Родственные связи

- Давай пойдём, поужинаем? Только сначала я зайду домой, мне нужно переодеться и бросить вещи. Хорошо? Это недалеко, два квартала, пешком дойдём, да? Николас сыпал словами и вопросами, с быстротой голодной мыши передвигаясь по кабинету. Большое квадратное помещение, стекло окон в пол, классический деловой стиль обстановки. Мечта любого бизнесмена. Михаэль всегда чувствовал себя неуютно в таких местах, словно запертым в клетке. А племянник был абсолютно на своём месте, в мгновение ока собравшись и вытолкав дядю наружу. Михаэль шёл по улице рядом с Нико, и его постепенно отпускал страх. Когда он ехал сюда, на встречу с племянником, которого не видел семь лет, поджилки тряслись знатно. Расстались они мало того что немыслимо давно, будто в другом измерении и совершенно другими людьми, ещё и… совсем не по-человечески. Но, глядя в счастливо улыбающееся лицо Николаса, Михаэль понимал, что поступил правильно в своё время и расслаблялся. Молодой человек, идущий рядом с ним, выглядел абсолютно довольным собой и своей жизнью. Одетый в отличную серую тройку, в длинном чёрном пальто, он небрежно помахивал кожаной сумкой с документами и болтал ни о чём. Ни словом, ни намёком не давая понять дяде, что помнит об их общем прошлом. Как будто и не было того лета, с душными ночами, наполненного стонами и страстными объятиями. Возможно, племянник настолько перерос всё это, передумал на сто раз и решил похоронить в себе детскую, безнадёжную любовь? Михаэль не решился бы спросить у него ни за что, нет. Он просто вдыхал глубоко и с облегчением тёплый воздух вечернего Берлина и слушал вежливо отстранённую трепотню молодого человека. Николас фон Шульц двадцати пяти лет от роду ничем не напоминал застенчивого скромного мальчика Нико. Прямая спина, развёрнутые плечи и высоко вздёрнутый нос, гладко выбритый подбородок... парнишка определённо приобрёл уверенность в себе. Спокойный, снисходительно-добрый взгляд светлых глаз, безукоризненно-строгая одежда и начальственные повадки. Нико вырос в красивого молодого мужчину, привыкшего быть на виду и отвечать за свои поступки. - Ты видел папу, да? - Ну конечно! Откуда я бы знал тогда, где тебя искать? – Михаэль действительно был рад его видеть, и рад вдвойне, что у него всё сложилось удачно в жизни. – Поговаривают, что у тебя добрая тысяча человек под началом, а? Большой начальник, а? Михаэль не удержался панибратски ткнуть племянника локтем в бок. Нико подыграл ему, согнувшись в три погибели и притворно охнув. - Вообще-то, полторы… ох, я так рад тебе, правда, Миха! – Нико снова заулыбался, открыто и дружески, без всякого подтекста. Они завернули в проулок и, пройдя несколько домов, вошли в неприметный подъезд. Старый домик на четыре квартиры, не больше, полутёмный закуток консьержки, которая приветствовала его лёгким кивком головы в вязаной шапочке. Нико в несколько шагов преодолел узкую лестницу с двумя пролётами на второй этаж. Михаэль едва поспевал за ним. - Вот только не надо сейчас заводиться как отец, ладно? – хитро прищурился он, толкая плечом скромную входную дверь. - А что, Марк настаивал на пентхаузе в центре? – небольшая квартира с высокими потолками была обставлена и, по всей видимости, перепланирована вполне по-современному. Михаэлю сразу понравился этот старомодный уют на новый лад. - О, да! Это был настоящий бой, я тебе доложу! – Нико вытаращил глаза и тут же по-детски сморщил нос. – Главное, чтобы мне было удобно, верно? А он всё про статус и положение. Он фыркнул и прошёл в смежную комнату, скрываясь с глаз. Дядя тактично промолчал. Бог с ним с Марком, брат всегда отличался сговорчивостью и здравым рассудком. А вот каким образом Николасу удалось отбиться от своей снобки матери, это уже отдельная песня. Эмму наверняка удар хватил, когда она поняла, что сын не собирается плясать под её дудку и селиться в роскошных хоромах вопреки собственному желанию. Пока Нико копошился в соседней комнате, во входную дверь постучали. Довольно робко, ещё и ещё. Хозяин квартиры стремительно приблизился и распахнул створку. - Николас, дорогой мой мальчик, я прошу меня извинить… - на пороге стеснительно переминалась с ноги на ногу милая старушка с гладко зачёсанным назад пучком белоснежных волос, с такой же кипенно-белой шалью на хрупких плечах. На маленьком носике поблёскивали очки в изящной золотой оправе. - У тебя гости, боже! Я никогда за свою долгую жизнь не была так бестактна, прошу простить меня! – пожилая женщина с настоящим отчаяньем сжимала сухонькие ручки и умоляюще смотрела снизу вверх на Николаса. - Фрау Эльза, неужели опять? – Нико забавно выгнул бровь. Михаэль видел, что молодой человек изо всех сил старается не рассмеяться. - Да, дорогой, опять! Это ужасно! – она беспомощно переводила взгляд с одного мужчины на другого в поисках поддержки. - Видишь ли, дядя… кстати, фрау Кох, это мой родной дядя, Михаэль фон Шульц! – Нико церемонно сопроводил своё представление движением раскрытой ладони. – А это моя соседка из квартиры снизу, достопочтенная фрау Кох. Михаэль мог поклясться, что эта ровесница Фридриха Второго присела в настоящем придворном книксене по всем правилам светского этикета. - Так вот, видишь ли, Михаэль, фрау Эльза завела недавно собачку, милейшего померанского шпица… - Шуша – прелестное существо, это верно! – не приминула похвастаться соседка. - Однако в прошлой жизни это создание было Туром Хейердалом*, ей богу! – рассмеялся, наконец-то, Нико. – И теперь всякий раз, едва оставшись без присмотра, сбегает на поиски приключений, проникает в любую щель, роет подкоп под тротуар, в подвал, куда там ещё? - В канализационный люк, она в канализации, боже мой! Её обидят крысы! - горестно всхлипнула фрау. - Пойдёмте, фрау Эльза, не будем думать о плохом, я знаю, как пробраться в цокольный этаж. – Он взял маленькую, убитую горем старушку под локоток и вывел в коридор. Обернулся на Михаэля уже в дверях: - Чувствуй себя, как дома, я скоро вернусь! «Сколько же раз бедный мальчик выручал несносную собачонку из передряг?» Тепло улыбаясь самому себе, Михаэль прошёлся по светлому ковролину до окна и обратно. Стена над круглым столом была плотно увешана полками разной длины. Книги, журналы, диски, фотоальбомы… - Старомодный, современный Нико! – пробурчал себе под нос Михаэль, взяв, не выбирая, с полки альбом. «Греция. Карл» - значилось на обложке, корешок был украшен годом посещения страны, по всей видимости. Безупречные виды морских пейзажей с красавцем Нико на переднем плане заставили его улыбаться шире. Молоденький мальчик, в том году он был достаточно молод, едва закончив магистратуру - Михаэль так подумал, просто подсчитав. Уличное кафе на набережной, двое за столиком. Сам Нико и крепкий ещё, но достаточно взрослый мужчина рядом. Наверняка, тот самый Карл. Следующее фото – тот же мужчина, светловолосый, смеющийся, обнимающий Нико за талию. Снимки были прекрасными, свидетельствующими о замечательном, счастливом времени. Марк, смущаясь, краснея и бледнея, говорил Михаэлю, что Николас давно признался ему в своей сексуальной ориентации. «Чтобы между нами не было никаких недоговорённостей, папа», - так он мне заявил прямо в лицо, Миха! Ты можешь себе представить? Могли ли мы о чём-либо подобном говорить со своими родителями? Это бред, просто бред и современная распущенность, а не честная откровенность!» Но Михаэль понимал, что Николас сделал выбор и заставил всех принять его. Или не принять. Но, судя по тому, что он открыто встречается с мужчинами – его приняли. Молодец парень, он был полностью на его стороне, что бы это ни означало. Михаэль потянул с полки другой альбом. «Оливер. Испания. Италия». Снова счастливо улыбающийся Нико и сухопарый, светловолосый мужчина рядом с ним. С белозубой улыбкой и широкими плечами. Он напрягся. Какие-то странные догадки принялись кружить в подсознании, рождая совершенно определённые подозрения. Михаэль потянул с полки третий альбом, уже зная, что он там увидит и не ошибся. «Энди. Канада». Судя по дате, было это всего лишь в прошлом году. Совсем седой, широколицый, но безумно притягательный какой-то внутренней силой мужчина. На яхте, обхватив рукой мачту, глядя прямо в камеру. Бесшабашная удаль в голубых глазах, крепкие мышцы длинных ног, завиток небольшой татуировки на шее. Нико сидел, поджав под себя ноги, чуть поотдаль и смотрел на него снизу вверх такими глазами… как тогда, в лесу, на него самого. «Наверное, я буду таким же лет через десять-пятнадцать», - подумал Михаэль, разглядывая Энди крупным планом со стянутыми в пучок волосами на затылке. Он бросил альбом на стол к остальным. Лист перевернулся, открывшись изнанкой обложки, в которую был заправлен совсем старый снимок Михаэля, обнимающего лошадь. Белозубый, белокурый, крепкий взрослый мужчина… Воздух словно сгустился и похолодел вокруг него. Дыхание спёрло где-то в глубине груди и начало покалывать в кончиках пальцев. Ничего не прошло, ничего не изменилось, ничего не забылось навсегда. Все эти годы Нико выбирал себе любовников, как две капли воды похожих на него, на Михаэля. Все эти долгие годы старательно уговаривал себя, что всё возможно, в принципе, стоит слегка изменить составляющие. Вот ещё чуть-чуть – и всё получится. Михаэль зажмурился в отчаянии, представив себе, сколько раз за всё это время Нико выключал свет в спальне, пытаясь представить себе на месте очередного мужчины его самого. Отворачивался, задерживал дыхание, забывался в чужих объятиях. И как потом бессильно плакал в подушку и грыз пальцы от того, что ничего не получилось. Опять. О, Михаэль прекрасно знал, как оно бывает, когда хочешь подтасовать людей, словно карты! Но никогда ничего не получается и не получится. Потому что никого никем заменить невозможно. Нет такой безупречной и универсальной замены на все случаи жизни. Можно только выкорчевать с корнем из души и сердца, истекая при этом кровью и не факт, что после этого останешься в живых. У Нико это не вышло. И сколько бы он сейчас ни делал вид, какой он весь самодостаточный и счастливый парень, сколько бы ни улыбался старательно и светло, доказательства его полного краха были налицо. Сквозь маску мнимого благополучия торчали холодные и острые иглы отчаянного одиночества. Шум в дверях отвлёк его от созерцания обломков жизни Николаса, который лишь представлялся удачным и успешным. Он вошёл в комнату, бросил взгляд на стол, вгляделся в побелевшее, ошарашенное лицо Михаэля и мгновенно всё понял. Он виновато опустил плечи, сжал и разжал пальцы рук, посмотрел на Михаэля абсолютно несчастными глазами, подтверждая все его ужасные догадки. А Михаэль видел перед собой не стройного молодого человека в дорогом пальто, а нескладного тощего мальчишку с исцарапанными коленками, который испуганно жмётся на пороге его спальни. С больными от желания глазами и решимостью висельника, готового на всё. В одну из ночей того безумного лета, когда всё началось. Он никуда не делся, тот мальчишка, его маленький Нико… «Да катитесь вы все к чёрту и весь этот грёбаный мир с его условностями, когда тебя любят так… я никому ничего не должен!» - рявкнул сам себе Михаэль в два шага преодолевая расстояние между ними. Холодная кожа его бледного лица мгновенно согрелась в жарких ладонях. Жадные губы и полыхнувший восторгом взгляд – только для него, всю жизнь. Почти детский лепет, как сквозь плотную ткань: - Михаэль… я правда пытался, Михаэль, я… - и слабые руки, цепляющиеся за шею, гибкое, сильное тело, отчаянно прижавшееся так близко. - Молчи! Ничего не хочу слышать! Вообще не хочу тебя слушать! – рычал он сам, сдёргивая с него весь налёт внешнего лоска вместе с одеждой. Сбрасывая собственную многолетнюю боль, кипело и рвалось изнутри облегчение. Раздел догола, раскидав все брендовые шмотки по полу, смахнул со стола злосчастные фотографии и уложил на него Нико. Тот со счастливой обречённостью закинул руки за голову, всё ещё не веря в происходящее. - Знаешь, мне, наверное, больно будет, я… - Повторяю для особо умных – слышать тебя не хочу! - Совсем?...ох…Миха, у меня где-то есть кровать, вообще-то! - Да что ты, блять, говоришь? Кровать у него есть! Привык, понимаешь, пиздоболить без передышки… Ни черта ему не было больно. Михаэль видел это не только по лицу, сколько чувствовал внутри – горячий, очень горячий приём. Нико стонал и извивался, безбожно стирая спину о полировку, двигался навстречу с такой же жадной яростью, с какой брал его дядя. Кровать они, конечно же, потом нашли. Освоили её с большим энтузиазмом и рвением. Откуда только силы нашлись? Свет горел в соседней комнате, пуская в спальню ровную полосу на пол. Этого освещения было вполне достаточно. В полумраке всё казалось таким близким и уютным, хотелось лишь спокойно лежать, не шевелясь, и дотрагиваться друг до друга осторожными касаниями, подтверждая присутствие рядом. - Сначала мне было очень страшно. Словно я был совсем маленьким и потерялся в лесу и теперь никогда-никогда не найду дорогу домой. И ещё больно. Всё было больно: просыпаться по утрам, ходить, разговаривать. А ещё я всё время ждал тебя, что ты придёшь, пусть бы никогда не дотронулся до меня больше, даже не сказал бы ничего, только бы увидеть тебя снова рядом. Мне казалось, если я буду старательно прислушиваться к каждому звуку вокруг, то рано или поздно услышу твои шаги, как благодарность за терпеливое ожидание. Михаэль молчал, прижимая его к себе за плечи. Тёплая спина Нико устроилась у него на груди и ершистые волосы на макушке то и дело задевали его подбородок. - А потом я понял, что никогда не дождусь. Ничего не изменится и не вернётся. Умом я понимал – по-другому невозможно, никак невозможно. И пережить сил не было никаких. Боль притупилась в конце концов до такой степени, что я перестал чувствовать даже вкус пищи, которую ел, не ощущал жарко мне или холодно, сломай я в тот момент руку или ногу – даже не понял бы, что произошло. Я словно спрятался от самого себя где-то внутри себя же… Дядя поминутно наклонялся, чтобы коснуться губами его головы – успокаивая, ободряя ли, он не знал, что сказать своему мальчику на такие неожиданные признания о времени, проведённом врозь. Николас помолчал, поёрзал в Михиных объятиях, устраиваясь поудобнее. - Теперь ты должен произнести эпичную фразу «А потом появился он!» - ласково прогудел Михаэль, стараясь не обидеть. Нико фыркнул и задрал голову, смешно выглядывая из-под чёлки снизу вверх: - Ты почти прав, знаешь, но всё было немного по-другому. Даже совсем по-другому. – Он снова опустил голову, уложив её на сгиб локтя обнимающей его руки. - Приехал к нам профессор из Америки, вёл семинары на факультете пару месяцев. То ли Джонсон, то ли Джексон – я уже не вспомню. Он на меня сам внимание обратил, и сам подошёл на какой-то очередной студенческой вечеринке. Он молодой был совсем, лет тридцать может. - Я на самом деле ему очень благодарен, этот дядька сам того не понимая вытащил меня из глубокого безразличия ко всему вокруг. Я когда встречаться с ним начал – тайком, конечно, господи, мне не привыкать! – это было почти насилие. Я заставлял себя ложиться с ним в постель. Словно чувствовал, что мне это нужно… - По медицинским соображениям… - не удержавшись, ввернул Михаэль. - Ты совершенно прав – именно по медицинским! – пропустив сарказм в голосе дяди, подтвердил Нико. - Только… чудной он был, профессор этот. - В смысле? - Ну… связывал меня иногда, глаза завязывал, нагишом по дому заставлял ходить. Мне не нравятся такие штуки, но психологическая встряска от этого потрясающая! Он уехал вскоре, а я впервые за два года открыл глаза и посмотрел вокруг себя. – Николас невесело хмыкнул и продолжил: - Внезапно оказалось, что я один из первых по успеваемости в потоке, но успел приобрести славу рассеянного чудика: то носки забуду надеть, то аудитории перепутаю – этакий, знаешь, Джон Нэш после психушки**. И я начал исправляться, то есть просто жить. - На следующий год я устроился на лето в основной банк отца на вип-ресепшен… - Ничего себе! – снова поёрзал на подушке Михаэль. - А что? Я, по-твоему, сразу в управление филиалом должен был сесть? Нет-нет, мне нужно было освоить работу банка изнутри, поэтому я решил начать с самого низа. «Мне нужно», «я решил» - Михаэлю всё ещё странно было слышать такие слова от мальчика, который в своё время терялся до слёз, если ему предстояло выбрать между стейком и бифштексом. - Там-то меня и заприметил Карл Людвиг. Сразу меня на ужин пригласил, представляешь? Его не остановило даже, когда он узнал, что я сын владельца банка. Мы встречались полгода. Потом был Оливер и… Энди. Нико затих, словно воспоминания о последнем были не слишком радостными. - Слушай, и ты вот так запросто для себя решил, что ты… только с мужчинами? А с девушками встречаться не пробовал? Вдруг получилось бы всё гораздо лучше? - Не знаю. Может быть, я не давал им повода к сближению, а может, мне на них просто времени не хватало. Меня, знаешь ли, постоянно богатые старички снимали. - Дурак! – Михаэль беззлобно рассмеялся и щёлкнул его пальцами по уху. - Скажи, ты с ними со всеми сам расставался? - Нет, Карл ушёл от меня сам, он влюбился в кого-то, - ловелас ещё тот, Людвиг этот! С Оливером разошлись по обоюдному согласию. Просто надоело обоим, мы так поняли, а вот Энди… Михаэль почувствовал, как напряглись плечи Нико, как задержалось на секунду дыхание. - Я виноват перед ним, Миха, мне до конца жизни будет стыдно за то, что… он любил меня по-настоящему, понимаешь, очень сильно, а я никогда не смог бы дать ему то, что заслуживал этот прекрасный человек. Самое страшное, что он это понимал, очень хорошо понимал, таких чутких людей вообще на свете нет! Когда от меня ушёл ты – это было больно, но оправданно, а Энди ушёл от меня любя, с окровавленным сердцем, и я чувствовал себя гаже некуда и снова очень и очень одиноким. А ещё… с ним получилось почти так же, как и с тобой. Он нашёл твою фотографию… - Ну что ж поделаешь, если у тебя в доме всё на виду. – Михаэль лишь сильнее прижал к себе Николаса, сочувствуя и жалея. - Ты бы убрал куда-нибудь всё в одно место, у тебя всё валяется, где попало, Ники! Почему ты такой несобранный, дрянной мальчишка! – свежий и раскрасневшийся после душа Энди медленно ходил по комнате в белоснежном халате и добродушно распекал любовника. - «В одно место» - это предложение? – игриво ответил Нико, складывая журналы в стопку на столе. Мужчина запрокинул голову и разразился громовым хохотом. - Пошляк, ох какой же ты пошляк, малыш! – он прижался бедром к столешнице и порылся в ворохе бумаг и фотографий. - Ну-ка, ну-ка, что это у нас тут… - в его руках оказался небольшой прямоугольник, который он принялся крутить и так и этак. - Интересный мужчина… кто это? – Нико вскинул голову и обмер. Он потерял эту фотографию года три назад и понятия не имел, что всё это время она находилась буквально у него под носом. Энди удивительно точно уловил перемену настроения молодого человека. - Это какой-то дорогой тебе человек? - он снова повернул фотографию тыльной стороной. - Первый мужчина, возможно? Судя по году тебе всего восемнадцать. Значит, да, первый. Он прищурился и внимательно вгляделся в целую гамму чувств, отразившуюся на лице Николаса. Потом посмотрел на фото. Мужчина в самом расцвете сил, горделиво вскинув подбородок, обнимал морду гнедой лошади и смотрел в объектив со снисходительной улыбкой хозяина жизни. «Самолюбивый засранец», - резюмировал про себя Энди, а вслух сказал: - Не хочешь поговорить об этом? – внезапно ему пришло в голову ещё кое-что. Он сделал шаг назад и зеркало, висящее на стене, отразило почти такую картину, как и на только что виденном снимке. «И ещё один засранец.» Нико стоял, прижавшись к стене, вся кровь отхлынула от лица, и лишь горящие непонятной виной глаза выдавали его. Он и сам не понимал, почему простое любопытство вызывает в нём столько эмоций. Что мешает ему сейчас с улыбкой произнести: «О, да, это мой первый! Здорово было, знаешь ли!» Свести всё к шутке, сменить тему. Но он молчал. Молчал и Энди, потряхивая фотографией в руке и задумчиво переводя взгляд с неё на собственное отражение. Николас стоял, не дыша, не зная, чему ему пришлось стать свидетелем. - Ты знаешь, а я, было, в какой-то момент поверил, что между нами происходит что-то настоящее. Но мне всегда казалось, что ты ищешь во мне что-то и никак не можешь найти. Тебе чего-то не хватает рядом со мной, чего-то нужного. Или кого-то? – глухо произнёс Энди. Его взгляд внезапно потух, морщины вокруг глаз обозначились резче и моложавый ещё мужчина как-то в один момент стал старше лет на десять. - Что ты имеешь в виду? – Николас испугался этой мгновенной перемены в любовнике. Что-то неуловимо изменилось в нём и ничего теперь не будет как прежде. - Дело ведь в том, что ты до сих пор любишь его, верно? Этого говнюка, который попользовался молоденьким мальчиком и бросил, когда ты ему надоел! – резкие слова, как пощёчина, ударили больно и обидно. Энди обвиняюще потряс фотографией в сторону Нико. - Нет, это не правда! – горячая и едкая, как серная кислота, злость мгновенно ударила в голову, заставляя кричать и оправдываться. Или оправдывать? - Неправда? Тогда почему же его нет рядом с тобой? А? Почему вы не вместе? Почему ты спишь со мной, таким похожим на него? Николас готов был расплакаться, он никогда не видел Энди таким жёстким и беспощадным. Конечно, в нём плескалась обида, но каким образом он смог понять то, чего не понимал про себя даже сам Николас? Только сейчас до него дошло во всей красе, что любовник прав, чертовски прав! - Это не так, Энди, пойми, - Николас не узнавал свой голос, чужой и сиплый. – Мы расстались, да, он ушёл от меня, но только потому, что любил, и по-другому поступить было просто невозможно! - Если любишь, возможно всё! Нет таких ситуаций, в которых любящий человек может тебя оставить! - Есть, Энди! Есть такие ситуации! – окончательно вспылил Нико. - Да как ты не можешь понять, Ники! Раскрой, наконец, глаза! Куча взрослых мужиков спят и видят, чтобы затащить в койку молоденького красавчика, а потом по-тихому избавиться от надоевшего влюблённого идиота! - они кричали, забыв про всё на свете, не жалея и раня друг друга. – Ты блестящий экономист и стратег, ты умный парень, а напридумывал себе розовых соплей, как маленькая девочка, и тешишь себя пустыми иллюзиями. Мне обидно за тебя. Как ты не понимаешь! Да и за себя тоже! - Это ты ничего не понимаешь! - Так расскажи мне, докажи, что я не прав! Николас сник, опустив глаза в пол. - Я не могу, Энди. Правда, не могу. Не заставляй меня говорить об этом. - Почему? Я никогда не скрывал от тебя своего отношения и своих чувств, Ники. Никогда не давал тебе повода усомниться в себе. Почему ты мне не доверяешь? – от ласково рокочущего баритона бежали по плечам знакомые мурашки, и ледяной стыд заполнял всё внутри. - Я боюсь, что ты станешь меня презирать, - едва смог выдавить из себя последний довод Николас. - Ники, мой любимый малыш Ники, мне шестьдесят пять лет, я в жизни такого насмотрелся, что удивить меня очень трудно. – Сталь в голосе Энди сменилась на мягкое отеческое журчание, наполненное настоящей теплотой, от чего становилось только горше. - Неужели ты думаешь, что мне наплевать на то, что с тобой происходит? Тебе же больно сейчас, верно? Больно вспоминать, больно говорить. Поделись со мной, и мы вместе найдём решение, я помогу тебе… - Никто мне не поможет. Никогда и никто. Николас устало провёл по лицу ладонями, приблизился к Энди и взял из его рук фотографию. Подержал двумя пальцами на весу и бросил на стол. Будь что будет, уже плевать. - Это действительно мой первый мужчина, Энди. Я очень любил его и, наверное, ты прав, люблю до сих пор. Его зовут Михаэль фон Шульц, он брат моего отца, мой родной дядя. - И я никогда не буду с человеком, которого люблю и который, без всякого сомнения, любит меня. Теперь ты знаешь всё. Имя, произнесённое вслух, обожгло губы, вызвало целый фейерверк ярких и опасно-огненных воспоминаний. Нико уже давно загнал их вглубь подсознания, а Энди, сам того не желая, разом выпустил всех демонов наружу. Николас боялся поднять глаза и посмотреть на него. Ему было невыносимо стыдно и одновременно бесконечно жаль себя. Теперь сожжены все мосты и правда вылезла наружу. Энди никогда не простит ему такой грязи. - Николас… - он всё-таки глянул исподлобья на ошарашенного таким поворотом вещей любовника. И обомлел в очередной раз. Во взгляде Энди было всё что угодно – сожаление, участие, боль и жалость, но только не презрение и ненависть. - Господи, мальчик мой, как ты всё это пережил? И как ты мог подумать, что я не смогу понять тебя?