Доблестью моей облекаюсь

Ближе к вечеру, когда армия возводит лагерь около полуразрушенной деревушки, Ханджи объявляет всеобщее построение. Сначала Микаса не придает этому значения, решив, что командор собирается произнести ободряющую речь или что-то вроде того, однако, уже стоя в строю, ощущает поднимающееся к горлу волнение. Что-то произойдет. И испортившаяся вдруг погода лишь укрепляла дурное предчувствие. Ветер угрожающе бил в спину, а синеватая гладь моря сменилась мутно-серым штормом. Отдаленный рокот волн напоминал поступь титанов. Теперь идея переправиться на другой берег через сию клокочущую пропасть не была столь заманчива. Зоэ появляется в сопровождении Леви, Захариуса и остальных командующих. Обводит цепким взглядом ровные ряды солдат, почему-то задерживаясь на лице Аккерман чуть дольше, и получает в ответ громогласное приветствие. - Я хочу поздравить нас всех с новым витком в истории человечества, - слова женщины разносятся вибрирующим эхом. – Мы первые, кто смогли добраться до моря и, в скором времени, первые же его и пересечем. Я хочу поблагодарить вас за проявленное мужество и отвагу, а также почтить память наших погибших друзей. Ради них мы обязаны довести борьбу до конца. Любой ценой! Её голос срывается. Ханджи откашливается в кулак, и на долю мгновения Микаса видит, как сильно дрожит её рука. Переводит взор на Леви, но в его глазах не читается ни единой эмоции. Дымчатые радужки смотрят будто в пустоту. - К сожалению, сдаваться рано. Завтра утром мы начнем подготавливать корабли для переправы. Однако… Пауза, кажущаяся бесконечной. Девушке кажется, все её органы несколько раз проделывают кульбит, прежде чем командор заканчивает фразу. - … однако поехать смогут не все. Вот оно. Жесткий удар под дых. - Ситуация на востоке страны критическая. К Стенам движутся полчища титанов, а Столица практически безоружна. Все лучшие военные силы были брошены именно на эту вылазку. Поэтому я вынуждена разделить фронт. Иначе в конце концов нам просто станет некого защищать. Звенящая тишина. - Первая часть под моим руководством отправится через море, как и планировалось. Вторая же вернется защищать Стены и Столицу и будет сдерживать наступление титанов до тех пор, пока мы не вернемся. Позже командиры отрядов доведут до вашего сведения пофамильное распределение. Зоэ замолкает. Оглядывает войско в последний раз. - Вольно! Можете расходится и отдыхать. А вы, - обращается она уже тише к стоящим в первом ряду солдатам, включая Аккерман, Йегера и остальных, - останьтесь на пару минут. Ребята повинуются. Дальнейшие слова Ханджи звучат где-то на периферии, и в какой-то момент Микаса начинает думать, что попросту спит и всё происходящее – сон. Только подступающая тошнота и боль в висках услужливо напоминают – нет, не сон. Не плод её измученного воображения. Всё это происходит здесь и сейчас. И командор вовсе не шутит и не устраивает им некую садистскую проверку. Девушка судорожно ищет Леви, чтобы хоть как-то прийти в себя, но успевает заметить лишь удаляющуюся от неё капральскую спину, немного ссутуленную и беззащитную. - Решила сообщить вам лично, - Зоэ старается говорить жестко, но заметно, что это дается ей с большим трудом. – Йегер, Арлерт, Аккерман, Кирштайн, Спрингер, Блаус – вы будете в моем отряде. Надеюсь, эта новость хоть как-то поднимет ваш боевой дух, учитывая, насколько вы дружны. - Мы всё понимаем, командор, - Саша нервически теребит край куртки и хлопает глазами слишком часто, будто вот-вот заплачет. – Спасибо вам за это. - Благодарить не за что, на самом деле, - женщина горько усмехается. - Мы облажались. Я облажалась. Несмотря на то, что цели мы все-таки достигли. Однако ситуация такова, что… - Кто будет командовать вторым фронтом? – Микаса грубо перебивает её, наплевав на все правила устава, да и приличия тоже. Вперяется в Ханджи почти волчьим взглядом и сжимает кулаки так, что суставы начинают ныть. Командор воспринимает её выпад относительно спокойно. Неторопливо поправляет очки, словно пытаясь оттянуть момент истины, и заискивающе проговаривает: - Видишь ли, ты наверняка наслышана о наших… ммм… проблемах с командованием. Людей не хватает, и мы потеряли… - Командор Ханджи, - Аккерман выдавливает чуть ли не с хрипом. - Кто. Будет. Командовать. Вторым. Фронтом? Зоэ побежденно опускает глаза. Ответ безжалостно бьёт по барабанным перепонкам. - Капрал Леви. Волны в очередной раз со стоном ударяются о скалы. Где-то сбоку раздается шокированный вздох. - Точнее, с сегодняшнего дня – майор Леви. Достаточно. Этого достаточно. - Спасибо. Последнее, что она помнит, - еле уловимое «Мне жаль», произнесённое одними губами. Ханджи всё знала. И знала, к чему приведёт её решение. Микаса разворачивается и идет куда-то вперед. Она не знает куда. Окружающий мир вдруг искажается, земля, небо, деревья – всё приобретает извращенно-неказистую форму, то соединяющуюся в абсолютно уродливую массу, то разъединяющуюся в хаотичные разноцветные пятна. Её зовет Эрен. Или это был Армин? Не так уж это и важно. Грудная клетка горит огнём. Девушка хватается за отворот рубашки и рывком оттягивает её вниз. Легче не становится. Почему она так реагирует? Ведь в этом нет никакой катастрофы, верно? Они и раньше разделялись для выполнения сложных стратегических маневров. В этот раз всё так же. Нет, не так же. Ни черта не так же. Аккерман ведь не дура. А Зоэ не так уж и хороша в сокрытии своих настоящих мотивов. С самого начала вылазка ознаменовалась огромным количеством жертв. Люди исчезали в пастях титанов сотнями каждый день, однако Ханджи не останавливалась. Не останавливалась, потому что в этом и состоял её до невообразимости жестокий план. Пусть гибнут все. Пусть прикрывают своими телами тех, кто был действительно нужен. Чем больше безликих фигур на доске, тем проще спрятать среди них «избранных». Она была прекрасна в своей рациональности. И она была безумна. Почти как Эрвин. Вот только последний умело прятал свою одержимость за маской милосердия. Она всегда знала, что на другую сторону моря отправятся не все. Но изначально Леви не входил в этот круг. Он был «избранным». Внезапная атака на Столицу спутала все карты, заставляя командора пойти на вынужденные жертвы. Жертвы, которых она избегала всеми силами, но иного выбора просто не было. Она не хотела отпускать Леви. Но и не хотела, чтобы по их возвращению они нашли лишь останки былой цивилизации. С Леви у неё был шанс предотвратить катастрофу и внушить солдатам мысль, что их жизни важны для неё. Что-то вроде: «Посмотрите, я отпускаю с вами своего лучшего бойца и соратника, вы в надёжных руках». А для миссии за морем, если так подумать, хватит и одного выдающегося воина. Однако правда состояла в том, что Ханджи полностью осознавала, что отправляет солдат на заклание. Прямиком в геенну. Половина из них даже не доберется обратно до Стен. А дальше им стоило только надеяться на скорое возвращение оставшейся армии. Кто выживет, тот выживет. Кто умрет, тот умрет. Они рисковали всем. Только с Леви она могла быть уверена, что человечество протянет чуточку дольше. Просто потому что он никогда не сбежит и будет бороться до тех пор, пока клинки не выпадут из обездвиженных рук. До самой своей смерти. Аккерман хватает ртом солоноватый воздух и чувствует, как лицо окропляют капли воды. Она на берегу. Весьма предсказуемо. Она не помнит, как оказалась здесь, прямо перед свирепствующей стихией. Прямо перед источником всех их бед и надежд. Мутная от взбудораженного песка вода враждебно шипит, норовя утащить с собой всё, что встречается на её пути. Девушка пытается найти линию горизонта, однако видит лишь размазанный край неба. Блеклый. Зловещий. Уж лучше бы за тобой что-нибудь было. Хоть что-нибудь. И Микаса позволяет себе расплакаться, зная, что потом не сможет проронить ни единой слезы. Размазывает влагу по щекам, чувствуя лёгкое пощипывание. Заламывает пальцы. Душит рыдания сжатым кулаком. Горло перехватывают спазмы. Хочется выть. Идиотка. На что ты надеялась? В какой момент твоё воспаленное воображение нарисовало картинку приторно-сладкого «долго и счастливо»? Не позволяй привязанностям контролировать себя, Аккерман. Он предупреждал с самого начала. Чуть ли не кричал ей в лицо: «Мы обречены». И напоминал каждый день. Каждый. День. Но она предпочла забыть. Её разум, одурманенный долгожданным блаженством, предпочел забыть. Гораздо проще было убеждать себя в том, что с ними никогда ничего не случится. С Леви не случится. Он же, мать вашу, лучший воин человечества. Неприкосновенный. Тот, кто всегда ходит по грани, но никогда – за ней. Если только не подтолкнуть. А сейчас его буквально швырнули в кипящий адский котёл. Аккерман трясёт так, будто каждая клеточка тела вдруг решила раскрошиться на атомы. Обхватывает себя за плечи, чтобы не раствориться под гнетом уничтожающей её пытки. Убедиться, что вот она, всё ещё здесь, из плоти и крови. Живая. Живая? Она вздрагивает. Лодыжки насмешливо мацает холодная морская вода, словно отвечая на так и не прозвучавший вопрос. Рот изгибается в почти сумасшедшей полуулыбке-полугримасе. Не всё так плохо, Микаса. Не всё так плохо. Это ты, не он, отправляешься в абсолютную неизвестность. С чего ты вдруг решила, что там, по сторону моря, вас ждёт свобода и безмятежная идиллия? С чего ты решила, что за горизонтом вас не поджидает куда больший ад? Быть может, ты умрёшь первой, так? О, как бы это было замечательно. На самом деле. С губ срывается то ли всхлип, то ли болезненный смешок. Просто замечательно. *** Прощание – та самая вещь, к которой никогда нельзя быть готовым. Можно подбирать тысячи и тысячи слов напоследок, прокручивая на подкорке сцену расставания, однако в конечном итоге всё сложится совсем не так, как в голове. А даже если и сложится, ты всё равно будешь мучиться от того, что сказал или сделал недостаточно. От того, что попросту нет универсальной фразы, способной выразить пустоту. Вакуум. Абсолютное ничего. Аккерман никогда не прощалась. Не приходилось. Все близкие ей люди либо умирали, либо исчезали слишком внезапно. Родители. Доктор Йегер. Карла. Инга. Эрвин. Товарищи из разведотряда. Она не успевала произнести вслух даже краткое «Прощай». Не говоря уже о чем-то большем. Теперь у неё есть такая возможность. Возможность сказать всё то, что она никогда бы не осмелилась сказать на повседневной основе. Пролепетать любую чушь и сделать любую глупость. Всё, что угодно. Но вместо этого Микаса выбирает не делать ничего. К своему собственному стыду, она продолжает наивно верить, глубоко-глубоко в душе, что всё обойдется. Что они выживут. Что Леви выживет. А прощание в такой ситуации означало бы только одно: смирение. С разлукой. С гибелью. С судьбой. Прощаться – значит оставлять после себя выжженную землю. Поступишь иначе - позволишь ростку надежды и дальше трепыхаться под градом ударов Вселенной. Девушка не спит всю ночь. Встречает туманный рассвет с тоской и безмерным желанием отмотать время на пару месяцев назад, вернуться в тот период, когда всем её миром была маленькая чистая комната, пахнущая свежей бумагой, чаем и терпким мылом. Никаких титанов. Никакой крови. Никаких предсмертных стонов. Лишь скрип пера о хрусткий пергамент и тиканье настенных часов. - Подъём! Грохот горна впивается в виски жалящими иглами. Микаса закрывает лицо ладонями, чувствуя невыносимую резь в глазах от недосыпа и слёз, и медленно поднимается с постели. На автомате бредет к бочке с водой, умывается и долго смотрит на своё отражение в воде, расплывчатое и тусклое. Наверное, к этому моменту она достигает такой степени эмоционального истощения, что каждый сосуд в её теле вдруг заполняется мертвенным спокойствием. Мысли вязкой патокой перекатываются под черепной коробкой, однако теперь Аккерман кажется, что они не несут никакой смысловой нагрузки. Пытается ухватиться за обрывки воспоминаний, разговоров, невнятные образы, но те юркими зверьками прячутся в глубинах подсознания. Там, где их не достать. Не выманить. Девушка дергается, когда её плеча касаются чьи-то тёплые пальцы. - И-извини, - Саша испуганно топчется на месте и потирает затылок. – Я… я просто хотела умыться… но могу и позже… - Всё в порядке, - Микаса не узнает свой голос. Надломленный и тихий. Так и не вытерев остатки влаги с лица, хватает куртку и почти бегом покидает палатку, краем уха улавливая звучание своего имени. Блаус, судя по всему, пробовала что-то сказать вдогонку. Плевать. Снаружи Аккерман ждёт свежее утро и постепенно оживающий лагерь. Дежурные разжигают костры, чтобы приготовить еду, кто-то неспешно разминается, кто-то чистит оружие и негромко переговаривается с товарищами. Будто ничего и не случилось вовсе. Будто вчерашние новости не имели никакого значения. Девушка оглядывается по сторонам, содрогаясь от одной мысли, что рано или поздно ей придется столкнуться с Леви, но, не найдя его среди солдат, немного успокаивается. Направляется к дежурным, чтобы предложить свою помощь и хоть чем-то занять голову, однако на полпути горн разражается рёвом во второй раз. Пришло время построения. Ханджи выглядит ещё более мрачной и уставшей, чем накануне. Объявляет план на день, согласно которому подготовка кораблей и выдвижение за море должны были случиться уже сегодня, и отпускает всех на завтрак. Микаса воспринимает эти известия без тени сожаления. Чем быстрее, тем лучше. Леви так и не появляется. *** Ближайшие несколько часов проходят в суматохе и спешной работе. Аккерман с остервенением таскает мешки с провизией и оружием, пока пот окончательно не застилает глаза, а мышцы не атакуют судороги. От усталости её начинает мутить, и девушка обессиленно падает на песок у моря, прислушиваясь к своему тяжелому дыханию и грузно бухающему сердцу. Само собой, перерыв был заведомо отвратной идеей. Переживания о грядущей разлуке дают хлесткую пощечину, шипами всасываются в кожу, разносятся по грудной клетке разъедающе-кислотной жижей. В этот миг Микаса на полном серьёзе верит, что именно так и проявляется безумие. Примерно в таком же состоянии она находилась, когда думала, что Эрен погиб. Безграничное, душащее отчаяние. Только вот тогда решение пришло почти моментально. Смогла ли бы она сейчас без боя отдать себя в руки смерти? Склонить голову и смиренно ждать, когда всесокрушающая гильотина низвержится на её шею? Скорее нет, чем да. Она всё ещё обязана защищать брата и, пожалуй, он единственное, что может удержать её на плаву. До поры до времени. - Микаса, - рядом внезапно материализуется фляга с водой, и Аккерман на секунду цепенеет. В ужасе поднимает взгляд, но видит перед собой Армина. Всего лишь Армина. – Попей. Девушка неспешно берет сосуд и делает жадный глоток. Затем ещё и ещё. Арлерт терпеливо ждет, когда она закончит, время от времени потирая кисти рук. Нервничает. Хочет сказать что-то, но боится начать разговор. - Т-ты… в порядке? Решается-таки. Чуть пугливо вжимает голову в плечи, остерегаясь её реакции, однако на попятную не идет. - Нет. Не в порядке. Микаса отрекается от напускной бравады. Больше нет смысла прятаться за дежурными фразами и непроницаемым взглядом. Она слишком устала, и она будет честна. - Ты ведь знаешь, в каких я отношениях с Леви, - продолжает абсолютно спокойно. – И ты знаешь, каковы последствия решения Ханджи отправить его обратно к Стенам. Его… смерть для меня будет равносильна твоей смерти или смерти Эрена. Я не уверена, что смогу справиться с этим. Парень молчит какое-то время, будто колеблясь, как отреагировать на прозвучавшее признание. Запускает пальцы в волосы, хмурится и наконец вполголоса отзывается. - А что думает по поводу всего этого сам капрал? Точнее, майор, - добавляет с толикой неловкости. – Вы говорили? - Нет. Тут нечего обсуждать. - Ты… - Армин запинается. – Ты собираешься с ним хотя бы попрощаться? Мы отправляемся через два часа, Микаса. - Я не знаю, что ему сказать, - Аккерман практически выдавливает из себя ответ и прячет лицо в ладонях. Слёзы вновь подступают к горлу, однако она насильно заставляет себя успокоиться. – Я не знаю. Арлерт окончательно замолкает. Девушка ощущает лёгкое движение совсем рядом, и вскоре на её спину опускается мягкая тёплая рука. - А, может, и не надо ничего говорить? – шёпот ударяется о морскую гладь и растворяется где-то в глубинах. Через минуту Армин незаметно уходит, и лишь следы на песке остаются напоминанием о его присутствии. Микаса вытирает рукавом предательски мокрые глаза. *** Корабли устрашающей стеной возвышаются над морем. Последние приготовления почти закончены, и солдаты покорно занимают каюты и палубу. Царившая не так давно суета в одночасье сменяется гробовой тишиной: все, наконец, осознали фатальность грядущих событий. Аккерман не спешит подниматься на судно. Выискивает в толпе родную низкорослую фигуру и еле сдерживает позыв сорваться с места, когда ей это удается. Леви говорит с Зоэ. Хладнокровный и невозмутимый, как и всегда, только выразительная складка на лбу выдает его напряжение. Неровно подстриженная челка обрамляет изнуренное побледневшее лицо, и девушка чувствует, как сердце ухает куда-то вниз, когда на неё устремляется тяжёлый взгляд серых глаз. В них нет грусти. И нет сожаления. Лишь глухая непробиваемая обреченность, заставляющая Микасу отшатнуться. Неужели… так всё и закончится? Ханджи склоняется и что-то шепчет ему на ухо, после чего торопливо ретируется. Мужчина долго смотрит ей вслед, словно размышляя над сказанным, пока командор окончательно не исчезает из виду. - Подготовка кораблей завершена! Отправляемся через десять минут! Очередной вдох застревает где-то меж рёбер. Аккерман поднимает голову и провожает взглядом стаю пронзительно кричащих чаек. Она видит, как Леви медленно движется в её сторону, и каждый новый шаг кромсает лезвием остатки искалеченного разума. Остатки самообладания. Пожалуйста, не надо. Он стоит перед ней. Просто стоит. Микаса кожей ощущает его пристальный взор, неестественно отчетливо слышит его дыхание, сливающееся со стуком её сердца. Наверное, это действительно конец. Спрятаться не получится, а самообман изжил себя. Ей никогда не было так страшно. До дрожи. До похолодевших кончиков пальцев. До ломоты в костях. Даже встреча со всеми титанами, населяющими этот чёртов мир, не смогла бы вызвать в ней подобного ужаса, какой она испытывала просто от осознания необходимости заглянуть в глаза находившегося перед ней человека. Давай же, Микаса. Ну? Она не успевает. В следующий миг её затылок мягко обхватывает чуть шероховатая ладонь и привлекает к себе, а горячие губы с совершенно нехарактерной для Леви нежностью касаются лба. Щелчок. Спуск. Страха больше нет. Лишь эфемерный трепет в груди и отдающее горечью тепло. Девушка прижимается всем телом к его телу, утыкается носом в его шею, запоминает каждую пульсацию его яремной вены. Заполняет лёгкие его запахом, старается ухватить как можно больше и сохранить в себе. Растворится в нём. Не потерять. Не забыть. Мужская рука почти невесомо скользит по волосам. И почему-то именно это касание даёт Аккерман понять: Леви всегда оберегал её. С самой первой встречи. Он никогда не был ей врагом, хоть раньше она и думала иначе из-за собственной незрелости. Злилась и презирала его. Даже ненавидела порой. Вот только синяки у Эрена давным-давно зажили, а она сама потеряла чертовски много времени. Просто потому что боялась посмотреть правде в глаза. - Отправляемся через пять минут! Мужчина отстраняется, и Аккерман кажется, что в этот момент внутри обрывается что-то важное. Словно в неё выпустили обойму и оставили истекать кровью до тех пор, пока сосуды полностью не опустошаться. Пока не превратишься в безвольную тряпичную куклу. Она наконец заглядывает в блестящие дымчатые радужки. Почти как у неё, только будто прозрачнее. Яснее. Цвет, который она так сильно любила. - Я хочу увидеть победу человечества вместе с тобой. Голос даже не дрожит. Только слова царапают горло до болезненного хрипа. Леви усмехается, и усмешка эта отдает оглушительной безнадежностью. Он не собирался лгать ей. Не собирался убаюкивать сладкими обещаниями. Не в его это принципах. И всё равно Микаса ощущает, что какая-то его часть хотела бы верить в лучшее. Хотела жить. «Машины для убийств», «лучшие воины», «монстры» - какие бы безобразные ярлыки на них не вешали, в конце концов они оставались обычными людьми. И какой бы сверхъестественной силой они не обладали, ничто не могло изменить этого факта. - Береги себя, Микаса, - незатейливое на первый взгляд прощание вдруг приносит облегчение. – И спасибо. Спасибо. Аккерман продолжает прокручивать в голове его слова, пока берег вдалеке не рассеивается дымкой. Вокруг – лишь вода и широкое небо. Впереди – тревожная неизвестность. Они один на один сами с собой и с величественной стихией, и больше никто не прикроет их спины. Спасибо. Микаса произносит это вслух, и на губах почему-то чувствуется солоноватый привкус. Спасибо, что был рядом. Спасибо, что позволил стать твоим другом. Спасибо, что сам стал самым дорогим, самым бесценным воспоминанием. Спасибо и… Прощай?