— Задание простое. Вам просто надо выбраться из этой ямы. У вас есть целый день. Увидимся завтра в это же время. Удачи! — сказал Тим, слегка поклонился и исчез.
Они оказались в ловушке. Зуко обошел яму по периметру в попытке найти легкий путь наверх и приглушить шквал упреков Катары. И снова Всё. Было. Его. Виной! Его уже тошнило слышать, насколько он неправ и глуп. Если бы только суметь найти выход! Яма была совершенно круглой и гладкой, примерно двадцати футов в диаметре, так что он даже не мог отойти от неё подальше. Сегодня он был ударен, окровавлен, вымотан, голоден, ослеплен, напуган, снова ударен и назван глупцом гигантским сфинксом. Всё в этом проклятом поиске шло наперекосяк!
— Видишь! Видишь, что бывает, когда ты меня не слушаешься! — воскликнула Катара, когда он ненадолго обернулся в её сторону. Он явно немногое пропустил. Она просто вещала по одному и тому же кругу. Я всегда права, ты всегда неправ. Бла-бла-бла. Она все бранилась, бранилась и бранилась. И Зуко уже тошнило от этого.
— Вот почему я должна быть главной! — топнув ногой, объявила Катара. Зуко рявкнул прежде, чем успел прикусить язык:
— Почему это ты должна быть главной? Это мой поиск! Это моя мама! Я не просил тебя идти! Ты просто приперлась и начала указывать мне, что делать, — с некоторым гневом закончил он. Зуко считал, что хорошо отнесся к её вмешательству в поиск и её Катарским замашкам в отношении всего на свете. Он же не мешал ей на каждом шагу, когда они ездили за Южными Налетчиками. Он даже ничего не сказал ей про покорение крови, которое тогда по-настоящему выбило его из колеи. Он просто позволил ей сделать то, что ей было надо. Он в достаточной степени уважал её, чтобы позволить принимать собственные решения. Но она никогда не оставляла его в покое.
— Ну, я бы не командовала тобой, если бы ты понимал, что творишь… а ты не понимаешь! — бросилась защищаться Катара и с новой порцией гнева и возмущения топнула ногой.
— О, зато ты знаешь, что ты делаешь! Это же ты обрушила мост своими негативными мыслями про его прочность, — напомнил Зуко и дернулся было сделать круговой жест рукой, должный означать «негативные мысли про мост», но который в итоге выглядел как скрюченные пальцы. Затем Зуко сложил руки на груди, считая, что достаточно ясно выразил свою мысль.
— А кто бы не стал думать те негативные мысли про мост… Ах, да! Только идиот! — голос Катары был полон издевки. Она тоже сложила руки на груди и встала нос к носу с ним, в прямом смысле слова. Несколько часов назад их лица уже оказывались настолько близко друг к другу, но совершенно по другой причине. Настрой полностью изменился. Зуко злился и устал, а потому поступил так, как поступал, когда на него нападали. Он напал в ответ.
— Чтож, я идиот, который вытащил нас из пропасти, пока ты билась в истерике. Ты только и делала, что замедляла меня всё это время. Я бы уже закончил с поиском, если бы ты не увязалась за мной!
Что Зуко говорил? Он так завелся, что, кажется, не мог остановить поток полных ненависти, ранящих слов, исходящих из его рта. Катара возмущенно фыркнула, а потом с силой принялась тыкать пальцем в его грудь.
— Да ты бы даже не прошел *тык* первое испытание *тык* если бы не я *тык* ты, большой *тык*… ты, большой *тык*… ты, большой покоритель козлов! — закончила она с экстра сильным тычком в грудь.
— Ну, если я покоритель козлов, то ты самый командирский человек на свете! — не остался в долгу он и широко взмахнул руками. Потом он упер руки в бока, пародируя характерную Катарину позу для внушающих надежду речей, и произнес высоким голосом, который должен был имитировать её отрывистый командирский тон.
— Очевидно же, ты, гусь! Ты совершенно неправ! Я полностью права!
Он тут же понял, что зашел слишком далеко. Она посмотрела на него с таким потрясением и печалью, что ему захотелось забрать свои слова назад и извиниться. Он просто был зол, избит и резок, и ей не стоило обращать внимание на его слова.
— Просто я действую в твоих же интересах, придурок, потому что сам ты не способен на это. Ты такой импульсивный! Ты никогда ничего не обдумываешь, и именно поэтому мы оказались в этой гигантской яме судьбы! — выкрикнула она и вскинула руки вверх, чтобы проиллюстрировать ту гигантскую яму судьбы, в которой они находились. Затем она решительно удалилась на другую сторону ямы. Она развернулась и уперла руки в бока, неосознанно скопировав ту позу, что он изобразил всего минуту назад.
— Сама не понимаю, почему я пошла с тобой. У меня вообще не должно быть желания общаться с тобой. Я вообще не должна хотеть быть твоим другом после всего, что ты сделал. После Ба Синг Се! — визгливо крикнула она.
Зуко почувствовал, как будто ему дали пощечину. Он столько сделал после Ба Синг Се, чтобы загладить свою вину перед ней. Перед всеми. То была самая большая ошибка из его весьма длинного списка ошибок. Он всегда чувствовал себя немного виноватым перед людьми, которых подвел в тот день. Но ему нужно было вернуться на стартовую точку, прежде чем идти вперед. Они ведь говорили об этом. Весьма серьезный разговор в один из вечеров после финальной битвы. Катара сказала, что на самом деле простила его, и он никогда не был так счастлив, как в тот миг. Как она могла бросать ему в лицо такие слова теперь? Сколько раз ему придется извиняться за одну единственную ошибку?
— Ба Синг Се! Как ты можешь снова вспоминать Ба Синг Се! Я думал, мы уже прошли это! — крикнул он в ответ, чувствуя больше боль, чем гнев.
— Прошли! — фыркнула Катара, а потом добавила, — Ты хоть представляешь, как больно мне было?
На самом деле, Зуко почти что представлял. Если она собиралась продолжать поднимать тему Ба Синг Се при каждой ссоре, никаких разговоров не будет. Зуко уже тошнило, что его стыдят той пещерой, когда она сама тоже сделала ему больно.
— А ты знаешь, как больно было мне? — рявкнул он в ответ, и её глаза удивленно распахнулись. — Ты сказала, что можешь исцелить мой шрам, а потом свалила, как только показался драгоценный Аанг!
Зуко удивил сам себя. Он никогда об этом не говорил. Никогда. Ну, теперь она знала. Теперь она знала все его секреты. Знала, что он до сих пор задавался вопросом, могла ли она на самом деле исцелить его ужасный, уродливый шрам. Знала, что он чувствовал небывалую мелочную зависть к Аангу в тот день. Зуко всегда чувствовал, что, вероятно, она всегда будет любить Аанга чуть сильнее, чем их всех. В конце концов, она дольше всех верила в него. Она всегда предпочтет Аанга ему, если до этого дойдет. Не то чтобы Зуко винил её. Зуко бы тоже больше любил Аанга. Аанг спас мир. Аанг был сплошной улыбкой и солнечным светом. Его было просто любить. Зуко любить было непросто. Зуко был многими вещами, но он знал, что его невозможно и, вероятно, никогда не будет возможно, любить просто.
— Что? — почти что прошептала Катара. Кажется, его речь лишила её паруса ветра, и её тон был куда менее заряжен праведным гневом, когда с некоторым возмущением она добавила:
— Дело же не в этом!
— А в чем же? Скажи мне! Ты же всегда говоришь!
Зуко уже даже не понимал, из-за чего они ссорятся. Это было ссора ни о чем. Глупая ссора.
— Дело в том, что ты невозможный, импульсивный идиот! — Она произнесла фразу так, словно это было самой очевидной вещью на свете.
Ей надо, чтобы последнее слово всегда оставалось за ней. Как правило, Зуко позволял ей это. Они не ссорились по-настоящему уже очень долгое время. Да, по дороге сюда они цапались из-за огненных хлопьев, магазинов и похабных скал, но это скорее были дружеские споры, и Зуко всегда отдавал победу ей. Так сильно они не ругались с самых первых дней в Западном Храме Воздуха. Зуко ненавидел ссориться с ней тогда, и ещё сильнее ненавидел это сейчас. Просто он был так зол и полон чувств. Он чувствовал гнев, хорошее несварение, печаль и вину, и всё это плескалось и перемешивалось у него внутри. Он не знал, что с этим делать.
— Ну, если я невозможный, импульсивный идиот, то ты самая большая любительница покомандовать из всех, кого я знаю… а я вырос с Азулой, — сказал он и тут же пожалел о своих словах. Он правда не собирался такое говорить. Катара совершенно не была похожа на Азулу, он знал это, и всё равно сказал.
Катара зарычала, как дико свирепый саблезубый лоселев, издала звук, напоминающий «у-у-ургх», сбросила пробку с меха с водой и плеснула в него ледяной волной. Его окатило с головой. Холод поверг его в шок и заставил отключиться. Секунду они просто стояли и смотрели друг на друга. Зуко видел её злые синие глаза, её тяжелое дыхание. Он не хотел ссориться с ней. Совсем. Зуко глубоко вздохнул и заставил себя стоять спокойно. Он вдыхал и выдыхал. «Успокойся», — говорил он себе. Он знал, что у него ужасный нрав, но он ни за что не станет отвечать покорением. Просто не станет… Как бы он ни злился, сколько бы воды она в него ни швыряла. Она просто намочила его, но огонь… огонь всегда ранит.
Зуко стиснул кулаки и не знал, что ему с собой делать. Будь они во дворце, он бы вылетел прочь и заперся в своей комнате, пока мир не перестанет вращаться, а он перестанет думать мысли с большими кляксами сердитых цветов. Двадцать футов — вот как далеко он мог уйти от неё. Поэтому он сел на противоположном конце ямы, сложил руки и старался не смотреть на неё. Когда он смотрел, то видел, что она сидела в похожей позе.
Предстояло соревнование, кто кого переупрямит.
0o0o0o0o0o0o0o0o0o0o
Катара сверлила Зуко взглядом, сидя на противоположном конце ямы и глядя поверх сложенных рук. Он хандрит. Как типично. Он смотрел в каком-то другом направлении и отказывался встречаться с ней взглядами. Как же она зла! Как он мог сказать ей те слова, после всего, что было! Он сравнил её с Азулой, ради всех духов! Она раздраженно фыркнула. Ей очень хотелось снова окатить его ледяной волной.
Нет, она не хотела, поправилась она. На самом деле не хотела. Он сидел напротив неё с несчастным видом, весь мокрый, и время от времени дрожал. Пламя, которое он держал в ладонях, не высушивало его одежду, а солнце уже село и стало холодно. Катара тоже дрожала. Она могла бы подойти, высушить его одежду, а потом они могли бы прижаться друг к другу, и обоим было бы тепло.
Нет! Она не могла так поступить, потому что он был невозможным, импульсивным идиотом, который так неимоверно бесил её. Он заставлял её испытывать эти экстремальные эмоции. Сейчас она чувствовала гнев, а всего несколько часов назад она чувствовала, что он был самым милым мальчиком из всех, кого она знала. Она хотела привести его к себе домой, ради всех духов! Как он мог заставить её переживать эти две крайности за один день?
Он не стал отвечать ей покорением, просто бросил на неё невероятно раненый взгляд и отвернулся. Катара предпочла бы уворачиваться от огненного залпа. В том взгляде была боль, печаль и неверие. Он точно так же посмотрел на неё, когда она вспомнила Ба Синг Се.
Она всегда считала это своей козырной картой. Способом пресечь все возражения. Зуко всегда чувствовал себя плохо после этого, начинал извиняться, и тогда она могла великодушно простить его снова, и ссора заканчивалась. У них был очень долгий разговор вскоре после окончания войны, который состоял главным образом из того, что Зуко извинялся в своей Зуковой манере. С тех пор они об этом не говорили. Это почти что стало правилом между ними: они не будут больше поднимать эту тему. Катара считала, что больше никогда-никогда не упомянет о Ба Синг Се снова, если на неё не надавят. Ну, сегодня на неё давили, и он тоже надавил в ответ.
Он до сих пор думал о её обещании исцелить его шрам. Катара была крайне удивлена. Он ни слова об этом не говорил. Катара помнила, как ощупывала пальцами его шрам, грубый и бугристый. Тогда она впервые коснулась его, как друга. Она просто ушла. Она даже не знала, как сильно это ранило его, и что он до сих пор думал об этом. Он воспринял то обещание близко к сердцу.
Она не станет жалеть его. Тогда он обернулся против неё, как он обернулся против неё сейчас. Но тихий голос в её голове, подозрительно похожий на голос её мамы, сказал нет. Нет, он был потерян, запутался и действовал импульсивно. Как всегда. Как сейчас. Бил в ответ и хандрил. Катара была такой же. Она поступала точно так же. Сокка всегда дразнил её по поводу её темперамента, когда они были детьми. Она знала, что в равной степени виновна в их сегодняшней ссоре, но она не станет извиняться первой. Не в этот раз.
Почему она сидела здесь и хандрила? Это же был Зуко, который принял удар молнии вместо неё. Она содрогалась, просто подумав об этом. Как близко она была к тому, чтобы потерять его. Зуко, который застенчиво улыбался и редко смеялся, но у него была особая улыбка, специально для неё. Зуко, которого мучили кошмары, который приносил ей драконику, поднимал её по скале и знал все звезды для навигации, но ни одной звезды для предсказаний. Зуко, который верил в оракулов, но при этом называл их глупыми. Зуко, настроение которого было переменчивым, как осенняя погода. Зуко, к которому она привязалась так, как никогда и ни к кому не привязывалась.
Она знала, что бывала чрезмерно настойчивой, но, казалось, Зуко всегда принимал это её качество. Он позволял ей выходить победителем из каждой их перепалки. Как он мог назвать её командиршей? Разве он не видел, что всё, что она делала во время этого глупого поиска, она делала для него? В конце концов, она сидела в этой гигантской яме судьбы не ради своего
блага. Просто хотела присмотреть за ним. Его импульсивность очень беспокоила её. Это правда. Даже если она сказала в гневе, это правда. Из-за своей импульсивности он дважды чуть не умер на её глазах. В первый раз, когда прыгнул на те воздушные корабли в Западном храме воздуха, чтобы драться с Азулой, и второй раз во время Агни Кай. (Может быть, его близость к Азуле делала его глупее и отчаяннее). Если с ним что-нибудь случится, она никогда не оправится. За ним нужно приглядывать, признает он этот факт или нет. Разве он не видит, что это всё, чего она хочет?
— Катара? — его голос прозвучал с другого конца ямы и прервал её мысли. Его взгляд был полон сожаления, но он отвел глаза, когда она посмотрела на него. — Катара, извини меня. Я не хотел говорить тех слов. Я очень благодарен, что ты пошла со мной и…
Катара встала, пересекла разделяющее их пространство и обхватила его руками прежде, чем он смог закончить. Она крепко держала его, и он тоже обхватил её руками, а его большие ладони успокаивающе гладили её по спине. Они долго держали друг друга. Достаточно долго, чтобы считать это объятием.
— Извини меня, — прошептал он, жарко дыша ей в ухо.
— Ты тоже меня извини, — прошептала она в ответ.
0o0o0o0o0o0o0o0o0o0o
Как она могла упоминать Ба Синг Се? Как она могла? Так нечестно! После всего, что Зуко сделал, чтобы искупить свою вину перед ней. После всего, что он сделал для неё. Он бы сделал что угодно ради неё. Во имя всех духов, он уже принял за неё удар молнии! Что ещё он мог сделать? А она просто брала и бросала в лицо все его ошибки. Разве она не понимает, как ему плохо от этого? Она говорила, что понимала, говорила, что простила его, и он ей поверил. Может быть, на самом деле она не простила. Может быть, глубоко в душе, она продолжала его ненавидеть. Может быть, все надежды Зуко были смехотворны. Может быть, она никогда не относилась к нему так, как он относился к ней.
Он просто сказал, не подумав. Сказал, не подумав, сделал, не подумав. Вот в чем обвиняла его Катара и была права. Таков он был. Он никогда не хотел ранить людей, которых любил, но иногда так сильно злился, что слова просто вырывались наружу. Он сравнил её с Азулой… в задницу всё… Она никогда больше с ним не заговорит, и они просто будут сидеть в этой яме, сверлить друг друга взглядами, и Зуко не будет знать, как всё исправить.
Он очень сильно ранил её, когда говорил о её командирских замашках. Он не хотел, ну, не совсем. Она была командиршей. Если бы все любители покомандовать на свете собрались вместе, Катара стала бы их королевой. Ей бы дали большой командирский скипетр, который она сочла бы недостойным, а потом нашла бы изготовителя скипетров и указала ему, как сделать скипетр получше. Её склонность командовать не имела аналогов. Эта девушка поучала сфинкса, как загадывать загадки, во имя всех духов! Втайне ему вроде как нравилась её склонность командовать, как она брала на себя ответственность, как заботилась.
Затем он вспомнил, какой маленькой была Катара, когда потеряла свою маму. Как она стала мамой для своей маленькой семьи. Она справилась, став чуть больше командиршей, потому что её мама тоже была немного командиршей, а Катара хотела как можно больше походить на неё. Зуко бросил всё это ей в лицо, как какой-то гигантский козёл. Она была права. Он был покорителем козлов.
Зуко взглянул на неё, и она смотрела куда-то в сторону. Он собирался извиниться, может быть, целый миллион раз. Он не хотел ранить её чувства. Он начал формулировать извинение. Казалось, Катара всегда понимала многое из того, что он хотел сказать, ещё до того, как ему удавалось облечь это в слова.
— Катара, извини меня.
Она удивленно подняла голову, и на её лице читался шок. Внезапно он не мог встретиться с ней взглядом. Он отвел глаза в сторону и начал извиняться:
— Катара, извини меня. Я не хотел говорить тех слов. Я очень благодарен, что ты пошла со мной и…
Он не заметил, как она встала и побежала к нему, пока не повисла на нем, обнимая его своими тонкими руками. Он прижал её к себе и вдыхал её запах. Кажется, он снова мог нормально дышать. Он прошептал ей на ухо, как сильно он извиняется, и она прошептала в ответ. Она тоже извинялась.
