несколько вариантов "слова на букву Л"

1 Каленую память каленой стрелой не пробить, Ножом засапожным под сердце не ткнешь ее тоже — На что это, Габи, по-твоему, будет похоже? Да, память возможно лишь вместе с собою убить. Разбитая память телегой разбитой скрипит, Трясет на колдобинах каждой грунтовой дороги, А с неба глядят почему-то бессмертные боги. Горелая память — въедается в пищу и быт. Ты, Габи, не слушай, чего я порой говорю И как на груди твоей — не засыпаю ночами. Разбитая утлая память плывет на зарю — Закатную, знаешь — груженная явно мечами. Мечами и копьями, Габи. Кровавым вином Питается сердце — и лучше не надо вопросов. Когда-нибудь, знаешь, с тобою построим мы дом, Пока же — смотри, моя Габи: пылает Толоза. Это опять фанфик по моей же Зенке. В позднеантичном мире выражение «карфагенская (или «пунийская», что то же самое) жестокость» означало крайнюю жестокость и неразборчивость в ведении боевых действий, войну без правил и чести. 2

«— Какая куча шрамов — довольна? — переиграла я, походу, с этим «допросом». Бывает — а дровишек туда бы еще подкинуть… — И что это значит? — У тебя шрамы на спине. — Шрамы? — Ну, как будто от кнута. Эй, пусти, я тоже хочу погреться! — ну точно, в такую-то зиму даже в бане прохладно, не рассчитала…». (моя же «Зена Галльская», стыд мне и позор! Или я не виновата, что ее с себя же и списывала?)

Вдоль подмосковной «железки» клубился снег, Жизнь — между пальцев чужой сигаретой тлела. Бег от себя же, сплошной бесконечный бег. Бег от себя — это, знаешь, порой не дело. За минус двадцать. Кому-то сие тепло, Только не мне — не в Сибири росла, к несчастью. Снег все густеет, сжимая кольцо. Назло Снегу с морозом — не хочется возвращаться. Что там с ночевкой? Парадный подъезд опять — Там хоть не минус, и то хорошо в итоге. Знаешь, вот так вот и учатся — бомжевать, С неба же все взирают — бухие боги. Здесь не стреляют, да только порой хотят — Ну, комиссарского тела — понятно, в общем, И не к тебе на погоны ползет закат С первой звездою — над Марьиной, знаешь, Рощей. …Так и осталась невзятой вот та мета, Жизнь продолжается, только вот, понимаешь, Позднеантичные шрамы — да от кнута — Там, на спине — проступают порою, знаешь. 3. На примере Тамар бат-Давид Ты не знаешь, куда их деть — Кровь амнонову и давидову. Ты не знаешь, куда смотреть, Чтоб глаза твои их не видели. По рукам по твоим бежит, В темных венах под кожей кроется Кровь Амнона — мешает жить, И душе твоей — нездоровится. Ты сама для себя — война: Метит в сердце стрела каленая. Те не кончатся времена, Их не скроет трава зеленая. Будь он проклят, Давидов род! Лишь одно тебе может нравиться: Принял хеттский тебя народ Не как дочь того Гориславича. Тамар — дочь Давида бен-Ишая и единокровная сестра Амнона бен-Давида, так что кровь обоих этих не слишком хороших людей в ее жилах течет. «Гориславич» в данном случае — Давид бен-Ишай. 4 Давидова кровь — непростая, ага, Что пурпур плиштимских царей. Умеет свой меч обнажить на врага И к горлу приставить сестре. Умеет затребовать сладкой любви На темную-темную ночь, И выдумать бога под нужды свои, И выбросить битую дочь За грани державы — в разбойничью степь, На шлях, где лишь пыль да полынь. И кровь затереть, чтоб к рассвету успеть, И бросить народу: — Остынь! И сына еще — под сосною, в лесу Башку ему — кописом, с плеч, И псам мирмидонским потом отнесут И тело, и брошенный меч. А с моря приходят снега и дожди, Да только сие — ни при чем. Давидову. Кровь. Из-под левой. Груди. Пустить бы. Плиштимским. Мечом. Тамар вполне могла бы броситься на ксифос — этот колюще-режущий меч с прямым лезвием для такого самоубийства как раз подходит. «Псы мирмидонские» в данном случае — плиштим, существенную часть которых могли составлять гомеровские греки. А вообще это отсылка на «Илиаду» Гомера (песнь XXII, строки 337–343, перевод Н.И. Гнедича), где «Дышащий томно, ему отвечал шлемоблещущий Гектор: "Жизнью тебя и твоими родными у ног заклинаю. О! не давай ты меня на терзание псам мирмидонским; Меди, ценного злата, сколько желаешь ты, требуй; Вышлют тебе искупленье отец и почтенная матерь; Тело лишь в дом возврати, чтоб трояне меня и троянки, Честь воздавая последнюю, в доме огню приобщили"». Тамар — дочь Давида (который: 1. приказал убить своего сына Авшалома; 2. сбагрил саму ее хеттам, фактически оформив изгнание под видом династического брака) и сестра Амнона (который ее изнасиловал). В общем — дочь сыноубийцы и сестра насильника, носить в себе такую наследственность действительно не хочется. 5 Гражданская война. Плиштимский меч. Кровавый пахарь погулял под пахом. Перед дружиной княжеская речь, Изобразив отвагу, пахнет страхом. Плиштимский меч. Гражданская война. Амнонов бог играет именами. Златые истрепались стремена, Давидово уже не плещет знамя. Да только вот Ершалаим — горит, Гешурские когорты — отступают, Давидов бог с волхвами говорит, И меч давидов — жатву собирает. А что в конце концов? Да ни хрена. Вот ты живешь — и жизнь твоя ни к черту: Сама себе — гражданская война, Разбитые гешурские когорты. «Амнонов» и «давидов» боги — одно и то же. «Злат стремень» в применении к тому времени может означать только «стремя из золотой парчи», которое как раз и может истрепаться. Цельнометаллические стремена современного типа были принесены в Европу (и в Палестину тоже) только татаро-монголами в XIII веке. Давид бен-Ишай выиграл две гражданские войны, и обе против родственников: против своего первого тестя Шауля бен-Киша и против своего сына Авшалома. Причем Авшалому оказывал военную поддержку его (Авшалома) дед по матери — гешурский князь Талмай. Сам по себе Гешур — западносемитское княжество того времени на территории нынешней южной Сирии. 6 Эту войну не выиграть никогда — Разве что пару сражений, и то для вида. Осиротивши хеттские города, Рухнет на меч Тамар из рода Давида. Да потому что война — навсегда, пойми: Хоть и приходит лето, весну сменяя, Вечным амноновым ксифосом пахнут дни И авшаломовым кописом — тьма ночная. И потому что давидова кровь всегда — Хуже, чем масло черное и земное. Осиротеют хеттские города: У королевы — страшное за спиною. Нефть они тогда уже добывали и, в том числе, жгли в масляных лампах. Ксифос и копис — тогдашние разновидности мечей, если что. 7 В ранней античности рухнуть на меч — обычно, Пусть в королевском доме, не на войне, Но обсуждать все это — да неприлично, И разговоры, в общем-то, не в цене. В ранней античности — для королевы сложат Просто костер — погребальнее всех костров: Будет огонь плясать на последнем ложе И кобылицы прольется на землю кровь. В ранней античности — примут тебя ведь боги, Только вот Пирва — будет сердит и хмур: — Не для тебя ли я расчищал дороги? Не для тебя ли луки и сабли гнул? Ты не сумела — слышишь? — ты не сумела Выжить и выстоять волчьей моей тропой. Рухнуть на меч — это, знаешь, простое дело… В общем — слабачка ты, да и черт с тобой! «Схоронен вождь в сырой могиле… Коня на волю отпустили. Но тотчас же, стрелой певучей Сраженный в грудь, он пал, могучий, И там, где нет сиянья дня, Хозяин вновь обрел коня». (Генри Уодсуорт Лонгфелло, «Погребение Миннисинка», перевод Вс. Рождественского). Полностью это его стихотворение есть вот тут: http://www.liveinternet.ru/community/1793674/post45945062/. Под «саблями» Пирва имеет в виду кописы — тоже кривые и чисто рубящие мечи того времени. Сам Пирва — хеттский бог войны, родня нашего Перуна.