, - Криста заглядывает в комнату с обеспокоенным выражением лица. – Капрал вызывает тебя к себе в кабинет. Хааааа… Аккерман пялится на сослуживицу в немом ступоре, одновременно сдерживая неконтролируемое желание расхохотаться. Недолго длилось счастливое умиротворение, увы. По всей видимости, капрал решил не пускать вещи на самотек. Ни произнося ни слова в ответ, девушка покидает убежище казармы и словно в тумане бредет к пункту назначения. В голове – звенящая пустота, хоть вместо армейского барабана бей. Единственное, о чем она успевает подумать перед тем, как толкнуть массивную дубовую дверь, - стоит ли ей извиняться или нет. Она ведь всё равно обречена, не так ли?.. - Рядовая Аккерман по вашему приказу прибыла, - выдает заученную фразу, наивно полагая, что нарочитая официальность смягчит всю паршивость её положения. Получилось, скорее, наоборот, ибо во взгляде Леви читалось откровенное недоумение и фирменный вопрос: «Ты идиотка?». - Аккерман, ты до сих пор не протрезвела или что? – язвительный комментарий не заставляет себя ждать. – Поздно строить из себя примерного солдата. Садись. Так как генерировать разумные доводы девушка была не в состоянии, сгорая в самых пучинах стыда, она беспрекословно повинуется. Осторожно присаживается на твёрдый стул и замирает в неестественно выпрямленной позе. Мужчина располагается в кресле напротив и с пару секунд молча за ней наблюдает. Тишина достигает своего апогея, прежде чем Микаса сдается в сей неравной борьбе. - Извините, - выпаливает. Отзвук её голоса намертво впаивается в стены помещения, делая воздух будто бы разреженным, похожим на сгусток чего-то трудноперевариваемого. Напряжение давит на виски. - Надо же, а я-то думал, что придется напоминать тебе про твои пьяные подвиги, - капрал явно издевался. Манера речи выдавала его с потрохами. - В этом нет нужды. Я прекрасно осознаю, что моё поведение выходило за рамки дозволенного, - наверное, это была первая здравая мысль за день, высказанная вслух. – Поэтому я готова принять любое наказание. - Хм, - Леви не то чтобы озадачен такой покладистостью, но, очевидно, немного выбит из колеи. Скорее всего, он изначально настроился на поток пререканий с её стороны или даже отрицания случившегося, поэтому подобная сговорчивость выглядела, как минимум, подозрительно. Что ж, у вечно строптивой Аккерман тоже есть совесть, верите или нет. - Похвально, что ты признаешь свою вину, - голос мужчины приобретает задумчивые интонации, - но я не просил у тебя извинений. Настает очередь Микасы сполна искупаться в растерянности. Она собирает остатки смелости в кулак и заглядывает капралу в глаза, надеясь отыскать в них хоть какой-то намек на насмешку. Ничего. Только матовая дымка плещется в радужках. - Хватит на меня так таращиться, - Леви говорит грубее, чем обычно, и девушке кажется, что тем самым он пытается смягчить неловкость предстоящей беседы. – Могу поспорить, ты сама не раз приходила к выводу, что вся эта неразбериха началась из-за меня. Она не ослышалась?.. Он правда признает тот факт, что собственноручно превратил их отношения в одну сплошную путаницу?.. Следующий же вопрос, заданный после продолжительной паузы, и вовсе приводит Аккерман в священный ужас: – Тебе нужны мои извинения? - Нет! – ответ получается настолько эмоциональным, что удивляется не только Леви, но и сама Микаса. Она прикусывает губу, осознав свою оплошность, и уже спокойнее поясняет: - Не стоит, сэр. Ситуация станет лишь ещё более странной. Боги, когда эта пытка закончится? Извинения? Да даже в самом сюрреалистичном сне она не могла и подумать про такое! Выжать из капрала раскаяние – всё равно что стену по кирпичикам разбирать. Почти невозможно. А тут он сам предлагает склонить голову в знак своей неправоты. Не похоже ли это на сыр в мышеловке?.. Где-то на подсознательном уровне девушка представляет, что случилось бы, дай она другой ответ. Она навсегда обрубила бы последний узел, связывающий её с Леви, ведь видеть и тем более общаться с человеком, из-за которого ты поступился своим мировоззрением, - та ещё дрянь. А душевное равновесие для мужчины так же важно, как и чистота его шейного платка. - Давайте просто все забудем, сэр, - почти с мольбой выговаривает Аккерман прежде, чем такое же предложение успевает поступить от собеседника. Впивается пальцами в колени, ожидая долгожданной точки в сей изнуряющей эпопее. - Договорились, - капрал с заметным облегчением откидывается в кресле и складывает руки на груди. – Я сыт по горло играми в кошки-мышки. Тем более, из-за этого я теряю хорошего солдата. И правда. Охваченная переживаниями о Леви, она не могла полностью сконцентрироваться на тренировках, стала меньше опекать Эрена и во время вылазок вела себя тише воды, ниже травы, дабы не привлекать лишнего внимания. Её продуктивность, как бойца, очевидно, упала, посему с «мышиным» образом жизни пришло время расставаться. - Возьми, - мужчина достает из выдвижного ящика небольшую книгу в довольно потрепанной обложке и протягивает её подчиненной. – Прочитаешь в знак примирения. Микаса не понимает, почему её ладони потеют, когда она касается шероховатой бумажной поверхности, не понимает, почему её сердце колотится в необъяснимом приступе, не понимает, почему температура в кабинете вдруг начинает зашкаливать. Неужели... это… всё? Ей действительно не нужно больше прятаться, измывать себя бесконечными «а если?», не нужно анализировать каждый поступок капрала и думать, как вести себя в его присутствии?.. Они снова… друзья? Аккерман редко улыбается. Она могла бы пересчитать на пальцах, сколько раз за свою жизнь в принципе делала это. Но воссоединение с другом ведь достаточно веская причина, чтобы растянуть губы в улыбке? Эфемерной, ненавязчивой, но всё же улыбке. - Я скучала… по нашим разговорам, - не совсем то, что она по-настоящему имеет в виду, однако тоже сойдет. С откровенностью придется повременить во избежание дальнейших недоразумений. Леви и так все знает. Привычная сталь в его глазах сменяется совсем непривычной мягкостью. На долю секунды. Микасе хватает и этого. - Для профилактики сегодня подежуришь на кухне, - мужчина делает вид, что очень занят перебиранием бумаг, дабы скрасить момент собственной слабости. – И вечером принесешь мне писанину Ханджи. Свободна. - Есть, сэр! – ещё никогда девушка не была так счастлива выполнять чьи-то приказы. Крепко сжимая заветный томик, она покидает кабинет в лёгкой эйфории, до сих пор не веря в произошедшее. Как оказалось, её жизнь не ограничивается только лишь заботой о Эрене и Армине. Как оказалось, в ней есть место и для других людей. *** - Подожди минутку, мне осталось совсем немного, - Зоэ ошалело-воодушевленно строчит последнюю страницу отчета, пока Аккерман со скучающей миной пялится в окно. Ничего интересного она там не видит, кроме бледного бока луны, однако за неимением других развлечений приходится довольствоваться огрызком ночного пейзажа. Через полчаса, а вовсе не обещанную «минутку», майор с остервенением сбрасывает с себя очки и по-молодецки восклицает: - Го-о-отово! Она пихает увесистую кипу бумаг в руки Микасе и с блаженным видом потирает веки. - Вверяю оставшуюся макулатурную работу нашему чистюле. Привет ему передавай. А я, пожалуй, вернусь к своим экспериментам. Ханджи тотчас утыкается в микроскоп, как бы показывая, что не намерена больше помогать ни словом, ни ещё одной выведенной буквой. Аккерман, в свою очередь, не слишком жаждет узнавать, что именно женщина рассматривает с таким увлечением, и молниеносно ретируется из кабинета. Последнее поручение за день, а потом можно отдохнуть… скорее всего. Девушка сама не уверена, чего именно хочет: чтобы Леви с миром отпустил её покорять царство Морфея, или чтобы с миром задержал в царстве бумажного дебоша? С одной стороны, она валится с ног от усталости из-за сбитого фестивалем режима, а с другой – наверстать упущенное и побыть лишний раз в обществе капрала тоже неплохая идея. Альтернативы слишком уж равнозначные. Дилемма отпадает сама собой, когда Микаса оказывается в полутемной обители мужчины, освещаемой лишь одной лампой с догорающим керосином. Выждав, когда зрение подстроится к сумраку, Аккерман робко зовет начальника и оглядывается вокруг. Так и есть. Он сидит в кресле с закрытыми глазами, голова неестественно наклонена вбок. На первый взгляд можно было решить, что Леви притворяется спящим, однако мерно поднимающаяся и опускающаяся грудная клетка говорила об обратном. Он действительно находился в безмятежном забвении. Поначалу девушка порывается разбудить капрала, ведь вряд ли в его планы входил комендантский час до завершения всей волокиты с отчетами, но после почему-то передумывает. Уж кто-кто, а Леви заслужил небольшой перерыв. Несправедливо будет лишать его даже этого. Рука сама тянется к казенному пледу, аккуратно сложенному на кровати. Микаса склоняется над мужчиной и максимально бесшумно укрывает его грязно-бежевой тканью, стараясь при этом даже не дышать. И когда все манипуляции увенчиваются успехом, Аккерман вдруг застывает. Взгляд сам блуждает по бледному лицу, обрамленному в приглушенные отблески лампы. Раньше девушка никогда не позволяла себе так откровенно рассматривать кого бы то ни было, и сейчас также ощущала себя преступницей. Но любопытство заглушало доводы совести. Леви красивый. Она признает это без промедления. Теперь понятно, почему многие женщины с ума по нему сходят, несмотря на грубость и отсутствие манер с его стороны. И тем не менее, представить капрала в отношениях Микаса не могла, как бы ни напрягала свою фантазию. Хотя… хотя в данный момент он выглядел довольно безобидно. Уж точно не как сильнейший воин человечества. Быть может, из-за спадающих на лоб волос?.. Или немного перекошенного воротника?.. Или… Микаса, чем ты вообще занимаешься? Голос разума звучит настолько звонко, что Аккерман вздрагивает. Непонимающе моргает, словно это она спала всё время, а не Леви, и резко отстраняется. Осознание анормальности собственных действий пугает её. Пугает и вгоняет в краску. Что если бы мужчина проснулся? Какое оправдание она предоставила бы? Пусть момент замешательства длился всего несколько секунд, но и этого достаточно, чтобы задуматься над тем, чего она в принципе добивается. Что за двусмысленное поведение? Видимо, затяжная разлука сыграла свою роль. Бессмысленно отнекиваться: она соскучилась по капралу. К тому же, она сама признала это ранее, во время их утренней беседы. Правда, выразила чуть-чуть другими словами. Ясно одно: пора перестать так прямолинейно показывать свою привязанность. Леви – не Эрен, и если поползут слухи о их благосклонности друг к другу, проблем не оберешься. Никто даже слушать ничего не станет, и прикрыться сестринской заботой не получится. Ей следует оставаться самой собой. Ледышкой Аккерман, общающейся с «мерзким чистоплюем» исключительно по делу. Вот, что должны видеть окружающие. Перед тем, как уйти, Микаса ещё раз окидывает взглядом ничего не подозревающего мужчину. Меняет масло в коптящей лампе и, оставив стопку документов на столе, тихо покидает кабинет. Увы, сегодня она не в силах помочь. Без соответствующего надзора отчет ей не написать, как бы она ни хотела. Как-нибудь потом. Когда капрал сам её попросит. А он попросит. Они ведь... друзья?