Записи серийного убийцы

Думаю, вы представляете меня уродом, и я подразумеваю внешность. Хотя и в моральном плане наверняка не кажусь ангелочком. Это к тому, что гораздо легче представить, что в подворотне ножом орудует страшный мужик с обожжённой перекошенной рожей и длинными сальными волосами, чем обычный парень. Но открою вам маленькую тайну: такой, как я, может ехать с вами в автобусе, обедать в кафешке за соседним столиком или даже обучать какому-то школьному предмету — и вы никак не разглядите в лице такого человека убийцу. Я, к примеру, выгляжу как тысячи мужчин моего возраста. И в этом не уникален, увы. Как же жаль. Согласитесь, легче видеть монстра в уродливом бедняге, который пострадал в аварии, чем в непримечательной внешности прохожем. Тупые стереотипы не вызывают во мне какого-то негатива, просто это забавно. Забавна эта наивность. Неприятно, наверное, когда к тебе подходит обычный парень, якобы заблудившийся, и просто… убивает тебя; в то время как безобидный уродец, который, например, хотел переброситься парой дружеских слов, мог бы сейчас тебе помочь, но ты его послал куда подальше. «Неприятно», пожалуй, не то слово, ха-ха. Знайте, что с вами в автобусе, ничем не выделяясь из пассажиромассы, может ехать как будущий гений, так и маньяк, террорист или насильник. Живите с этим. Я не зря упомянул обучение школьным предметам, так вот я — репетитор. И это очень удобно для меня, для моего хобби. Первая мысль, которая заякорится в вашей голове, что я убиваю всяких школьников. Однако промах. Мне нахер не сдались малолетки. Это по меньшей мере глупо, ведь меня вычислят на раз-два, да и какая бы то ни было система мне не нужна, как я уже говорил. Удобство моей работы заключается в том, что я постоянно выезжаю в разные места, которые могу за время изучить. Нужно понять, где меньше всего людей, где не светят фонари и не палят камеры, а уж потом приступать к делу. И нельзя задерживаться больше одного раза в одной локации. Это так примитивно, но это работает. Для того, чтобы тебя не поймали, достаточно просто не быть тупым. Достаточно просто немного думать. Я не оставляю никаких идиотских фирменных знаков, типа метки Зорро. У меня нет особого почерка, потому что мне не нужна слава, тем более серийного убийцы; люди даже не знают (может, подозревают, но точно не знают), что причиной всем этим смертям служит один человек. Любимым делом я занимаюсь уже долгое время, но не так часто, как может показаться. Всего раз в месяц я играю роль Смерти. Каждый раз новое отдаленное место, где очередной зевака заканчивает свою линию жизни, чаще недолгую. Если бы я пускал людям кровь каждый день, или даже каждую неделю, было бы невозможно не оставить следов, которые вскоре привели бы ко мне; к тому же, это начало бы наскучивать, перестало б давать мне столько удовлетворения и энергии. Ведь гораздо приятнее вкусно поесть, когда ты долго был голоден, чем неуёмно жрать и уже блевать от съеденного. Я давно перестал считать, сколько людей убил и от скольких трупов по возможности избавился. В этом нет никакого смысла. Мясник не считает свиней, которых он зарезал. Наверняка вы задаётесь вопросом, что я делаю в перерывах между убийствами, на что я трачу заработанные деньги, помимо главных нужд? Я покупаю немало разной одежды, словно неуёмный шопоголик. И не потому, что гонюсь за модой, просто нельзя всегда ходить в одном и том же тряпье, иначе рано или поздно тебя запомнят и опознают. Не правда ли, подозрительно, если при каждом убийстве рядом с местом происшествия видели парня в одном и том же полосатом свитере? К тому же, даже убийца любит сходить, например, в кино. Человек ведь, как-никак. Когда-то меня вытаскивал в киношку мой приятель — знаток всех топов и рейтингов, а сейчас я как-то привык ходить жевать попкорн в одиночку. Иногда я не против посетить картинную галерею: с детства люблю живопись, экспрессию, краски… …Первое намеренное убийство я помню в ярчайших красках. Во всех оттенках красного. Самое забавное, что жертва сама пришла ко мне, сама залезла в капкан. А ведь в капкане даже не было приманки. Была поздняя ночь… хотя это, блин, очевидно. Можно было не уточнять. Я люблю гулять по парку, особенно когда в нём тихо и одиноко, заполняя пустоту аллей своими мыслями. В тот день я просто сидел на скамейке: думал, наблюдал, будто ожидал чего-то, сам того не подозревая. Его я заметил почти сразу — мало кто ночью гуляет в одиночестве по таким местам. Молодой парень, пьяный. Пьяный не настолько, чтобы падать при каждом шаге, но достаточно, чтобы выйти прогуляться в такое время без страха, что тебя ограбят. Или убьют. Он, вроде бы, хотел пройти мимо, но что-то его остановило: возможно, он взаимно удивился одинокому чудаку в парке (мне), однако я больше склоняюсь к тому, что это было просто желание курить. В общем, этот парень попросил у меня сигарету. Благо для него (или не благо), я не жадный и не мелочный, поэтому не отказал. На пачке Винстона, которую я достал, красовались уродливые раскрошившиеся зубы, и чуть ниже крупным шрифтом: «Курение убивает». Он сел рядом. Я, если честно, ждал, пока он докурит и уйдет, но неожиданно он произнёс: — Эти чертовы суки. Ебучие неблагодарные суки… Совершенно непонятно, к чему это было сказано. Я не нашёлся, чего ему ответить, поэтому промолчал. Думаю, он и не хотел услышать ответа. — Все бабы — чёртовы шлюхи… Как она могла, после всего? Лицемерная мразь! — казалось, он сейчас заревёт. — После всех подарков и… не понимаю, как она так может поступать. Как ни странно, я не чувствовал неловкости. Этот парень был в говно, и ему просто хотелось кому-то выговориться. Моё мнение ему было важно так же, как усопшему принесённые на могилу цветы. Я чувствовал себя словно на исповеди, только в роли священника. Словно я тот, кто мог бы забрать его боль. Он говорил: — Я ведь был хорошим парнем. Я любил её, я берёг её, но она предпочла этого урода… Говорил: — Я делал всё, чтобы она была счастлива. Говорил: — Но она решила, что с тупым гопарём ей будет лучше… Он говорил-говорил-говорил, и я уже не слышал его. Я думал о том, что я и вправду могу забрать его боль… Кажется, на его глазах были слёзы. Ему хотелось найти утешения, спасения. И тогда я понял, что я и есть тот, кого он искал. Причина, по которой он сюда пришёл. Я — его спасение. Тот, кто заберёт бремя его страданий, возложив на свои плечи. Это первобытное желание… с ним невозможно бороться. Знаете, убить несложно, но вот нанести первый удар, преодолеть грань — вот что вызывает затруднение. Я положил руку в карман, где лежал мой нож (был для самозащиты), и почувствовал, как вспотели ладони. Тело охватило сладким жаром. Волнение и даже, наверное, страх сдерживали меня, но желание было сильнее. Как говорится, запретный плод… Появилось трепетное чувство, как перед первым поцелуем. Да и в целом, как бы бредово это не звучало, букет ощущений был как на первом свидании, когда сердце разгоняется всё быстрее и быстрее, по телу — мурашки, а в голове клубится туман. Так что любовь и смерть живут не слишком уж далеко друг от друга, я бы даже сказал, что они — кровные родственники. Из тумана мыслей я успел выхватить одну неплохую, что если ты не решишься на что-то в течение десяти секунд, то так и не сделаешь этого. Что ж, я и не стал медлить. Я не выбирал, куда буду бить, но мой нож, видимо, решил, что это будет живот. Я резко нанёс удар и удивился этому, пожалуй, даже больше, чем сам парень. Он же вовсе не понял, что произошло. Несколько секунд, казалось, парень даже продолжал говорить, пока не увидел торчащую из собственного живота рукоять ножа. Он замолк, пронзительно уставившись на меня. Хотелось сказать ему, мол: «Парень, что с тобой? Где твоя реакция? Очнись, тебя убивают, здесь и сейчас». Он еще дышал, его грудь тяжело вздымалась, пока я не вырвал из него нож и не нанёс очередной удар. Ещё, еще, и еще! — Я вошёл во вкус и уже не мог остановиться. В тот миг я вновь испытал то одуряющее удовольствие, как в первый раз, только в разы сильнее. Пока капли крови с ножа при каждом рывке-ударе отлетали мне в лицо, я чувствовал… нет, я был божьей рукой, да самим вышним вершителем!.. Я выбрал судьбу за человека, его исход, я оказал ему милость, избавил от мучений — распорядился его жизнью. Я… И это чертовски приятно! Когда я смог остановиться, живот парня был похож на швейцарский сыр. Скамейку будто перекрасили в красный. Кровь, стекая по убитому, медленно капала на землю в такт моему сердцебиению. Но эйфория схлынула. Начав приходить в себя, как алкоголик после недельного запоя, лишенный бутылки, я ощутил перманентный ужас, шок от сотворенного деяния. Всё это было так расплывчато, будто бы во сне, где собой управлял не я… не тот я, что учит детей русскому языку, а по вечерам смотрит по телевизору спортивные бои. Когда видишь перед собой настоящий человеческий труп, изрезанный как бумага в шредере — никак не можешь поверить, что сделал это именно ты. Непроизвольно я схватился за лицо, совсем забыв, что делал этой самой рукой минуту назад. Почувствовав липкую солёную влагу на щеке, на губах, посмотрел на подрагивающую ладонь — вся она в темной и вязкой крови, которая в темноте ночи казалась банальной грязью. Не было отторжения, рвотных рефлексов, лишь эта сучья паника. Я не знал, что со всем этим делать. От крови свербило в глазах, она была везде: на трупе, на земле, на мне. Я боялся, что меня могут увидеть в любой момент, поэтому тормозить было нельзя. Не придумав ничего лучше, я умыл лицо в луже, чувствуя себя при этом грязной псиной. Я по прежнему не понимал, что с этим добром можно сделать; а что мы делаем, когда не знаем, как решить проблему? — правильно, убегаем от неё. И я просто смылся. В итоге, это и было лучшим решением, ведь остаться там — было бы жирной точкой в нетривиальной повести моей жизни. Когда прошли все «побочные эффекты», типа ужаса и паники, я с огромным удовольствием вспоминал это событие, тот драйв. Это в сто крат лучше секса, вкусной еды, приличного курева. Кстати, насчет курения: моя пачка Винстона не врала тому парню, подошедшему за сигаретой — курение убивает. Курение действительно убивает. Ну, а я что? Я разрезал алую ленточку. Сезон охоты открылся.