Родственные связи

Сад на территории поместья раскинулся далеко позади дома. Такой же старый, как и само строение. Но, к счастью, болезненный энтузиазм Эммы не был направлен на его совершенное благоустройство, поэтому большая часть не была облагорожена. Лишь вокруг правого крыла дома благоухали розовые кусты и регулярно расчищались дорожки, да подъездная аллея содержалась в относительном порядке. Сам же парк стоял в первозданном разросшемся виде, садовник только подрезал и спиливал совсем уж неблагонадёжные деревья. Нико сидел в одной из беседок в центре буйно цветущей Mari Baumann, карминово-красные цветы которой теперь до самой осени будут щедро усыпать все кусты. Нежно-приторный запах махровых роз щекотал ноздри и распространялся далеко вокруг. Тихая безветренная погода, жаркое солнце, лениво жужжащие мухи и степенно пролетающие мимо толстые шмели — середина лета во всей красе. Мальчишка с удовольствием забрался бы сейчас в какой-нибудь дощатый полумрак, с небрежными паутинами по углам и таинственными тенями. Но, к сожалению, в ведомстве его матери таких уютных местечек не было. Ажурная ковка белоснежных навесов над удобными, мягкими скамеечками располагала к томному распитию чая с убелёнными сединами благодарными слушательницами, но никак не помогала разобраться в смятенной юной душе. Сейчас, как никогда, он был доволен невниманием родителей. Нет, мама и папа безусловно любили его и заботились, особенно отец. Для матери же всегда было достаточно соблюдать вывеску внешнего благополучия: дом, полная чаша, успешный муж, воспитанный ребёнок — синонимы порядочной, благонадёжной женщины в её понимании. Она никогда не оставляла сына, не обижала и не била, спаси бог! Но настоящего участия в его жизни со стороны самого близкого человека Нико никогда не чувствовал. Папа проявлял интерес к его друзьям и увлечениям, но тоже относительно поверхностно. Он слишком был занят работой, чтобы вплотную разделить с ним все ребячьи заботы и радости. Поэтому Нико мог вздохнуть спокойно. Любящая и заботливая мать своим чутким сердцем мгновенно почувствовала бы необратимые перемены в жизни сына, но Эмма… а отцу нравилось, что мальчик так сблизился с его братом. Они просто не замечали, как иногда Нико смотрит на Михаэля, забывшись, где находится или задумавшись. Никто ни на что не обращал внимания, и Нико был полностью предоставлен самому себе. Парень бездельничал, покачивая ногами, запрокидывая голову и прикрывая глаза. Он давным-давно забросил чтение и обширная библиотека скучала без него в сухой книжной пыли. Нико был просто не в состоянии ничем заняться, без конца прокручивая в голове тот или иной эпизод прошедшей ночи или очередной разговор с дядей. Мысли о том, что когда-то, возможно даже в очень недалёком будущем, придётся нести ответ за свои поступки, приходили, конечно, в его голову. Но он стыдливо гнал их прочь. Не хотел сосредотачиваться на плохом. Ему хотелось сейчас лишь вспоминать жаркие поцелуи, пробирающие до самой глубины острой щекоткой, ласки, бесстыжие, умелые, только для него одного… … - Ну скажи мне, чего тебе хочется? Как ты хочешь? — Нико прятал лицо подмышку Михаэлю и мотал головой. Его выуживали из укрытия, прижимая к постели, отводили руки от глаз и со смехом продолжали допрашивать. - Чего ты, чёрт тебя побери совсем, стесняешься уже? Ты только что совершенно голый сидел на мне верхом и мой член был у тебя в заднице — чего в этой ситуации можно стеснятся? - Всего! — глухо пробормотал в подушку Нико, отбиваясь от настойчивых притязаний дяди. - Ты даже посмотреть на меня боишься в этот момент! Ты что, и меня боишься тоже? Михаэля бесила и одновременно завораживала стеснительность молоденького любовника. Вот и теперь, обхватив рукой его длинную шею, с нежной вспотевшей кожей, ему хотелось то заласкать его до обморока, то вышвырнуть прочь насовсем. Хотя тут он, конечно, кривил душой. Никуда бы он не делся, слишком сильно увлечённый мальчишкой. Нико отдышался, уложил голову Михаэлю на грудь и, по-прежнему не глядя на него, с трудом выдавил: - Я не могу разговаривать так просто. - А что здесь сложного? — Михаэль фыркнул, огладил мальчика по всему телу, от выпирающих рёбрышек до низа спины, захватывая вопиюще завлекательные окружности и сам того не подозревая, снова и снова отвлекая его от разговора, который сам начал. - Ну… ты такой! Ты привык к совсем другому… а я маленький, глупый, ты смеяться будешь… — Нико смущённо водил носом по широкой волосатой груди и с наслаждением замирал под его ласкающими ладонями. - Какой это я «такой»? — изумился Михаэль. — Не буду я смеяться. Нико сел в постели и посмотрел, наконец-то, на лежащего на спине дядю. В его блестящих глазах скакали смешинки, обаятельная улыбка от уха до уха, — ах, как он любил его улыбку — весь такой по-домашнему расслабленный, взъерошенный, большой и сильный. - Не такой как все, не похожий ни на кого, особенный! Михаэль всё-таки расхохотался, зажмурившись и наморщив нос. - Господи, мальчик мой дорогой! Под каким плинтусом тебя растили, если старый, страшный дебошир и пьяница кажется тебе кем-то особенным? Нико открыл было рот, чтобы сказать ему, что никакой он не старый и совсем не страшный, но дядя заложил руки за голову и принялся высказываться сам: - А знаешь, я могу тебя понять, потому что ты для меня тоже в каком-то смысле особенный. - Как это? — парень растерялся. - Потому что у меня никогда не было таких мальчиков-девственников, да и девочек, впрочем, тоже. - Ох… и девочек? — только и смог выдавить мальчишка. - Ты настолько не уверен в себе, что не можешь представить, что сам можешь быть для кого-то особенным, единственным и лучшим? Нико бросило в жар. «Единственным и лучшим», — именно таким и был для него Михаэль. Но чтоб он, для кого-то? Для него? Нет, это слишком смело. Пока мальчик переваривал новую для себя информацию, дядя смачно потянулся и заявил: - Слушай, я жрать хочу. Пошли, потрескаем чего-нибудь? — и начал выбираться из кровати, на которой они так уютно устроились. Очередное потрясение не заставило себя долго ждать: - Пойдём вдвоём? На кухню? Среди ночи? - Ну да, а чё? — Михаэль надел безразмерные домашние штаны и хитро прищурился: — Боишься? - Боюсь, — согласился Нико, — а ты? — перспектива быть застигнутым в такой час за уминанием бутербродов в компании дяди не казалась парню слишком удачной. - Если что, скажем, что встретились прямо возле холодильника, одновременно, что здесь такого? — Михаэль уже нетерпеливо потирал руки в предвкушении ну очень позднего ужина, и его забавляла неуверенность юноши. «С ним всегда так — всё просто, легко и естественно, — рассуждал про себя парень, пробираясь тёмными коридорами на первый этаж следом за Михаэлем. — Мне бы такие способности: быстро придумывать план и без рассуждений идти вперёд.» Мягкие тапки тихо шлёпали по голым пяткам, прохладный ночной воздух из распахнутых окон в гостиной приятно холодил разгорячённую кожу. Внезапная ночная авантюра начала казаться настоящим приключением, и Нико стало весело. Последний раз такой игривый восторг в нём вызывало ожидание рождественских подарков в глубоком детстве. Ему никогда до этой поры не приходило в голову, что можно сходить поесть на кухню просто потому, что захотелось. - И вообще, поменьше трепыхайся. Иначе выдашь даже то, чего и в помине нет. Михаэль включил свет и принялся шарить по шкафчикам и полкам холодильника. Нико постоял ещё посередине просторного помещения, бездельно обозревая углы в светлых плинтусах и поблёскивающий хромировкой кофейный аппарат, и осторожно опустился на краешек табуретки. Дядя глянул на него через плечо и снисходительно фыркнул: - Ты, поди, и хлеба себе самостоятельно не отрежешь? - Отрежу! — обиделся Нико и порывисто привстал. - Сиди уже, горе моё! — Миха уверенно метал на стол баночки и свёртки. — О, то что надо! - Нельзя быть таким беспомощным, Ники! — дядя разорвал пакет, извлекая тонкие пшеничные лепёшки. — Умение обслужить самого себя и есть важнейшее условие самостоятельного, взрослого человека! - Дай-ка мне вон ту сковородку, а себе возьми большой нож и доску с листиками. — Дядя положил перед ним пучок зелёного лука и лаково-красный помидор. Нико пошарил глазами по рабочей поверхности кухни и, обнаружив искомое, выполнил его просьбу. Пока Михаэль крошил на сковородку душистый чеснок, ему пришлось очень постараться, чтобы нарезать лук мелко, а помидор не превратить в неаппетитную кашицу. - Ну вот видишь, не так уж это и сложно! — одобрительно подмигнул ему дядя и отобрал разделочную доску. Ловко нарезал сам ровными кусочками ломоть мяса — Нико затруднился опознать его принадлежность — и отправил на сковородку. - А что ты готовишь? Это долго? — парнишка почувствовал настоящий голод лишь теперь, наблюдая за таинственными, на его взгляд, манипуляциями дяди. - Народная национальная мексиканская еда — буррито! Очень вкусная штука — учись, пока я жив, короче! — насмешливо представил своё творение Михаэль, тщательно перемешивая в сковородке яркую смесь нарезанных перцев, помидоров, лука и мяса. — Открой мне банку вот эту, справишься? - Ага. — Кукуруза и фасоль отправились туда же, на сковороду. Аромат витал в воздухе просто бесподобный. Острый, сочный и насыщенный. Нико с удовольствием наблюдал, как дядя снуёт по кухне, орудуя продуктами и столовыми приборами, как заправская домохозяйка. Его бесспорной мужественности не мешало ничто: ни полотенце, игриво повязанное на пузе, ни ложка в мускулистой руке, ни способность из ничего соорудить кулинарный шедевр. Парню пришло в голову, что большинство его знакомых предпочли бы голодать, чем прыгать вот так по кухне самостоятельно. - Теперь натри мне сыр на тёрке, должен же ты помогать, верно? Если хочешь есть. — Михаэль вскинул брови на лоб и насмешливо уставился на Нико. Мальчишка потянул увесистую тёрку с полки и ответил в тон дяде: - Можно подумать ты в свои восемнадцать лет уже в мишленовском* ресторане какую-нибудь фуа гра сооружал! Михаэль забавно захихикал на высокой ноте: - О, голосок прорезался! — и отсмеявшись, почти серьёзно сообщил: — Люблю, когда ты огрызаться начинаешь, сразу становишься похожим на живого человека. - А так не похож? — Нико с любопытством смотрел, как дядя ловко раскладывает начинку по лепёшкам. - Иногда ты ведёшь себя неестественно, словно каждую минуту ждёшь, что за тобой наблюдают или оценивают. — Михаэль с аппетитом откусил большой кусок от исходящей паром горячей ещё лепёшки. — Это глупо, на мой взгляд. - А что, на окружающих тебя людей вообще внимания можно не обращать? — парень лишь примеривался опробовать незнакомое блюдо. - Можно и нужно! Нахера они тебе вообще сдались, эти окружающие? — промямлил с набитым ртом Михаэль. — Денег дадут без возврата или жить к себе возьмут просто так? Что даёт общественное мнение? По мне так ничего, кроме головной боли. Он внезапно потянулся через стол и подхватил пальцем каплю соуса с подбородка Нико. Посмотрел так пристально и нехорошо, что у парня засосало под ложечкой. - Увезти бы тебя подальше от дома, и послушать как ты стонешь во весь голос, а то надоело уже тебе рот зажимать. Вот что может быть естественнее? Мальчишка перестал жевать. До сих пор их ночные прятки не доставляли ему особого дискомфорта. Нико принимал как должное, что их отношения скрыты ото всего мира и, скорее всего, так это и останется. Но дядя, оказывается, был другого мнения и хотел бы изменить положение вещей. Ну да, что может быть естественнее для самого Михаэля, как изменять под себя всё вокруг. Нико точно не имел ничего против. Чтобы не раскраснеться от удовольствия слишком уж явно, Нико спешно переменил тему: - Ты говорил, у тебя и девочки были? - Ну да, а почему бы и нет? Если у тебя встаёт на красивого парня это отнюдь не значит, что не встанет на красивую девчонку. Или тебе опять нужно найти какое-то оправдание или правило одно для всех? «А ведь он действительно маленький и глупый ещё мальчик. — Миха разглядывал задумчиво пережёвывающего пищу Нико. — Может быть зря я ему голову забиваю своими соображениями? Пусть сам ответы ищет.» С одной стороны ему не хотелось общаться с ребёнком, вечно заглядывающим ему в рот, а с другой стороны он понимал, что именно детское любопытство и вопиющая бытовая неграмотность привлекали его. Михаэля забавляло объяснять ему очевидные вещи, рассказывать всякие пустяки и грело самолюбие, чего уж там скрывать, абсолютная покорность Нико в постели. Он начинал понимать некоторых индивидов, которые специализируются исключительно на девственниках. Это не просто забавно и исключает сомнения и сравнения. Связь с совершеннейшим неофитом заставляет взмывать до небес даже самую низкую самооценку, давая ощущение почти бога. Вот только не все способны сохранить в этом положении трезвую голову и осознать ответственность за юное создание, доверившиеся целиком. Михаэлю внезапно стало жаль мальчишку, который по сути был совсем заброшен и рос как придётся в такой-то благополучной семье. Хоть кому-то пришло в голову поинтересоваться, чем он занят днями и ночами? Стоит ли удивляться, что вот так и попадают в лапы чёрт знает кому домашние мальчики и девочки, иногда пропадая навсегда. «Я не обижу тебя, никогда не обижу, клянусь чем угодно, детка,» — подумал Михаэль, а вслух сказал: - Поели? А теперь быстренько сказали дяде спасибо и вымыли посуду! Нико смеялся до слёз, неумело намыливая тарелку из-под жирной еды, совершенно очарованный способностью Михаэля превращать обычные вещи в феерическое действие. Пока дядя крутился вокруг, прибирая стол после ночного пиршества, парень ставил посуду на сушку, удивляясь, как быстро его «приучают» к жизни. - Пошли спать? — Михаэль чинно пропустил вперёд себя через дверной проём племянника и с оттяжкой хлопнул того по заднице, когда Нико прошёл мимо. Парень подскочил на месте, как укушенный и успел дать сдачи по руке. - Мне иногда кажется, что ты моложе меня. Детский сад какой-то! — ошарашенный Нико потирал мигом загоревшееся место удара, а дядя уже шёл не оглядываясь по коридору к своей спальне. Мальчишка показал язык его удаляющейся спине и со счастливой улыбкой отправился спать. *** После воскресного обеда наступало сонное затишье, когда все домочадцы если не разбредались вздремнуть в свои комнаты, то собирались по традиции пить чай или кофе в гостиной. Эмма проверяла свежесть букетов в многочисленных вазах и лениво обводила взглядом потолки. Ей словно хотелось найти какую-нибудь недоделанную мелочь, чтобы взбодрить горничных, тоже отдыхающих во второй половине дня. Николас наблюдал за ней и потягивал травяной чай из высокой полосатой кружки. Марк уткнулся в газету, читая через строку скучные новости и прикидывая, удастся ли ему улизнуть в спальню из-под пристального внимания жены. Но ни газету дочитать ни вздремнуть ему не дал Михаэль, быстрым шагом вошедший в комнату. - Послушай, Марк, а озеро ещё не заросло? Лодочный сарай в порядке? - Да вроде бы нет… не заросло… — Марк беспомощно посмотрел на Эмму. Жена нахмурилась. - Спроси у Андре. Он этим всем заведует и должен быть в курсе. — Она с подозрением уставилась на него. — А почему ты интересуешься? - Я хочу на рыбалку! Мне надоело сидеть в четырёх стенах! — ответил он и брякнулся в кресло, невозмутимо закинув колено на подлокотник. Эмма поморщилась, но не стала уточнять, куда по её мнению должен был отправиться деверь, чтобы не скучать больше никогда. - Я тоже хочу с тобой! — вырвалось у Нико. Эмма в изумлении обернулась к сыну. - Но ты должен пойти со мной в приют! Сегодня там будет небольшое представление, мне нужна помощь со столом и… - Мам, ну какой из меня организатор благотворительных обедов? — отозвался Николас, внутренне холодея при мысли, что он отказывает матери. - А какой из тебя рыбак? — невозмутимо парировала Эмма. — Ты рыбу в своей жизни видел только на тарелке. Пойдёшь со мной и точка! - Не пойду! — неожиданно спокойно произнёс Нико. И словно отпустило и расслабило всё внутри. Это оказалось просто — сказать чего ты не хочешь на самом деле. Михаэль улыбался во весь рот и поминутно облизывал губы, с любопытством переводя сверкающие возбуждением глаза с одного на другого. Эмма же, получив резкий отпор от обычно безропотного сына лишь беспомощно хлопала ресницами. - Что это значит, Николас, потрудись объяснить? - Это значит, мама, что у меня найдутся дела поинтереснее, чем общение с обездоленными сиротками. Почему я должен непременно заниматься тем, что нужно тебе? — на смену спокойствию мгновенно пришла весёлая бесшабашность. Мальчишка даже улыбнулся про себя, а на деле лишь дрогнули уголки губ. - Потому что я твоя мать, наверное! — Эмма была возмущена до предела сопротивлением сына и кипела уже на последней точке. Нико прижал ладони к груди, завёл глаза в потолок и выпятив губы трубочкой тоненько пропищал: - Боженька, спасибо тебе, что ты не наградил меня голосом ангельским, иначе не миновать мне церковного хора, куда маменька непременно запихнула бы меня из лучших побуждений! Эмма растерялась, растратив весь свой пыл, от неожиданности села в кресло и закрыла рот. Михаэль разразился громовым хохотом, сгибаясь пополам и хлопая в ладоши. - Не, ну мам, правда! Чего я там за тобой ходить буду, как привязанный? — совершенно нормальным голосом продолжил Нико. — Ты так хорошо разбираешься во всём, всех знаешь, ты и одна прекрасно справишься. Он одним махом выпрыгнул из кресла и махнул дяде рукой: - Я видел садовника возле конюшни, он наверняка там ещё крутится. Пойдём! Михаэль, всё ещё посмеиваясь, вышел следом за племянником, а Эмма перевела взгляд на мужа. - Ты видишь, до чего доводит общение с твои братцем? Марк вздохнул, сложил газету и, уместив руки на коленях, покачал головой. - Дорогая, а тебе в самом деле не кажется, что для мальчика естественнее научиться рыбу ловить, чем разливать чай вместе с маленькими детьми? Николасу надо заниматься чем-нибудь… что более подходит его полу и возрасту. — Марк по привычке был многословен и велеречив. — Вот была бы у нас с тобой дочка! Она с удовольствием пекла бы кексики, вышивала салфеточки, ходила бы с тобой в церковь и к подругам на ужины, интересовалась бы всем, чему ты готова её научить в жизни. Но Николас! Мальчикам свойственно проявлять характер в определённый момент взросления, к этому нужно быть готовым. - Всё равно он должен в первую очередь слушаться своих родителей! — сурово поджав губы произнесла Эмма. — А он слишком много времени проводит с твоим братом! Как-то они очень быстро нашли общий язык, Нико ходит за ним, как привязанный. От него и набрался этих вольностей! - Мне нравится, что они подружились. И мне хватает твоих с Михаэлем скандалов, чтобы ещё об их взаимоотношениях заботиться. Предоставь сыну самому решать, как поступать и что делать и прекращай водить его за руку! — Марку надоел этот разговор и пустые претензии Эммы. — Миха такой интересный и живой, много умеет и знает… - Ничему полезному он его не научит, попомни мои слова! — процедила сквозь зубы Эмма, удаляясь в сторону лестницы. *** Высокий и страдающий чрезмерной полнотой хорнберский садовник был тем не менее проворен и быстр. Николас едва успевал за ним в зарослях осоки, мысленно благодаря при этом Миху за то, что тот заставил его надеть резиновые сапоги. Погода была пасмурной, сухой, но в траве хлюпала болотистая почва и носились туда сюда всякие неопознаные твари. - Ой, смотри, прямо дракончик! — восторженно пискнул Нико. — Его можно потрогать? Он не кусается? - Господи, твою ж мать, Ники! Это обычный тритон! Он совершенно безобидный, но ты можешь поранить его, поэтому лучше не трогай. — Михаэль едва сдерживал себя, чтобы не расхохотаться. Надо же, впервые тритона увидел, в восемнадцать-то лет! - Лягушка, ой! - Они тоже не кусаются, мальчик мой. Николас с укором глянул через плечо. - Ну ты уж совсем… я знаю! Садовник, ловко перебирающий ногами впереди их небольшой процессии, ухмылялся про себя. Ладно старший Шульц, его с детства за уши невозможно было оттащить от всяческой живности, увести с поляны в лесу и вообще дозваться с прогулки. Но Андре всегда считал, что маленький Николас — вылитый отец Марк, который никогда не проявлял интереса к простецким забавам. «Лучше поздно, чем никогда», — Андре и самому больше нравился грубовато-искренний Михаэль, нежели отстранённо-вежливый Марк. - А какая рыба у нас в озере водится? — спросил Нико с умным видом, пытаясь реабилитироваться после глупых вопросов. - Караси у нас водятся, кто ж ещё! — ответил за садовника Михаэль и присвистнул. — Давненько я здесь не был! Пологий берег был покрыт косматой, повалившейся травой, лодочный сарайчик выглядел заброшенным сто лет назад мрачным дощатым домишкой. Вокруг поднимался густой кустарник, обступая поляну и домик сзади.  - Так никого, кроме вас, тут и раньше не было.  - «Тебя», Андре, сколько раз повторять! Нашёл, тоже мне, большого господина!  - Что верно, то верно, на господина ты не тянешь. Мужчины посмеивались, панибратски подмигивая друг другу, не отвлекаясь, впрочем, от главной цели своего маленького путешествия. Споро вырвали и утоптали траву возле двери, поднатужившись отжали створку, скрипевшую на все лады ржавыми петлями. Садовник посветил фонарём в проём и шагнул в пахнущую тёплым деревом и сыростью темноту. Его бурчание донеслось уже изнутри: - Фонарь где-то здесь был… а, уже нету… окна раздвинуть можно, наверное… Нико огляделся вокруг. Низкие, реденькие волны, больше похожие на складки тёмной ткани, со звонким бульканием разбивались о травяной берег. По воде шла рябь — то ли от невидимых завихрений подводных течений, то ли от почти неощутимого ветра. Шелестела осока, кричала где-то птица. Было свежо и спокойно. Парнишка вдохнул глубоко-глубоко, до боли в лёгких, раскинул внезапно руки и зажмурился. Ему казалось сейчас, что он взлетит от этой свободы и лёгкости, прямо в ясную высь плотных облаков. Михаэль вынырнул из пропахшего паутиной и мышами помещения и увидел Нико, забавно восхищающимся окружающей природой. Он повернулся и посмотрел на Михаэля совершенно счастливыми глазами. Дядя только и смог, что ободряюще улыбнуться. На самом деле его здорово удивило состояние Нико — он был похож на человека, который очень долго сидел где-нибудь в подвале без света и окон, а теперь выбрался наружу. «У бедняги голова закружилась от простора», — он не знал о боязни племянника к открытому пространству и не понимал, что неожиданно стал причиной почти полного излечения от него. По крайней мере, Нико не чувствовал сейчас болезненной беззащитности до мурашек перед открытой всем ветрам панорамы необъятной водной глади. Нико по-детски радовался и траве, словно изломанными мазками нарисованной на большой поляне, и цветам, мелким, пёстрым и приторно пахнущим, и особому, сырому и вязкому запаху воды с широкого озера. Михаэль засмотрелся на него. Мальчишка с первозданным усердием помогал Андре выуживать из сараюшки крепкую ещё лодку, разбирал снасти, уже не стесняясь засыпать их дурацкими вопросами, и с разинутым от изумления ртом учился насаживать извивающегося червяка на крючок. - Надо обязательно плюнуть, Николас, обязательно! Иначе никакой рыбалки не будет! — с преувеличенной серьёзностью наставлял его Андре. На заднем плане беззвучно корчился от смеха Михаэль, а бедный Нико, старательно кивая головой, не забывал недоверчиво коситься на ржущего дядю. Эти двое давно были заодно и с них станется беззлобно, но обидно, пошутить над ним, ни черта не ориентирующемся в их привычной среде. Поэтому он состроил серьёзную мину и деловито поплевал на несчастного червя, очень неловко нацепленного им на острый крючок. И очень удивился, что Миха, без всякого предварительного кривлянья проделал то же самое. - Ладно, пойду я. У меня ещё дел куча. А то с вами про всё на свете забудешь. — Забубнил себе под нос садовник и, закряхтев, поднялся с валуна. Он ещё говорил что-то, шумно удаляясь вглубь высокой травы, но Михаэля уже перестал интересовать совсем. Его больше радовало в одиночку любоваться живым блеском в глазах Нико, его неловкими движениями и бешеному восторгу, когда на натянутой леске заплясала маленькая рыбка. Внезапно все его годы опустились на плечи, почти физически напомнив о тяжёлом багаже прожитого. Никогда такого не происходило. Михаэль справедливо считал себя довольно молодым, хоть и опытным во всех смыслах, человеком. Но сейчас, именно сей момент, ему страстно захотелось стать ровесником Нико. Чтобы с такими же вытаращенными глазами разглядывать маленького карася, бьющего хвостом на траве. Чтобы уютно спрятав руки в просторные рукава дождевика и натянув капюшон на самый лоб, сдувать с него капли начавшегося дождя. Искренне интересоваться малоприятным зрелищем разделки рыбы и радоваться острому и густому вкусу первой в жизни ухи на костре. Михаэль не сводил с него глаз, приметив незамеченную раньше мелкую родинку на щеке, по-особенному изящно вырезанный хрящик на маленьком ушке. Он откровенно любовался племянником и совсем не замечал, что к его душе и сердцу уже подкрадывается то самое, страшное и необратимое, чего он боялся всю свою сознательную жизнь. - Даже не думай! — Нико довольно усмехался но, включаясь в незаметную игру, скинул с плеч объёмную куртку. - О чём это ты? — Михаэль с деланным безразличием уставился в темнеющее небо. Они сидели возле прогорающего костра. Дождь закончился, рыбная похлёбка исчезла из котелка ещё раньше, и вроде бы уже пора было двигаться ближе к дому. Но Михаэлю всё не хотелось вставать и разрушать их уединение. - О том самом. — Нико повернулся и посмотрел ему прямо в глаза. Какие-то совершенно незнакомые кокетливые искорки промелькнули в их прозрачной глубине. «Ах, ты ж засранец…» — Нет, так просто он его сейчас не отпустит. - Нет… ну в самом деле! А вдруг Андре вернётся за нами?.. — Нико вздёрнул острые плечи, чтобы помешать снять с себя толстый свитер. - Не вернётся, у него куча дел! — Михаэль, отлично поняв его манёвр, пропустил руки под одежду и легонько сжал пальцами твёрдые соски. - А вдруг, кто-нибудь услышит… что-нибудь! — мальчишка егозил под его уверенными ласками, не пытаясь отодвинуться. Он даже развернулся лицом, по-прежнему стыдливо опуская глаза. - Можешь в этом не сомневаться, обязательно услышит! Я же обещал заставить тебя стонать! — дяде, похоже, надоели его штучки, и он прекратил борьбу с верхней одеждой и потянул за собой мальчишку. - Пошли! Если ты такой застенчивый! — дверь лодочного сарая распахнулась настежь, жалобно скрипнув. Михаэль даже не обернулся, впихнув в проём Нико и захлопнул её с оглушительным грохотом. Нашарил в потёмках ремень на штанах притихшего от неожиданности парня и содрал с него джинсы вместе с бельём. Нико охнул.  - Сапог… и ногу… быстро! — от лихорадочного шёпота Михаэля у Нико вставали дыбом волосы на затылке. Дядя вообще был резким человеком, но такой напор он видел впервые. Он потряс ногой, сбрасывая широкое голенище, и успел только ухватиться за его плечи. Михаэль дёрнул штанину вниз, подхватил его под колено и распял на стенке. Хотелось взять мальчишку немедленно, неважно от чего он сейчас будет кричать — от боли или удовольствия. Но сдержал себя, переводя дыхание, целуя нервно вздрагивающую шею, проводя свободной рукой между ног. Душный воздух старого помещения смешался с запахом мокрой одежды и пота. Нико кусал губы, вертел бёдрами, подставляясь под ласки. Тонкая кожа промежности горела огнём, когда дядя мочил слюной пальцы и оглаживал яички, невесомо касался возбуждённого члена, аккуратно царапал лобок. Первый стон, такой же робкий, как и все действия Нико, вырвался случайно. Подействовав на Михаэля, как красная тряпка на быка. Планка, что называется, упала, и в глазах потемнело. Нико стонал всё громче, пальцы Михаэля проникали всё глубже. Он не разделся сам и не раздел мальчишку, лишь расстегнул ширинку и тут же вставил ему настолько глубоко, насколько могло получиться. Туго, больно обоим, но как же сладко, бог ты мой! Прижал Нико к стенке в неудобной позе, подхватив его под колено, и двигаясь рвано и напористо. Мальчишка откинул голову назад, и с его губ слетали такие пошлые стоны, словно он тренировался для этого несколько лет. На самом деле ему было совершенно невдомёк, как оно должно было быть. Скорость, с которой дядя заломал его, ударила резкой вспышкой страсти прямо под дых. Не давая опомниться. Зато он чувствовал каждый сантиметр его твёрдого члена в себе - этого достаточно, чтобы потерять контроль. Ещё несколько движений и Нико кончил, ухватив Михаэля за шею, громко и несдержанно вскрикнув. - Ну вот так-то, да… да, мальчик мой… — хриплый голос кончающего следом Михаэля окончательно затуманил остатки сознания. Когда дядя выпустил его из рук, мальчишка присел на ослабевших ногах. Попытался отдышаться. Вышло плохо. Неуверенный, каркающий смех Михаэля вернул его к реальности. - Сараюху не разломали — и то хорошо! А тряслась она знатно! - Да? Я не заметил. — Нико покоробило, что сразу после внезапного всплеска обоюдного желания у дяди какие-то посторонние мысли появляются. Сам он нескоро ещё в себя придёт после такого, а ему хоть бы хны. Подобрал свои сапоги, привёл одежду в порядок и с непроницаемым лицом сказал: - Пойдём домой? Михаэль постоял на пороге и решительно двинулся к мальчишке, который с преувеличенным интересом разглядывал потрескавшуюся от старости пластмассовую флягу. Сгрёб его в охапку и поцеловал со всей нежностью, на которую был сейчас способен. - Не думай, что мне всё равно, ладно?