Родственные связи

Нико недолюбливал конюшни и побаивался лошадей. С тех самых пор, когда Эмма вбила себе в голову, что мальчик из приличной семьи обязательно должен уметь ездить верхом. Ну, или хотя бы сносно держаться в седле. Десятилетнего Николаса обряжали в белоснежные лосины и дурацкий шлем, съезжающий на глаза при любом движении, и отправляли в распоряжение тренера. Стеснительный от природы, он слова против не мог сказать нагловатому молодому парню-наставнику, который обидно комментировал его промахи. А лошади, — умнейшие создания — чувствуя его боязнь и нерешительность, не слушались и, казалось, просто презирали маленького неумеху. Серия давних уроков не прошла зря, Нико научился не вываливаться из седла при каждом взмахе лошадиного хвоста, но любви к конным прогулкам это однозначно не прибавило. Поэтому провокационное предложение Михаэля прокатиться верхом Нико принял с кривой улыбкой. Отказываться не хотелось, но и трястись по ухабам на качающейся из стороны в сторону спине непредсказуемого создания — не хотелось тем паче. Мальчишка чувствовал себя не в своей тарелке и понятия не имел, как будет выкручиваться. И вообще, день сегодня был какой-то не такой. Необычный. После завтрака мать попросила его распечатать списки местного комитета, мило улыбаясь при этом и ни разу не вспомнив вспышку непослушания у молчаливого сына. Весело щебетала, сказала спасибо и расположилась с кофейным сервизом в беседке, прямо напротив конюшни. Улыбчивым кивком разрешив Нико прогулку: - Тебе полезно, сынок! Ты давно не сидел в седле. — «Ага, лет восемь! Ещё б столько не сидеть, » — сморщился парнишка. Отец сегодня не поехал на работу, бродил по территории поместья с фотоаппаратом, то поднимая объектив в небо, то ползая на коленках в поисках удачного кадра: - Какое прекрасное лето! Какой простор и воздух! — словно только сейчас, в конце июля месяца, обнаружив всё буйство красок и тепла у себя под носом. Эмма спокойно наблюдала за ним, элегантно прихлёбывая кофе. И если и сомневалась в том, что мухи на лопушистых листьях гортензии годятся в фотомодели, то держала это при себе. Нико окружали непривычно радостные лица его семьи, которая в кои-то веки вот так, без всякой причины, собралась вместе. Все добродушно переговаривались ни о чём, не споря и не ввязываясь в противоречия. Его выводило из равновесия такое положение вещей. Может потому, что не было теперь повода уйти куда-нибудь и остаться в привычном одиночестве? И надо было общаться и улыбаться в ответ? Он даже не сразу заметил, как рядом с ним оказался дядя, ведя в поводу небольшую кобылку светло-серой масти. - Гляди, Белка ещё жива, старушка маленькая! — Нико промолчал, совершенно не подозревая, что он имеет в виду. - Девочка моя, моя малышка! — проворковал подошедший отец. Лошадка коротко всхрапнула и потянулась к нему мордой. Марк с удовольствием гладил лошадь, совал ей прямо в плюшевые губы что-то из кармана и улыбался непривычно нежно. Нико оставалось лишь разевать в недоумении рот. - Это моя любимица, — объяснил отец. — Когда Белла была помоложе, мы с ней всю округу обскакали. Она умница, теперь её берегут и не беспокоят понапрасну. Он оглянулся на брата: - Неужели тебе захотелось прогуляться тихим шагом в компании престарелой лошади? - О, нет, это для Нико! Думаю, Белка будет в самый раз. — Михаэль снисходительно ухмылялся, точно подметив его неуверенность. — С неё если даже очень захочешь — не упадёшь. Нико стоял столбом между отцом и дядей и единственное желание, которое переполняло его — сбежать сию минуту, чем дальше, тем лучше. Но Михаэль насмешливо смотрел ему прямо в лицо, словно оценивающе ощупывая хитрыми глазами. Бросая вызов. Увлекая в очередную авантюру. - Ну, ок! — он слишком быстро шагнул к Белке и она неуверенно переступила копытами, отстраняясь от незадачливого наездника. Михаэль не замедлил расхохотаться, задрав голову. Марк дёрнул подбородком, тактично спрятав улыбку, но придержал лошадь за поводья. - Не так быстро, Нико! Лошади не любят резких движений и вообще… поласковее нужно. Он говорил так тепло и с такой уверенностью, мальчишка никогда не знал, что отец любит лошадей — судя по всему со всей отдачей и самозабвенно. Михаэль в это время отправился в конюшню, и Марк заговорщицки подмигнул сыну: - Готов спорить на сто монет, что Миха выберет Пилота! Нико озадаченно посмотрел на отца. Парень понятия не имел, что он имеет в виду, поскольку никогда не интересовался содержимым конюшни и, конечно же, знать не знал, кто такой Пилот. - Ну конечно! Я так и знал! — Марк вскинул объектив фотоаппарата, чтобы запечатлеть свою догадку. Гнедой жеребец приплясывал на тонких ногах и возмущённо раздувал широкие ноздри. Изящно вылепленная нервная голова на круто изогнутой шее, гневливый фиолетовый глаз, горделивые, протестующие движения обманчиво хрупкого тела — настоящий красавец! Он упирался и дёргал поводья, а Михаэль только натягивал их осторожно, но продолжал вести его за собой, что-то тихо приговаривая при этом. Нико стало страшно. Такой лютый зверь, по его мнению, должен был уже разорвать побеспокоившего его человека в клочья. И только абсолютный безумец согласится по доброй воле оседлать его. - Не испорти мне породистого скакуна, Миха! Знаешь, сколько он стоит? — отец, похоже, совершенно не волновался за здоровье брата. - Не беспокойся, мы уже друзья! — в доказательство своих слов он повернулся к жеребцу лицом и погладил открытой ладонью между ноздрей. Пилот слегка присел, словно сам обалдевая от смелости человека, а потом игриво закивал ушастой башкой, поддевая руку дяди носом. Нико смотрел во все глаза. В голове вспыхнула и затаилась совершенно похабная мысль, от которой стало жарко и нестерпимо стыдно. Дядя так быстро нашёл общий язык с Пилотом, потому что был похож на него. Два неукротимых и яростных жеребца, прекрасных в своей непокорности. Именно поэтому так хочется оседлать их, подчинить себе. Хоть на секунду увидеть мнимую покорность в неистово горящих глазах и почувствовать её в дрожащих от напряжения мышцах. «Покататься, значит? Верхом, значит?» Нико уже сам был готов бить копытом о землю, до того им овладело нетерпение. Снова убраться с глаз долой от всех, спрятать свою страсть под укромной тенью, остаться вдвоём… - Ой, ребята, мне так захотелось с вами… — Марк мечтательно запустил пятерню в волосы на затылке, но договорить не успел: - Послушай, пап! Я видел на заднем дворе, поближе к левому крылу, созрела войлочная вишня. — Нико уже сидел в седле и судорожно сжимал коленями покатые бока Белки. — Такой красивый куст! Очень тебе подойдёт для прекрасной фотографии. - Правда? Уже бегу! — Эмма не обратила внимания, с какой скоростью скрылся из вида муж, а сам Марк рванул за хорошим кадром, не осознав, как его элегантно бортанули. Михаэль ехал впереди и молчал, только его плечи беззвучно сотрясались от смеха. В отличие от остальных домочадцев он прекрасно понял, что провернул его тихоня-племянник. Нико это видел, но ему было всё равно. Сейчас ему было не до постороннего мнения. Собственные мысли и желания вытеснили обычную мнительность. Спустя минут двадцать неспешной прогулки пологие пригорки и живописные лужайки закончились, они въехали под тёмно-зелёную полутень леса. Граница владений фон Шульцев на западе захватывала довольно большой кусок огромного лесного массива, и споры о границе личных владений не прекращались никогда. «Национальное достояние», «нельзя отдавать в частную собственность», и так далее. Но это был настоящий лес, с густыми кронами ольхи и сосен на головокружительной высоте, непроходимыми зарослями папоротника и кудрявой черники. Тихий шум плотных листьев ласкал слух, таинственно чернели охапки хвороста под раскидистыми кустами. Глушь и покой. Только частый перебор копыт по сырой земле. Они остановились на краю небольшого овражка, и Нико решительно выпростал ногу из стремени. - Привал? — с тонкой усмешкой комментировал дядя. - Что-то вроде того. — Он не узнавал свой голос, выбирая ветку подальше и покрепче, чтобы набросить Белкины поводья. Михаэль же отвёл коня в редкий подлесок, особо не беспокоясь о том, чтобы привязать. Пилот всю дорогу проявлял искренний интерес к пожилой кобылке и никуда от неё не денется. Нико спустился со склона на пару шагов, прислонился к шероховатому стволу дерева и посмотрел в глаза Михаэля: - Иди ко мне. - Ты хочешь прямо здесь и прямо сейчас? — дядя игриво улыбался, спускаясь к нему. - Да, — спокойно ответил парнишка. Он чувствовал, как горит изнутри кожа на лице, как сковывает привычным стеснением тело, но не остановился. Не опуская глаз, Нико расстегнул кнопку на узких джинсах, потянул вниз молнию. Поддел большими пальцами пояс на штанах, стягивая с себя одежду. Ему было душно и не хватало воздуха посредине свежего лесного великолепия. Но хотелось именно так — чтобы перед самим собой было стыдно. Михаэль растерялся. Чем ближе он подходил, осторожно ставя ноги на осыпающуюся влажную почву, тем яснее ему становилось, что мальчик затеял свою игру. По своим правилам. От него самого особо ничего не зависит сейчас. «Вот же стервец!» Он испытывал смешанное чувство восхищения и протеста, обшаривая мальчишку глазами. Сбившуюся рубашонку на талии, поминутно вздрагивающий кадык, — нервно, через силу — сбитые комом джинсы у самых ступней. И вздёрнутый от возбуждения член между бледных, слегка разведённых бёдер. Нико откинул голову, открывая шею, хрупкие ключицы в вороте рубахи, усыпанные мурашками. Но лихорадочного, тёмного взгляда больше не отводил. Стоило Михаэлю приблизиться, как он поймал его руку, притянул к себе, заставляя ласкать себя. Обнял за шею, поцеловал жадно и отчаянно. Зашептал жарко: - Хочу тебя! Хочу… пожалуйста! — мальчишка тёрся об него весь, смешивая их запахи, отдавая горячее тепло желанного тела. Как удар под дых, так, что мурашки у самого, казалось, прямо по пяткам побежали. Стукнуло в голову, прокатилось под рёбра прямо в низ живота острое, нарастающее хлёсткими волнами возбуждение. Михаэль не жалея тискал и ощупывал податливую мягкую кожу на ягодицах, сжимал в горсти его небольшой член, оттягивая тонкую плоть. Внезапно Нико отмахнулся от него, неуклюжими, быстрыми движениями освободился от одежды и лёг голой спиной прямо на землю, расчерченную яркими полосками мха. Развёл бёдра, облизал сухие губы, посмотрел требовательно, горящими, слезящимися от стыда глазами. Приглашать долго было не надо. Михаэль опустился на колени, провёл ладонью от острой, чувствительной косточки на ступне выше и выше. Крепкие пальцы взлетели и скатились по гладкому бедру — неторопливо, заглаживая лёгкие укусы и влажные поцелуи. Добрались до паха, разгладили морщинки, окружающие вздрагивающую дырочку. Михаэль, дрожа от собственного нетерпения, щедро сдабривал слюной промежность, заласкивая поджатые яички, подхватывая губами паховые складки, щекотал языком ствол. Мальчик вздрагивал под ним, шумно дышал и закусывал губы. Мужчина обнаружил, что руки у него трясутся, мигом вспотевшее тело не желает расставаться с прилипшей одеждой. Кое-как содрав с себя майку и штаны он выпрямился и остановился на секунду. Нико, похоже, вообще ничего не соображал уже. Едва вскидывая на него мутные глаза, затопленный похотью по макушку, он требовательно подставлял ему задницу. «Маленький развратник», — вертелось на языке, но все привычные шуточки испарялись из головы в мгновение ока. Столько было в мальчишке сейчас неприкрытого и животного желания поебаться, что самому остановиться не было никаких сил. - Давай же… Влажная головка коснулась припухшей и мокрой от слюны дырочки заднего прохода. Михаэль опустился на локти и двинулся вперёд. Не сдерживаясь и забывая обо всём. Мальчишка не стонал, он кричал громко, не стесняясь. Ни себя, ни Михаэля, ни испуганно всхрапнувших, подавшихся в сторону лошадей. Дядя поймал одной рукой его тонкие запястья, завёл за голову, прижал ладонью другой колено. Широкими и резкими движениями вбивал мальчишку в смятую траву и землю, пачкая его бледную кожу. Стирая последние остатки стыда, трахал глубоко и сладко, раздвигая собой тугую плоть. Нико прогнулся, сжал его коленями, закинул ноги на поясницу, прижимая к себе ещё ближе, как будто это было возможно. Никогда он не проявлял столько инициативы, заставляя Михаэля подчиняться своим желаниям. Кончая, он расцарапал ему всю спину, невольно и не специально, но легче дяде от этого не стало. Он шумно переводил дух, уткнувшись носом в длинную шею Нико, и голова пусто звенела. Тёплый солнечный свет и мерный лесной шум добрались до органов чувств только сейчас. И запахи прелой земли, в которой безнадёжно извозился мальчишка. Михаэль подал ему руку, поднимая из канавы. Нико тут же перехватил его плечи, впечатался в грудь. Словно не хватило ему безумной случки минуту назад. Лицо ничего не выражало, будто смазалось возбуждением, широко распахнутые глаза искали что-то, оглядывая его всего. - Миха, я… — дядя мазнул бешеным взглядом, припечатал пальцем губы. - Замолчи, сумасшедший мальчишка! — и прижал испуганно его растрёпанную голову к себе. Что-то происходило сию минуту, как будто видимый срез реальности отразил другое измерение. Где всё возможно, где всё будет не так, как здесь. И два любовника, судорожно цепляющихся друг за друга, разморенные страстью и желанием, будут счастливы. Отпускать влажную, пахнущую сырой травой кожу не хотелось. Михаэль мысленно плюнул на всё и блаженно завис, почти не выдыхая, щекоча ноздри примятыми волосами за ухом Нико. А мальчишка вообще отказывался возвращаться в реальность, с трудом сдерживаясь, чтобы не разреветься по-детски. Он остро ощутил, что ничего другого у него больше не будет. Только так, пополам с болью, зажимая рот, сладко, грязно, пряча от всех глаза. Ходить на цыпочках, каждую секунду боясь наступить не туда. Доверчиво жаться и искать поддержку у того, кому доверять не стоит. Терять сознание от счастья и корчиться потом от невыносимой боли. Нико кашлянул, задышал открытым ртом, не в состоянии справиться с собой. Михаэль осторожно огладил его спину, дрожащие лопатки, вздрагивающую кожу на пояснице, снова покрытую мурашками. - Тише, тише, мальчик мой… всё хорошо! Ты вспотел, замёрз, сейчас оденешься, согреешься, всё пройдёт… Предательски дрожал хриплый голос, уговаривающий сам себя. Михаэлю стало невыносимо тоскливо. Перепрыгнуть бы сейчас этот момент, сразу дальше, где ему и мальчишке уже хорошо и спокойно. Чтобы без этого всего, с метаниями и терзаньями. Игры закончились и светло-радужная пелена счастливого плена таяла на глазах. - Одевайся, Ники, поехали! — Михаэль улыбался, стряхивая с парнишки прилипшую к заднице траву и смотрел прямо в глаза. Старался изо всех сил быть спокойным, это нужно в первую очередь Нико, иначе просто нельзя. - Как ты теперь отмываться будешь, я даже не знаю! — мальчишка тихо посмеивался, с благодарностью поглядывая на него. Сейчас он был рад, что Михаэль меняет тему и уводит его мысли в сторону от тягостных раздумий. Лошадей без труда отловили в зарослях, Михаэль уже покачивался в седле, возглавляя их хилый караванчик. Нико пришибленно молчал, оглядываясь вокруг широко раскрытыми глазами, словно в лес он въехал маленьким ребёнком, а выезжал из него взрослым, умудрённым человеком. Всё было по-новому, каждый вздох, звук и луч света. Он чувствовал себя промытым изнутри и ничуть не уставшим. Успокоенным и сильным. Теперь ему было всё по плечу, ничего не страшило и не вызывало лишних переживаний. Нико с лёгкой улыбкой делился с матерью подробностями поездки, — сколько белок и дятлов он лично насчитал и сколько веток обглодал Пилот с разрешения дяди. Фальшиво посетовал отцу, цокая языком, что тот не собрался всё-таки с ними, ведь лето в лесу так красиво! Виртуозность, с которой Нико заливал видимую и разрешённую правду родным, испугала Михаэля. Он сам, своими руками и дурацкими наставлениями взрастил в юном пытливом уме изворотливость и лживость. Но племянник благостно улыбался, отпуская комплименты дяде, обещая подтянуть навыки верховой езды, и вызвал у матери чуть ли что не рукоплескания всем своим поведением. Ужин прошёл спокойно, без препирательств, видимо потому что Михаэлю было не до язвительных подколок в сторону Эммы и комментариев ко всему прочему. Он судорожно соображал, что теперь ему делать и пытался найти выход из положения. Ловя по ходу обычных бытовых дел разбегающиеся во все стороны мысли. Неуловимо изменившийся мир вокруг зыбко пошатывался, грозя развалиться к чертям. Нико смотрел на него прозрачными, ничего не выражающими глазами, в которых скопилось недетское понимание происходящего. «Миха, я…» — счастье, что ему вовремя удалось его остановить. Ещё секунда, и Михаэль сам был готов договорить за мальчишкой эту фразу. Так не должно было быть. Не должно это было случиться. Только не с ним — умным, жёстким мужиком, с улыбкой прогибающим под себя мир. Лучше он в тюрьму сядет, лет этак на пяток, чем будет пускать слюни на каждое движение тонкого маленького пальчика, на взмах пушистых ресниц, на робкую улыбку. Где и что он упустил? Когда ситуация вышла из-под контроля и перестала быть миленькой маленькой шалостью, приятной и необременительной? Стоило, пожалуй, спросить себя при этом — а был ли вообще контроль с его стороны? Или он сам оборзел до такой степени, что как паршивый пёс взялся срать там, где живёт, нимало не заботясь об окружающих. Бесцельное кружение по комнате вводило Михаэля в нервный ступор и вязкий, сонный тупик. Снова. Задев рукой бумаги на столе, подёргав занавеску он тряхнул головой и решительно взялся за телефон. *** Нико, перепрыгивая через ступеньку, спускался утром к завтраку. Радостная щекотка внутри, которая сопровождала его теперь всегда, не желала униматься и росла, распускаясь и веселея, день ото дня. Он улыбался солнечному свету в окне, плавному изгибу вазы в коридоре, птице, усевшейся на ветку за окном, горничной, менявшей полотенца. Так замечательно он не чувствовал себя никогда. Столовая поприветствовала его ароматом свежих булочек, даже чинно поднявшая подбородок мама, строго поджавшая губы при его появлении, не портила общую картину спокойствия. Отец задумчиво мазал масло на хлеб и смотрел в сторону. - Всем привет! Миха ещё не встал? — он отодвинул стул, быстро и жадно глянул на пустое место напротив. Ему до дрожи хотелось смотреть в глаза дяде снова и снова. - Твой дядя уехал! — Эмма не скрывала радости, сообщая эту прекрасную для неё новость. — Хоть последнюю неделю проживём спокойно. Тебе, кстати, тоже нужно готовиться к отъезду. Ты не забыл, я надеюсь, что тебя ждёт учёба? Она взяла со стола узкий конверт и перебросила его в направлении сына. Он был небрежно надорван с одной стороны. - По электронной почте тебе уже пришла форма заявления на зачисление. А ты всё носишься по полям и рыбалкам, веселясь и бездельничая… — она продолжала говорить и говорить, манерно кривя губы, но Нико уже не слышал никого и ничего. «Уехал… как, почему… ничего не сказал мне…» — парнишка смотрел в стол перед собой и вместо весёленьких васильков на скатерти перед ним растекалось грязно-бурое пятно. - Николас! Михаэлю пришлось срочно уехать, — извиняющийся папин голос доносился до его слуха словно из другой комнаты. — Он очень хотел с тобой попрощаться, правда, и очень переживал, что ему не удалось. Марк с сожалением смотрел на совершенно потерянного сына и ему было действительно жаль его. Как и закончившегося так внезапно лета, наполненного общением с любимым братом. Язвительные спичи жены на тему «как-здорово-одним-в-тишине» резали слух и нервы. У Нико предательски дрожал кончик носа, совсем как в детстве, когда ему не разрешали смотреть мультики после десяти часов вечера. Так у него всегда было, когда он собирался горько расплакаться от обиды и несправедливости. Марк повернулся к торцу стола и строго посмотрел на Эмму, которая разошлась в своих стенаниях так, что с минуты на минуту собиралась пуститься в пляс от радости. И неожиданно осеклась, наткнувшись на суровый и тяжёлый взгляд мужа. Заставив замолчать жену, он выбрался из-за стола и подошёл к сыну. Обнял его за плечи, прижал к себе и проговорил с нажимом: - Миха обязательно напишет тебе, он взял у меня адрес твоей почты. — Марк гладил тёплую макушку сына и прекрасно понимал, что он чувствует. Он сам был на его месте, когда Михаэль ушёл из дома и юному Марку казалось, что одиночеству не будет конца. — Не переживай так, всё равно нам пора уезжать, у тебя начинается совсем другая жизнь! А твой дядя обязательно ещё приедет! Вы так подружились, что вряд ли он будет отсутствовать долго! - Правда? — Нико заморгал, старательно прогоняя детские слёзы. Ему отчаянно хотелось верить отцу. - Конечно! — Марк покосился в сторону жены. Эмма открыла было рот, но он успел выразительно посмотреть на неё. Быстренько запихав в себя что-то съестное, даже не разбирая, что он там жуёт, Нико сорвался обратно в свою комнату. Напугав перестилавшую кровать горничную, подлетел к ноутбуку. Ничего. Ни одного сообщения на почте. «Он ещё в дороге, ему некогда, нужно подождать,» — весь день до позднего вечера успокаивал себя мальчишка. Ночью он занимал себя перепиской с друзьями, пытался смеяться над прикольными видео, даже оставил парочку комментариев, старательно вовлекая себя в хоть какое-то подобие жизни. Ещё день, ещё два, три. Нико чувствовал себя растерянным. Казалось, вот сейчас дверь откроется и войдёт Михаэль, шумный, как десять турецких торговцев, разбавит лень и тишину грубыми шутками и смехом. Или с улицы, сквозь распахнутое окно донесётся его зычный хрипловатый голос, который невозможно ни с чем перепутать. Нико внезапно обнаружил, что у него практически необъятная память. Масса воспоминаний вольно и невольно всплывали в голове, мешая повседневности, но унимая боль расставания. Он помнил, как дядя забавно причмокивает губами, собираясь отпустить очередную шуточку, как в замешательстве перед тем чтобы что-то сделать касается рукой волос. Как хлопает в ладоши, одобряя удачное слово, с каким вниманием и любопытством исследует любую новую вещь, подробно обласкивая её пальцами. Как стискивает зубы и прикрывает глаза, когда кончает, каким ласковым становится его шёпот и лёгкие поцелуи после… Нико озадаченно осматривался вокруг, словно не понимая где он находится и что тут делает вообще. Его жизнь, так резко и внезапно изменившаяся, снова возвращалась в своё русло. Ровное и гладкое. Без сладкой зыби и бурных волнующих приключений. Как бы то ни было, он силком заставил себя написать в университет*, узнать сроки собеседования и массу другой полезной информации. Меньше всего на свете его сейчас интересовало банковское дело и управление финансами. К тому же мама словно только сейчас обнаружила, что сыну придётся уехать из дома и принялась выносить ему мозг постановочными страданиями. - Ты что, не мог пойти по стопам отца и выучиться в Берлине? — пафосно восклицала она. — Зачем тебе чужой город и жизнь где попало? - Мама! — протяжно останавливал поток нытья Нико. — Мы уже всё решили почти год назад, ты не забыла? Он в полном недоумении оборачивался на отца, надеясь на его поддержку. Марк тоже был изрядно удивлён странным поведением жены. Они довольно давно начали обсуждать будущее сына и он, наведя справки и списавшись со знакомыми, сделал вывод, что кафедра экономики в старейшем университете Германии будет самым оптимальным вариантом. А то, что мальчику придётся уехать в другой город, так это даже на пользу. Не бог весь какое расстояние, с их возможностями и достатком. - Эмма, ну вспомни наш разговор! Там отличная учебная база, большие международные связи, прекрасные условия жизни студентов, там такой кампус! Мы же смотрели фото? И Вельмер мне советовал. Помнишь, мой приятель? - Господи, да всё я помню! — с раздражением отмахивалась от них Эмма. — Я просто не представляю, что мне придётся расстаться с сыном! Она бралась пальцами за виски, поджимала губы, ходила и вздыхала со скорбным видом. В общем, делала всё, чтобы немногочисленные домочадцы чувствовали себя виноватыми в её несчастьях. Нико в этот момент хотелось засмеяться в голос. Он-то всерьёз думал, что мать вообще не заметит его отсутствия. На волнах мелкой суматохи и раздражающих своим бессмыслием проблем, высосанных из пальца, мальчишка потерялся совсем. И в одно прекрасное утро с недоумением уставился в монитор на значок «Непрочитанное письмо». Ошеломляющая догадка заставила его судорожно вцепиться ногтями в столешницу. Нико ещё посидел и пожеманничал, как будто всю эту пару недель не провёл, как на иголках. Оттягивая удовольствие, медленно проскользил стрелочкой вверх и, кликнув, жадно впился глазами в текст. «Извини, что не попрощался… я в Колумбии, забот полон рот… удачи с поступлением… напиши, где устроишься, возможно будет время — загляну.» И ещё полстраницы ничего не значащих, сухих фраз, отдающих вежливой отпиской. И ни слова из того, что так хотелось бы прочитать Нико. Лёгкая горечь разочарования внезапно сменилась радостным облегчением. «Какой же я идиот! Прям так он и станет тебе сюсюкать! Чего я ждал? Люблю, целую?» Парнишка даже захихикал, признавая, какой он непроходимый придурок. Наверняка, дядя Миха осторожничает, как всегда и боится, что ему придётся, к примеру, показать письмо отцу, или кто-то случайно будет рядом в момент чтения. Уже сам факт, что Михаэль сподобился выбрать время посреди своих дел, сесть, написать лично ему, радовал его до шума в ушах. Оказалось совсем не важным лаконичное содержание. Нико обхватил ладонями свои горящие щёки и зацепился глазами за фразу «будет время — загляну». Это простое словосочетание дало ему силы пережить переезд в город, и он почти без сожаления расставался с Хорнбергом, где столько всего случилось этим летом! Оно согревало его одинокий сон в спальне старого дома, откуда он уезжал маленьким девственным мальчиком всего три месяца назад. Вызывало непроизвольную улыбку, когда Нико смотрел в окно автомобиля на пригород Лейпцига.