Ханан

Багряное солнце скрывалось за горизонтом, и Хаифа безотрывно смотрел на собственную тень на залитой оранжевым светом стене. В голове не было ни одной связной мысли, только лишь неподвластный ему поток чувств, ассоциаций, который словно лавина, разрушал и без того слабые надежды. Юноша до сих пор не мог определить свое отношение к увиденному. Да и в голове как-то не укладывалось, что испытал он что-то напоминающее шок. В пустынных коридорах дворца стало неестественно холодно и одиноко - он так ждал этой встречи…Картина, представшая его взору, не желала уходить из памяти, а в ушах все еще стоял тот тихий стон с его именем. Что это значит? Проглотив ком в горле, юноша принялся за работу, стараясь больше не отвлекаться на подобного рода размышления. Не хватало еще, чтобы Акиль, его напарник, потом нажаловался управляющему, что Хаифа отлынивает или делает свою работу неподобающим образом. Дела в дворцовых конюшнях отнимали ничуть не меньше сил, чем рабский труд на рудниках - там приходилось разбивать холодные камни, отыскивая в них драгоценные жилы, в то время как здесь заботы требовали благородные животные. Последние три дня он только и делал, что начищал сбрую, вычесывал конскую гриву и убирал в конюшнях. Так что к ночи, когда Хаифа заканчивал работу, он чувствовал себя совершенно разбитым и утомленным, к тому же, он все-таки заболел после сырых шахт. Оставалось лишь принести пару ведер воды и разлить их по поилкам для лошадей, и Хаифа, решив, что это может подождать пару часов, прилег на стог сена в наиболее чистом углу. В итоге, едва прикрыв глаза, он задремал. Будущий калиф вот уже два дня не мог найти времени, чтобы поговорить со своим наложником обо всем произошедшем. С одной стороны, отец был прав - Хаифа позволял себе слишком многое, но, с другой стороны, недели, в течение которой он пытался забыть о непокорном мальчишке в объятиях Раяны, хватило, чтобы понять, как важен для него парень. Без него было скучно, не хватало огонька и блеска то задумчивых, то разозленных серо-зеленых глаз. Войдя в широкие ворота конюшни, где, по словам управляющего, должен трудиться Хаифа, Анвар огляделся, ища взглядом стройную фигуру, пока не наткнулся на спящего в углу юношу. Приблизившись и присев на корточки возле него, наследник трона невольно улыбнулся и осторожно протянул руку, чтобы убрать волосы с его лица, скользнув пальцами по щеке. Мгновенье, и аккуратный носик забавно поморщился, и Хаифа открыл глаза. Почему-то именно сейчас они были по-особенному яркими и красивыми. Анвар тут же почувствовал облегчение, встретившись со взглядом этих глаз. Он боялся, что после шахт они поблекнут, и в них не будет того задорного огонька, что так тронул его сердце. Но он был. И от этого дышать стало легче. Будущий калиф залюбовался раскинувшимся перед ним зрелищем, травинками, запутавшимися в волосах наложника, немного сонным выражением лица… - Хаифа… - проговорил он, отбрасывая непослушные волосы и заодно отвлекаясь от непрошеных мыслей, не самых уместных в данный момент. – Как ты… - но договорить ему не дали. Теплые сильные руки юноши обвили его шею и потянули вниз. Подразнив калифа горячим дыханием, Хаифа легонько укусил Анвара за нижнюю губу, словно прося о большем, и ему не пришлось просить дважды. Ухоженные ладони будущего калифа прошлись по стройному телу юноши, сильнее вжимая его в золотистое сено, сохранившее в себе частицу солнца. Языком скользнув между приоткрытых губ, Анвар принялся исследовать желанный рот, ласкать небо и пытаться проникнуть глубже, словно для того, чтобы выпить всю душу из этого тела. Дабы Хаифа принадлежал только ему не только как наложник, но и гораздо больше... Юноша всхлипнул и отстранился от калифа, не открывая глаз. Анвар наблюдал за ним, ожидая того, что он скажет, но Хаифа молчал. Он плохо понимал, что хотел показать мужчине своим внезапным желанием, однако противиться этому порыву не было никакого смысла, потому он и поступил так. Юноша скучал по Анвару, и сейчас, когда тот оказался так неприлично близко, с трудом мог с собой совладать. Ему не хотелось начинать этот разговор первым. По сути, он даже не имел права спрашивать у своего господина об этом. Но у них с Анваром никогда не было нормальных отношений, приличествующих наложнику и их хозяину, а значит - и не стоило что-то менять. - Хаифа, посмотри на меня, - проговорил Анвар и через мгновение добавил: - Пожалуйста… Он склонился совсем низко, по прежнему не убирая рук с талии парня, и продолжал медленно поглаживать горячую кожу, наслаждаясь ее гладкостью. - Я не хочу смотреть тебе в глаза, когда задам этот вопрос… - наконец-то послышался голос Хаифа, ласкавший слух будущего наследника, словно ручеек. - Скажи, что ты чувствовал, проводя ночи с той рабыней? Я знаю, что ты был с ней… Управляющему лишь в радость указать мне мое место, - усмехнулся Хаифа, несмело зарываясь в жесткие волосы калифа. - Тебе было хорошо с ней? - У Раяны много талантов, в том числе и в умении доставить удовольствие. Но я ничего не чувствовал, кроме похоти, и мне жаль, что ты стал свидетелем подобной сцены, - темные глаза внимательно рассматривали тело парня, освещенное неверным светом. - Мне было важнее услышать это от тебя, чем ломать голову самому, - Хаифа на мгновенье открыл глаза и тут же прикрыл их, потянувшись к губам наследника в надежде насытится им и его поцелуями. Анвар, лукаво улыбнувшись в ответ, накрыл его губы своими, возбуждая опрокинутого на сухую траву парня легкими поглаживаниями по твердому животу. С удовлетворением уловив сбившееся дыхание, наследник продолжил ласки, спускаясь кончиком языка к шее, осторожно прикусывая кожу. И вдруг его глаза распахнулись. Отметина. У Хаифа была отметина! Обычно хозяева заказывали татуировку для своих любимых рабов, чтобы те всегда знали, кому принадлежат. У Раяны была такая на руке возле локтя. Она сама выпросила у Анвара вытатуировать его монограмму, когда они были особо близки, и калиф не видел причин, чтобы отказывать ей в этом. И у Латифа, по словам Раада, была маленькая буква «Р» где-то на бедре. Но здесь… татуировка была и у Хаифа… у него на шее. Значит ли это, что у него прежде был хозяин? Что все это время он притворялся белым ягненком, на самом деле таковым не являясь? Осознание подобного разозлило наследника, и он, практически зарычав, с силой сжал запястья юноши в левой ладони. Ревность затуманила разум мужчины, и свободной рукой он разорвал на юноше тонкие штаны. - Анвар! - в ужасе забился под ним тот, не понимая такую резкую смену его настроения. Но будущий калиф практически не слышал его голоса, в ушах звенело от бешенства и неконтролируемой ярости. Да как посмел этот мальчишка ему отказывать! Да глядя только на одну его внешность, можно было сразу разглядеть в нем далеко не невинного мальчика из пустыни! - Никогда, значит? Бедный мальчик, попавший в рабство и страдающий от тоски по родителям! Или, может быть, по предыдущему хозяину? - Что ты такое говоришь?! – в сердцах вскрикнул Хаифа, с трудом вырвавшись из-под Анвара. Не медля и секунды, юноша сильно ударил его по щеке, и, пользуясь минутным замешательством, попытался ускользнуть от словно с цепи сорвавшегося наследника, стыдливо придерживая на своем теле остатки разорванной ткани. Однако далеко уйти Хаифа не удалось. Анвар схватил его за запястье и, развернув к себе, с силой ударил кулаком в лицо, отчего у юноши из носа хлынула кровь. На этом будущий наследник не остановился, продолжая наносить яростные удары в грудь и живот наложника. У юноши потемнело в глазах, давать отпор не было ни сил, ни желания. Хаифа и так понимал, кто победит. Руки Анвара грубо прошлись по его телу, словно в попытке принести удовольствие, на деле оставляя за собой только следы от ногтей и саднящую кожу. Будущий калиф впился грубым поцелуем в губы Хаифа, ощущая солоноватый привкус крови, свободная рука скользнула между ягодиц юноши, палец слегка надавил на вход. - Ну давай же, Хаифа… Скажи, что тебе не нравится… Ведь я же мужчина, да и твой хозяин к тому же… Юноша только прохрипел что-то в ответ, сделав несколько слабых попыток вырваться, за что был избит снова, так что вскоре совсем утих, отдав всю власть над собой в руки своего хозяина. Подобное поведение немного отрезвило наследника, и следующий поцелуй был куда менее жестоким. Анвар понимал, что слишком поторопился с выводами, не спросив, откуда могла появиться эта метка на шее, но остановиться уже не мог. Он подтянул юношу ближе к себе, сокращая расстояние между их телами, и надавил на сжатое кольцо мышц, проникая внутрь его тела. Юноша сдавленно зашипел и рефлекторно сжался, на деле понимая, что делает себе только хуже. Внутри него все горело, а Анвар еще даже не переходил к более активным действиям. Хотя куда хуже? Ответа на этот вопрос у Хаифа не было, и он надеялся, что и не получит его. Хотя и понимал, что шансов на это не так уж и много. Однако, будущий калиф продолжал свою пытку, предусмотрительно подготавливая юношу. Все-таки, как бы зол Анвар на него ни был, сделать по-настоящему больно не мог. Остатки разума твердили ему сдерживать свои инстинкты. Мужчина покрывал поцелуями лицо и шею Хаифа, стараясь не оставлять и кусочка, где бы не коснулись его губы. Этот парень теперь принадлежал ему, только ему… Хаифа сдавленно зашипел и выругался, когда вместо смазанных слюной пальцев внутри оказался горячий член калифа. Анвар остановился, давая юноше привыкнуть. Он гладил его стройное тело в попытке успокоить, только Хаифа было все равно. Он готов был стерпеть любую боль, любое унижение, пусть этот человек делает все, что захочет, но растоптать его гордость у него так просто не получится. Юноша до сих пор не понимал, с чем связана такая перемена в настроении калифа. На душе тут же стало как-то пусто и в тоже время противно. Будто вот-вот вывернет. И это было куда поганее, чем если бы Анвар с позором наказал его прилюдно и заставил, словно преступника, идти по улицам города, давая люду возможность плюнуть ему в лицо или кинуть камень. Да пусть на его теле не осталось бы места, куда бы не достала плеть, или ему отрезали язык за проявленное неуважение и грубость. Бывает, телесная боль причиняет меньше страданий, чем боль душевная. И сейчас, когда болезненные, резкие толчки не приносили даже отголоска удовлетворения, Хаифа понимал это как никогда. Он для Анвара не более, чем раб. Был. И останется им же. И какие бы чувства не проснулись у них обоих по отношению к друг другу, ничего никогда не изменится, потому что всегда будет так – калиф и наложник. Клубы пыли поднимались над старой дорогой, давно разбитой копытами лошадей, но это был самый короткий путь в столицу Ирхмаана. Четверо всадников в черной одежде, застегнутой наглухо, чтобы защититься от песка и горячего воздуха, стремились как можно быстрее добраться к своему правителю, чтобы сообщить важную весть. По мере достижения ими цели пески сменялись твердым грунтом, и вот на горизонте появились очертания города, а за ним – и океан. Калиф Танас-Висам, что переводилось со священного диалекта как «божественная мудрость», с нетерпением ждал своих воинов, посланных во все стороны света за ответом, который он больше всего хотел узнать. Несколько лет назад его любимая жена покинула мир живых, и из действительно близких людей остались только дочери – Аши и Мохаль. Последнюю волю своей жены Танас-Висам не мог не исполнить. Именно поэтому сейчас он с нетерпением ожидал благих вестей от своих людей в надежде, что они нашли то, что он так давно искал по всему миру… Ворота Сури-ла-Нан отворились перед путниками на закате, когда каменные стены башен окрасились в пурпурный цвет. Калиф, забыв о правилах этикета, лично вышел встречать долгожданных гостей, чтобы пригласить к столу и выслушать вести из дальних уголков мира. Наемники, год назад отправленные в далекий путь, по очереди поведали калифу о своем путешествии. - Скажи мне, Сан-Рахмат, нашел ли ты на Севере то, что жажду получить обратно я всем сердцем? - обратился калиф к одному из путников, наблюдая, как тот делает большой глоток ароматного чая. - Долог был мой путь, господин, - начал путник. – Когда еще, казалось, день назад мой конь нес меня по пыльным дорогам под палящим солнцем, здесь встретили нас тьма и тишина, разрываемая лишь хрустящим снегом под копытами лошади. Северяне – полный духовной и телесной силы народ. Иначе им не выжить, настолько суровы природные условия. Приходится оборачиваться в несколько теплых шкур, чтобы спастись от лютого холода, бушующего там большую часть года. Но сами они горячи, воины мужественны, а женщины так же прекрасны и отважны, как и сильны. Гаремов там не держат, что удивительно, а всю работу по дому выполняет жена, ухаживая за мужем, родителями и детьми. Я не смог пересечь и половины огромной снежной пустыни, но уже в начале пути было понятно, что мне не найти и следа того, что я искал. Выслушав его рассказ о диковинном холодном крае, Танас-Висам обратился ко второму мужчине, чье лицо было испещрено многочисленными шрамами, полученными в бою много лет назад. - Что расскажешь ты, Касим? Какие вести ты принес с Востока? - Ничего, - словно гром среди бела дня, хриплый голос луной пронесся по залу. – Восточники все так же беззаботны и легкомысленны. И думать ни о чем, кроме веселья, не могут. Их земли укрыты необычайной красоты травянистым покровом, а на деревьях растут плоды непередаваемого вкуса. Не было и дня, чтобы этот народ что-либо не праздновал. Не было бы дня, чтобы я не мечтал вернуться на родину как можно скорее. Калиф Танас-Висам засмеялся. Касим был единственным из сидящих здесь путников, кто вырос в стенах этого дворца. Правитель знал его как свои пять пальцев. Угрюмее и нелюдимее человека он не встречал. И хотя для кого-то это покажется большим недочетом, калиф не мог не нарадоваться, каким исполнительным и преданным ему и своей державе был Касим. -Что ж, - вдоволь насмеявшись, Танас-Висам повернулся к следующему путнику. – А что расскажешь ты? - По вашему приказу я отправился на юг, мой господин, – заговорил Рашид, самый молодой из посланников. - Мой путь пришелся на Великую Айзерейскую пустыню, по тропам караванов и одиноких торговцев, чьи сундуки с трудом закрывались из-за лежащих в них диковинок и драгоценностей. Узнал я от них немало, но и столько же времени ушло. Торговцы вдоволь жаловались на смерти караванщиков от сабель иррингов, изобилие различных рабов на невольничьих рынках. Именно там я и встретился с Юсуфом, которому так же, как и мне, удалось уловить след… - И?! – возбужденно прервал его Танас-Висам, тут же поднявшись на ноги. Мужчина буквально навис на Рашидом, упираясь руками в прочную поверхность деревянного стола. Юсуф, доселе сидевший, закутавшись в темные ткани, снял капюшон плаща. Раскосые серые глаза в упор смотрели на калифа Ирхмаана. Путник приоткрыл обветренные губы и сказал. Одно лишь слово.