Ласточка

      Второе полугодие неожиданно начинается с того, что мне пишет мистер Блэк. Я имею в виду, дядя Сириуса — Альфард Блэк. В вычурно-витиеватых выражениях он упрашивает о встрече и приватном разговоре, причём отказ, кажется, равносилен страшному оскорблению.       Разумеется, я отвечаю, что безумно рада и согласна на встречу, но на самом деле мне до ужаса страшно и очень хочется никуда не ходить, ведь для подобной встречи всего несколько причин, и все они по-своему ужасны.       Немного легче становится учёба, но даже это не радует. Больше никаких головоломных расчётов и сложнейших рунных цепочек… Только информация об аристократических родах Магической Британии, этикете, законах, неписанных правилах и, разумеется, о списке «Священных двадцати восьми». Так себе лёгкое чтение, по правде сказать.       Самая главная проблема — то, что в отношениях с друзьями я не нахожу… уверенности. Память прошлой жизни, внутреннее ощущение взрослости мешают восприятию на равных, всё время кажется, что их нужно оберегать от взрослых проблем, и ещё, если честно, сейчас я понимаю, что с маленькими Джеймсом, Сириусом и Ремусом мне просто не интересно. Они хорошие, правда, но у меня совсем другие интересы, сложности, и само восприятие мира очень сильно отличается от привычного им чёрно-белого.       После рождественских каникул это становится ещё более заметным, как и в целом распадение нашей компании. Нет, мы всё так же сидим в гостиной все вместе, собираемся и болтаем, но уже отчётливо видно, кому с кем интереснее. Джеймс и Сириус абсолютно самодостаточны в своём дуэте, Пет увлечена собственными мыслями и перепиской с Люциусом, Нарцисса и Ремус сосредоточены друг на друге… Как и мы с Северусом.       Он, пожалуй, единственный, кто не вызывает во мне внутреннего диссонанса восприятия — то ли оттого, что несчастливое детство заставило его повзрослеть слишком рано, то ли потому, что он и сам воспринимает меня как равную, без малейшего налёта снисходительности или насмешки.       В какой-то момент, вообще, кажется, Северус становится моей тенью (или я — его?), и мы практически всё своё время проводим вместе как и тогда, давно, в уже невозможной моей прошлой жизни. Я пытаюсь следить за тем, чтобы Сев вовремя выныривал из своих увлечений и хотя бы появлялся в Большом Зале на завтрак обед и ужин, но мы оба — слишком увлекающиеся личности, так что единственное, на что меня хватает, это забегать в перерывах между учёбой и варкой зелий на кухню и таскать оттуда корзинки с продуктами.       Разумеется, благодаря тому, что повсюду сопровождает меня, Северус оказывается посвящён в большинство тех проблем, которые я могу разделить с кем-то, включая и отношения Пет с Люциусом. И когда приходит письмо, именно он первым узнаёт о нём, и к нему я иду за советом о том, как поступить, если не хочу впутывать родителей…       Ну а ещё Сев не был бы Севом, если бы не предложил пойти со мной: — Лили, послушай, ты просто не можешь отправиться туда одна! Кто, в конце концов, будет гарантией твоей безопасности, если не я и не твои родители?       Мы опять сидим в библиотеке, где я в который раз перебираю разнообразные книги о кодексах древних родов, но разговаривать можно спокойно — чары от подслушивания надёжно хранят любые секреты. — Я и не собираюсь спорить, — мне приходится отложить книгу, чтобы взглянуть ему в глаза. — Если ты пойдёшь со мной, мне будет намного спокойнее, но прежде, как мне кажется, нужно написать твоему деду. Согласись, он имеет право знать о том, что происходит? — Если бы мы с тобой ещё сами знали это! — Северус взмахивает рукой и едва не опрокидывает стопку книг, громоздящуюся по правую сторону от него. — Ты ведь сама говорила, что мы сможем понять, чего от тебя хотят, только если встретимся с Блэком. — Так-то оно так, — я киваю, потерев лоб: голова начинает ныть от этого бесконечного чтения. — Но в любом случае предупредить необходимо, иначе мы вполне можем получить за нашу инициативу. К тому же, мистер Принц способен дать какой-нибудь дельный совет… — Ты не думала спросить его насчёт сестры? — Сев, участливо поглядев на меня, протягивает чашку горячего чая, только что налитого из термоса. — Думала, — я с благодарностью принимаю напиток, невольно вздрагивая от прикосновения к чужим пальцам — они кажутся ледяными, — Но, увы, боюсь, он скажет то же, что сказал бы любой на его месте. Люциус должен быть вместе с Нарциссой, и всем плевать на то, что кто-то к кому-то чувствует… — Мне так не кажется. Но хорошо, я напишу только про приглашение. Надеюсь, ты всё-таки ошибаешься со своими теориями и ничего особенно страшного нас там не ждёт.       Остаётся только кивнуть и снова уткнуться в пыльные книги: само по себе решение, увы, не найдётся.       Впрочем, в этот раз я ошибаюсь. К моему величайшему удивлению, решение именно что находится само: от меня требуется минимум усилий. Ну, точнее, это мистер Блэк его находит…       В общем, после письма, мы с ним условливаемся встретиться в ближайшие выходные: он обещает каким-то образом договориться с директором, чтобы нам разрешили воспользоваться камином для посещения Косого переулка. И, разумеется, встреча должна проходить на нейтральной территории — кафе «Волшебный Восход» отлично подходит, чтобы переговорить в абсолютно конфиденциальной обстановке.       Точно в назначенное время мы с Северусом стоим у кабинета декана: камин нам должен предоставить Слагхорн, как ответственный за своих учеников. Я хмуро разглядываю коридор, с трудом удерживаясь от того, чтобы начать нервно метаться от стены к стене. Северус покачивается с пятки на носок, лениво прикрыв глаза и делая вид, что ему абсолютно безразлично происходящее.       Наконец дверь открывается, и декан елейным голосом предлагает нам входить: — Рад вас видеть, дорогие, очень рад. Проходите сюда. — Добрый день, — нестройным хором отвечаем мы, хмуро глядя друг на друга.       Северус пропускает меня первой и галантно придерживает дверь — Слагхорн колобком вкатился внутрь сразу же после приветствия. — Вы знаете, как пользоваться летучим порохом, верно? Бросаете щепотку в огонь, шагаете в камин и чётко называете адрес. Не перепутайте, иначе можно попасть совсем не туда, куда хотелось! — погрозив нам пальцем, декан заходится дребезжащим смехом. Я морщусь. Конечно, это именно то, что нужно говорить детям, впервые использующим такой вид перемещения, ведь что может лучше поддержать веру в свои силы, чем напоминание о возможной ошибке? — Всё нормально, сэр, не переживайте, — Северус усмехается уголком губ. — Я уже путешествовал так, а у Лили наверняка получится, если она увидит, как это делается — она всегда и всё схватывает просто на лету.       После этого он решительно берёт немного серого порошка, хранящегося у Слагхорна в крохотном горшочке на каминной полке, и швыряет его в огонь. — Волшебный Восход! — пламя окрашивается в зелёный цвет, и Сев шагает в него, махнув мне рукой на прощание.       Я выжидаю несколько секунд, пока языки огня вновь не станут рыжими, и только после этого повторяю процедуру, не забыв бросить краткое «До свиданья», прежде чем исчезнуть в камине.       Ресторан встречает мягкой полутьмой, несмотря на то, что сейчас середина дня, и я радуюсь, что не нужно привыкать к свету после подземелий. В нескольких шагах от себя нахожу Северуса, нетерпеливо переминающегося с ноги на ногу, в ожидании, очевидно, моего появления. Делаю шаг вперёд, и он бросается ко мне, чтобы поддержать, когда я едва не падаю, зацепившись каблуком за ковёр, постеленный перед камином. — Осторожнее! — тонкие пальцы клещами вцепляются в локоть, и у меня невольно вырывается болезненное шипение. — Ты в порядке? Прости, я не нарочно…       Северус отпускает меня и смущённо отводит взгляд, но я возвращаю его руку, переплетая наши пальцы. Так, вместе с ним, мне куда спокойнее. — Ничего, Сев, всё хорошо. Идём, мистер Блэк наверняка уже нас заждался. — Может быть, он ещё не пришёл, — из чистого упрямства предполагает друг, послушно двигаясь вслед за мной к дверям, ведущим в коридор с отдельными кабинетами. Конечно, я здесь ещё ни разу не была, но со слов Блэка планировку знаю, так что заблудиться мы не должны…       Не знаю, дело ли в умелых объяснениях Альфарда или в моих способностях ориентирования на местности, но нужную комнату мы находим довольно быстро. И я, как всегда, права: мистер Блэк уже сидит за широким столом, застеленным белой скатертью, в ожидании нас потягивая вино. — Здравствуйте, — помня о вежливости, стараюсь говорить учтиво. — Я Лили Эванс, а это мой друг, Северус Принц.       Новая фамилия Северуса срывается с губ легко, как хорошо выученный стих, и я выдыхаю с облегчением. Поначалу у меня никак не выходило её запомнить и я часто сбивалась, как и все остальные, хотя очень старалась не путаться, зная, насколько сильно Северусу не по нраву всё, что хоть как-то связывает его с отцом. — Добрый день, мисс Эванс, мистер Принц, — Блэк салютует нам бокалом и слегка усмехается. — Присаживайтесь. Полагаю, вас интересует, отчего я так настаивал на встрече? — В некоторой степени, — Северус отодвигает для меня стул. — Если бы нам было совсем всё равно, мы бы просто сюда не пришли.       Я послушно опускаюсь на своё место и незаметно пихаю Сева в бок. Что с ним случилось, не пойму? Обычно его едкие колкости достаются в основном мне и нашему котлу, но при взрослых у Северуса хватает такта вести себя вежливо. — Разумно. В таком случае перейду к сути: что вы можете рассказать мне про своих друзей? — Кто именно вас интересует? — я спешу уточнить, пока Сев не ляпнул чего-нибудь ещё, и бросаю ему предостерегающий взгляд. — И, собственно, зачем? Мы не собираемся выкладывать кому-то незнакомому все секреты, сами понимаете, прежде нужно удостовериться, что мы можем вам доверять. — Мне казалось, это и без того понятно, — Альфард пожимает плечами. — Разумеется, я хочу узнать больше про Нарциссу и Ремуса, а также про вашу сестру и Люциуса. Мне необходима информация, чтобы знать, как поступить в этой ситуации.       Ну вот. Так я и знала. Все мои планы сейчас в очередной раз трещат по швам — если мистер Блэк узнает, что Ремус оборотень, он ведь наверняка запретит Нарциссе общаться с ним и со всей нашей компанией, добьётся его исключения из школы, а если мы попытаемся соврать… Или даже просто утаим от него подобное, делая вид, что ничего не знаем, то у родителей Люпина узнать информацию о его ликантропии не так и сложно.       Похоже, на моём лице слишком уж выразительно отпечатываются эмоции, потому что я не успеваю даже попытаться развернуть известную тему «Мы вам что, доносчики?!» — мистер Блэк неожиданно отставляет бокал в сторону и, сгорбившись, низко опускает голову, сжимая её руками. Впрочем, слабость длится всего минуту, а затем он вновь возвращает прежний вид — уверенного в себе холёного аристократа, чьи чувства прочно спрятаны за маской внешнего безразличия. — Значит, так. Сейчас вы рассказываете мне всё, что знаете об этом мальчишке. Потом я вызову сюда вашего деда, мистер Принц. А уже он, в свою очередь, свяжется с родителями мисс Эванс. И, разумеется, Люциус, Нарцисса, а также Петунья — верно я помню? — будут присутствовать. Этот вопрос необходимо решать немедленно, пока информация не просочилась в газеты и пока она не дошла до особенно заинтересованных лиц. — Сэр, может быть, мы можем обойтись без мистера Принца? — невольно вырывается у меня, и я тут же краснею. Ну да, куда уж мне решать взрослые вопросы, разумеется, тут нужны взрослые… И никого не волнует, насколько мне будет стыдно признавать собственную ложь. Блэк насмешливо фыркает. — Не переживай, мелочь, старик Принц теперь гораздо более лоялен к магглокровкам. И, думаю, у меня есть, что с ним обсудить…       Мне остаётся только вздохнуть. Что ж, во всяком случае, это избавит меня от необходимости вечно лгать Северусу и его семье. По крайней мере, я могу надеяться на то, что они не запретят ему со мной общаться, разве нет?       Сев хмуро вытаскивает из кармана двустороннее зеркальце и, извинившись, выходит из комнаты, а я сжимаю в кулаки лежащие на коленках руки и стараюсь успокоиться. Думается, почему-то, о том, что представляет себя комплекс чар на этой комнате — связаться с кем-либо по зеркальцу или через блокнот с протеевыми чарами отсюда невозможно. И, кажется, здесь вообще установлены артефакты, глушащие магию, что весьма недёшево, но… того стоит. Аристократы, как я понимаю, готовы платить огромные деньги, чтобы вести переговоры максимально безопасно, да и, думаю, некоторые другие личности — тоже. Честности, конечно, комната людям не придаст, но хотя бы можно не опасаться, что тебя приложат империусом прямо посреди разговора. Или каким-нибудь зельем напоят — тоже хорошего мало.       Признаю, если бы Альфард Блэк не предложил разговаривать в этом месте, я бы и не согласилась на встречу вообще. Пусть мне на самом деле не тринадцать лет, пусть знаний и умений гораздо больше, чем положено ребёнку, но это не значит, что у меня есть шанс потягаться в магии со взрослым, чистокровным, да ещё и из весьма известного тёмного семейства магом. Всё же в прошлой жизни собиралась я не в разрушительницы проклятий и даже не в аврорат… Мои знания призваны помогать людям, а не подчинять их и не причинять им боль.       Наконец Северус возвращается, и я впиваюсь взглядом в его лицо. К моему удивлению, он мне подмигивает, а затем, сделав постную мину, оборачивается к мистеру Блэку: — Мне очень жаль, но дедушка не сможет присутствовать, он очень занят. Общается с мистером Малфоем. Однако мама обещала быть, вместе с родителями Лили.       Вот, если бы не видела, с каким хитрым видом он только что стоял, сама бы поверила! Какие таланты, однако, скрываются в тихоне Северусе. — Занят? — мистер Блэк потирает лоб, совсем как Сириус, когда о чём-то задумывается, и кивает. — Ладно, чёрт с ним, как-нибудь разберёмся. Скоро они?..       Он не успевает договорить, поскольку дверь распахивается, впуская миссис Снейп и моих родителей. — Здравствуйте, — кивает мистеру Блэку мама. — Добрый день, — меланхолично качает головой папа. — Северус сказал, у вас что-то важное? — полуутвердительно произносит миссис Снейп вместо приветствия.       Я глубоко вздыхаю, пряча подрагивающие ладони под стол. Рубикон перейден, мосты сожжены, отступать поздно. Надеюсь, всё будет хорошо, всё-таки миссис Снейп не то, что мистер Принц, она должна меня понять. Должна… — Да, рад встрече, — Альфард Блэк встряхивает головой, точно собака, опять становясь похожим на Сириуса. Или, точнее, это Сириус похож на него… О, чёрт, о чём я вообще думаю? — Видите ли, на повестке дня вопрос: как быть с вашими детьми?       Родители занимают места по одну сторону от меня, Северус и его мама — по другую. Я разглаживаю подол и смотрю в стол — говорить мне сейчас ничего не хочется. — Что именно они натворили? — с олимпийским спокойствием уточняет папа, сжав мою руку под столом в ободряющем жесте. Я поднимаю на него голову и виновато улыбаюсь. Ох, если бы можно было провалиться под землю от стыда…       Северус осторожно берёт меня за вторую руку, находя пальцы под прикрытием скатерти, и от этого тугой обруч, сжавший сердце, слегка разжимается. — Видите ли, тут такое дело… — Альфард выглядит несколько растерянно и даже почти виновато. — Мой крестник, Сириус, и его кузина, моя племянница соответственно, написали мне с просьбой о помощи. Жених Нарциссы, Люциус Малфой, влюблён в вашу дочь. И это абсолютно взаимно, в то время как Нарциссе нравится совсем другой мальчик. Она, конечно, ещё маленькая, может перегореть, но вот Люциус… Так уж сложилось, что Малфои однолюбы, к тому же, как я понял из их сумбурного письма, Петуния ведь старше Лили? — Петуния? — мама выдыхает с облегчением, но в то же время как будто бы это стало для неё неожиданностью. — Да, она старше Лили на два года, а сколько лет Люциусу? — Девятнадцать. Он старше на четыре года. Но для магов, сами понимаете, это не проблема…       Родители как-то напряжённо переглядываются, и у меня начинают возникать подозрения, что не я одна в семье не слишком удачливый «великий комбинатор». Или нет? — Да, — медленно кивает отец. — Но, если я верно понимаю обстановку в вашем мире, проблема в другом, верно? Малфой не может жениться на магглорождённой.       Мистер Блэк бросает взгляд на миссис Снейп… — Да, — они произносят это одновременно. — Увы, но таковы законы и традиции…       Мама переводит на меня взгляд, до этого скользивший по комнате, и неуверенно предлагает: — Лили, детка, может быть, ты вернёшься в Хогвартс? Думаю, мы… — Нет, — резко обрывает её отец, и я вздрагиваю. — Давно пора было сказать им. Я думаю, Петунью тоже нужно позвать сюда, а возможно, и этого мальчика, Люциуса, тоже.       Ох и не нравится мне это всё! Ну почему хоть что-то в моей жизни не может быть просто? Лучше бы я сгорала от стыда за свой обман и попытку прикинуться чистокровной, чем вскрывать семейные шкафы с тайнами и скелетами! Сейчас отчётливо вспоминается, что в прошлой жизни мои попытки рыться в родословной семьи не принесли мне никакого счастья, а родители настойчиво советовали не искать родню… — Я позову, — миссис Снейп поднимается со стула. — Может быть, моего отца тоже? И Абрахаса Малфоя? — Хорошо, — после краткого раздумья соглашаются родители, и я прикусываю губу, не зная, как расхлебать ту кашу, что невольно заварила. — Раз уж зашла речь о помолвках, то необходимо всё прояснить.       После того как миссис Снейп выходит, в комнате повисает напряжённая тишина. Мне страшно, в голове хороводом кружатся обрывки воспоминаний из прошлого, и эта карусель сводит с ума — нет ни одного чёткого, завершённого воспоминания, и малейшая попытка до конца просмотреть разговор с родителями или, позже, встречу с каким-то темноволосым парнем, от которой мерзкое гниловатое послевкусие и которая, я точно знаю, связана именно с поиском родни, вызывает мигрень и острую, пронзительную боль в висках.       Северус напряжённо заглядывает мне в лицо, и почему-то его тёмные глаза кажутся упоительно холодными. Хочется нырнуть в эту темноту, как в омут, и наконец избавиться от мучительной, нудной боли… Прохладные пальцы ложатся на мои виски, Сев что-то говорит, но я не слышу, как будто у окружающего мира выключен звук. Ненадолго закрываю глаза, только чтобы передохнуть от этой круговерти, но становится ещё хуже и воспоминания шелестят, как страницы книг, увлекая меня в безумную пляску хоровода…       В себя прихожу рывком, точно кто-то нажимает кнопку, и обнаруживаю, что меня придерживают за плечи сильные руки Альфарда Блэка, а Северус сидит напротив, и из носа у него течёт кровь. У меня, кажется, тоже…       Мама растерянной клушкой мечется вокруг, всовывая нам обоим в руки платки, пытаясь напоить водой и помочь смыть кровь, но мы только отмахиваемся, напряжённо глядя друг на друга, и пытаясь понять, что это только что было. —Ты в порядке? — произносим одновременно, и одновременно же усмехаемся. — Да, — я отбираю у мамы влажноватый платок, несколькими быстрыми движениями стираю уже остановившуюся кровь с лица, и глубоко вздыхаю. — Всё нормально. Думаю, дело опять в давлении, помнишь, на каникулах у меня так уже было. — Ладно… — Северус хмурится, бросает короткий взгляд на моих родителей, но всё же соглашается. — Тебе нужно лучше следить за своим здоровьем, Лили. Я сварю тебе укрепляющее зелье и ты будешь его пить каждый день, пока мадам Помфри не скажет, что ты полностью здорова, ясно? — Да, конечно, — мягко улыбаюсь и, отстранив маму окончательно, вытираю теперь уже его лицо. — Пропьём курс вместе, тебе, кажется, тоже нужно…       Северус фыркает, но смиряется, а родители одобрительно кивают, всецело поддерживая наше желание последить за здоровьем… Альфард Блэк, давно отпустивший меня и отошедший в сторону, смотрит странно задумчиво, но я стараюсь изо всех сил делать вид, что этой задумчивости не замечаю, и мысленно благодарю всех богов, что Северус поддерживает мой спектакль.       Разумеется, дело ни в каком не в давлении, и любой маг это сразу поймёт, хотя бы по ощущению повышенного магического фона вокруг меня, которое явно указывает на неконтролируемый выброс, но пока я не пойму, в чём тут дело, лучше не показывать никому моих сомнений, и уж точно не стоит беспокоить родителей, которые в этот раз ничем мне помочь не смогут.       К счастью, надолго суета вокруг нас с Севом не затягивается — возвращается миссис Снейп, и на этот раз в компании мистера Принца, Люциуса, Петуньи, а также некоего светловолосого мужчины, которого я никогда раньше не видела. Очевидно, это и есть Абрахас Малфой.       Пришедшие вежливо здороваются, затем занимают места за столом, и мне становится интересно, предполагал ли мистер Блэк подобное развитие событий или в этом кафе просто все столы рассчитаны на десяток человек? Впрочем, особенно об этом размышлять некогда, потому что родители выдают наконец наши семейные тайны.       Первым, прокашлявшись, разговор начинает отец: — Итак, я думаю, все знают, зачем мы собрались, или хотя бы догадываются об этом. Не буду утруждать вас повторением, начну сразу с того, что всем следует знать, дабы ситуация разрешилась ко взаимному удовлетворению.       Несколько секунд он молчит, но потом неохотно продолжает. — Несколько лет назад разразилась страшная война. Обычным людям она известна, как Вторая мировая, магам — как Первая магическая. И развязала её Германия, подталкиваемая неким Геллертом Грин-де-Вальдом, также называющим себя Тёмным лордом. Разумеется, он был побеждён, но не все его союзники истреблены — некоторым удалось затаиться или откупиться от властей, так что они существуют до сих пор. Впрочем, не это самое главное… Я надеюсь, вы слышали про такую организацию, как Аненербе?       В ответ на это заявление мистер Малфой удивлённо вскидывает брови, мистер Принц растерянно хмыкает, мистер Блэк… Мистер Блэк молчит, но его породистое лицо выражает крайнюю заинтересованность. Миссис Снейп широко распахивает глаза, переводя потерянный взгляд с моего отца на маму, Северус и Люциус недоуменно хмурятся, а я переглядываюсь с Петуньей. Разумеется, все мы знаем о том чудовищном порождении извращённого разума, которое нацисты звали Аненербе, но едва ли хоть кто-то понимает, к чему отец вообще вспомнил об этом. — Геллерт Грин-де-Вальд был тем, кто создал, развивал, а затем погубил её. Он интересовался слишком тёмными, слишком запретными вещами, так что неудивительно, что в итоге всё закончилось тем, чем закончилось: один из экспериментов вырвался на волю… — отец смолкает, и я понимаю, что ему, на самом деле, очень тяжело вспоминать всё это. Во время войны его родители жили в Германии, я помню, он рассказывал мне, и он сам тогда едва достиг пятнадцати лет — точь-в-точь как Петунья сейчас. — Тех, кто работал в Аненербе, интересовали не только магглы, — неожиданно для всех произносит мама, хотя отец уже открыл было рот, чтобы продолжать. — Они пытались выделить магическую составляющую крови, чтобы возможно стало сделать волшебниками любых людей, которых посчитают достойными. Это были чудовищные эксперименты: пострадало огромное количество магов, магглов и разнообразных магических созданий… Я была тогда совсем маленькой, но мои родители имели связь с этой организацией, поэтому мне довелось видеть некоторые… Плоды.       Она болезненно сморщивается, словно пытаясь перебороть воспоминания. Голос у неё дрожит, взгляд устремлён куда-то в одну точку на столе, не видимую нам, и, очевидно, она снова вынуждена переживать всё то, с чем когда-то ей довелось столкнуться. Я хочу остановить эту невыносимую пытку, но отец отрицательно качает головой, и мне приходится смолчать, сжав покрепче зубы. — Я не стану рассказывать, что именно выходило из-под рук этих учёных; не стану рассказывать, какими именно методами они мучили своих подопытных; не стану рассказывать, почему Грин-де-Вальд был уверен, что однажды его эксперименты увенчаются успехом. Мне слишком многое неизвестно. Однако я могу сказать точно: Грин-де-Вальд был абсолютно прав. И однажды моим родителям удалось совершить невероятный прорыв — то, что они так долго искали, было совсем близко.       Очередная пауза прерывает рассказ, и я поспешно наливаю маме воды, посчитав это хорошим поводом ненадолго отложить продолжение. Она делает несколько глотков, похоже, не заметив даже, что именно пьёт, и с неумолимым упорством продолжает: — Они не были магами, как и я. Нам просто сказали, что некоторые люди обладают сверхъестественными способностями, вот и всё. Возможно… Возможно, мои родители преследовали благие цели — сделать магию доступной всем, облегчить человеческую жизнь… Возможно. Но это не оправдывает их. В нашем, если можно так сказать, отделе подопытными были дети. Дети моего возраста. Я не знала всех, но это, наверное, к лучшему, потому что те, кого я знала, до сих пор являются мне во снах. Думаю, родители надеялись, что если результаты опытов будут положительными, то они смогут «привить» магию мне — но я ужасно боялась этого и потому почти всегда пряталась, избегая встреч с теми, кого приводили для проверок. Думаю, тут нужны пояснения: все сотрудники Аненербе жили в комплексе зданий организации, обнесённом стеной, укрытом, как я теперь понимаю, чарами и имеющим только вход, но не выход. Сколько себя помню — с самого детства я жила там, хотя родители говорили, что до трёх лет меня растила бабушка в Берлине, и только когда она умерла, меня забрали в это ужасное место.       Я с трудом сглатываю вязкую слюну. Как они… Как они вообще могли?! Ставить опыты на детях… Кажется, по щекам у меня текут слёзы, но я не в силах даже утереть их — руки стали тяжёлыми, как будто к ним привязали корзины с камнями. — Тот самый эксперимент, который погубил Аненербе, был проведён моими родителями. Именно он, единственный из всех, оказался успешен, и именно он, единственный из всех, был провален, — мама прокашливается и снова глотает воды. Рука её, сжимающая стакан, мелко подрагивает. — Сейчас, зная больше о магическом мире, я думаю, что Вега была сквибом. Иначе мне просто нечем объяснить то, что именно ей удалось выжить, получив дозу русалочьей крови. Однако она выжила, и это было успехом. Но, на первый взгляд, никаких особых способностей не приобрела — и это, по мнению моих родителей, было провалом…       Отец осторожно забирает стакан, в котором осталось чуть больше половины воды, и привлекает маму к себе, пряча её заплаканное лицо на своей груди. — Дальше, если позволите, расскажу я, — произносит он так твёрдо, что никто и не думает спорить. — Мои родственники не были связаны с Аненербе, по крайней мере, я ничего об этом не знаю. Но мы жили в достаточной близости от того места, хоть и не подозревали об этом. Та девочка, Вега, на самом деле стала ведьмой, но она не хотела, чтобы кто-то узнал про её способности, и надеялась, что рано или поздно её отправят домой, как неподходящую… Ей неоткуда было знать, что неудачные эксперименты запирают в подвалах, а вовсе не возвращают домой, как говорили всем детям, которые ещё только ожидали своей участи. Однако вечно сдерживать силу было невозможно, и однажды случился спонтанный выброс. То, что всегда случается с маленькими волшебниками и волшебницами. Думаю, даже почти уверен, Вега не хотела никого убивать — всё вышло случайно, но… Родители Розы погибли. И многие другие учёные тоже. Здание, в котором девочку снова испытывали на прочность, было разрушено до основания, повезло ещё, что взрывом не задело детей — их держали в других комплексах. Однако Вега осталась жива и даже умудрилась выбраться из развалин: она хотела сбежать, столкнулась с Розой, испугалась… Очевидно, ещё один всплеск адреналина совпал с желанием сбежать, и произошло спонтанное перемещение. Роза переместилась вместе с ней только потому, что испугалась бегущих к ним людей и вцепилась в исчезающую девочку. Не знаю, что руководило ею в тот момент, но до сих пор благодарю Бога за то, что это произошло.       Долгую минуту мы проводим в молчании — никто не решается задавать вопросы или торопить рассказ. Все понимают, что это очень нелегко, и никто не желает причинять лишнюю боль моим родителям. Обведя взглядом собравшихся, я замечаю, что миссис Снейп и Петунья тоже плачут, Северус прокусил губу мало не до крови, но даже не заметил этого, Люциус часто-часто моргает, и глаза его как-то подозрительно блестят… Старшие мужчины смотрят неприступно, в углах губ у них залегли жёсткие складки, а выражения лиц на удивление похожи, делая таких разных людей почти братьями на вид. — Дальше я расскажу коротко: было ещё много разного в нашей жизни, и плохого, и хорошего. Как вы поняли, Вега и Роза очутились неподалёку от нашей фермы, мои родители приняли их в семью, заботились… Как могли. Всё, на что хватило сил, они сделали для них и для меня с братом — да, тогда у меня был брат. Когда война закончилась, нас отправили в Англию, подальше от того, что в это время творилось на нашей родине. Тогда же мы получили новые имена и фамилии. Но история на этом не закончилась… Я полюбил Розу, Грег — мой брат — Вегу. Мы сочетались законным браком почти одновременно. Это было уже здесь, в Англии, и я искренне полагал, что все наши злоключения наконец отступили, пока однажды, в тёмную грозовую ночь, на пороге нашего дома не оказалась корзинка с малышкой. Под одеялом мы нашли письмо, в котором говорилось, что девочка — дочь Грега и Астры Эванс, ей полтора года и она сирота. Несколько строк, написанных почерком Веги, принявшей позже имя Астра, подтверждали: ребёнок действительно её, причём, очевидно, в момент написания письма Вега уже знала, что погибнет, поскольку просила нас позаботиться о девочке. Однако — вот странность — письмо рассыпалось прахом, едва мы его прочли. Кроме того, имя ребёнка осталось для нас неизвестным: нигде не было оно упомянуто, а до этого мы даже не знали, что у меня вообще есть племянница. Больше того, про Грега и Астру мы тоже не смогли больше ничего узнать — они будто испарились, пропали, никто, даже самые близкие соседи, не помнил о них! Единственное, что мне удалось выяснить — в тот же день, когда мы нашли девочку, были обнаружены развалины Аненербе. Всё, что осталось от огромного комплекса. Я не стал туда соваться, но подозреваю, что это как-то связано с Астрой и Грегом.       Отец грустно улыбается. Я перевожу взгляд на Петунью и не могу поверить, что мои глупые выдумки, основанные больше на желании примазаться к слизеринцам и странные результаты ритуала, которые я уже почти убедила себя принять за сбой, могут оказаться правдой. Не хочу верить, но неужели… Всё ведь сходится. — Девочку мы назвали Петунья. Роза уже носила под сердцем нашу дочь, так что в доме было много детских вещичек, и, конечно, мы приняли ребёнка как своего. Я… Признаюсь, я надеялся, что Туни не унаследует способностей своих родителей, а сможет жить спокойной жизнью нормального человека, но, раз уж не вышло, то что ж теперь, — папа разводит руками и виновато улыбается. Точнее, пытается выдавить улыбку — получается лишь какая-то гримаса.       Мистер Принц покачивает головой и тихо, сочувствующе произносит, ловя взгляд моего отца: — Вы поступили совершенно правильно, Альберт. Я уверен, что обе ваши дочери понимают мотивы таких поступков, и, поверьте, они не станут любить кого-то из родителей меньше только от того, что узнали правду.       Петунья всхлипывает, затем ещё раз, и, наконец, не выдержав, бросается к матери на шею. Я обнимаю отца и тоже плачу, потому что сколько ни пытаюсь сдерживать слёзы — это не выходит. Некоторое время уходит на то, чтобы все успокоились, а когда нам удаётся взять себя в руки, мама добавляет последние штрихи к той картине, которая начинает вырисовываться благодаря рассказу: — Чтобы не было недоразумений и вы не подумали, будто бы мы рассказали всё это просто так, хочу назвать вам фамилии всех тех семей, чьи судьбы переплелись в этой истории. Прежде всего (полагаю, вы могли об этом догадаться) фамилия Веги — Блэк. Моя и моих родителей — Розье, отец решил взять фамилию жены, имя матери — Примула. Грег же… Их фамилия была Лестрандж. Отец Грега предупреждал детей, что ему пришлось изменить фамилию, поскольку он, цитирую, «недостаточно чистой крови». Тогда мы полагали, будто речь идёт о крови арийской, но, возможно… Ошиблись?       Мистер Блэк со свистом втягивает воздух сквозь сжатые зубы. Я бросаю короткий взгляд в его сторону, но ничего не говорю, надеясь, что сейчас нам всё-таки будут даны какие-то объяснения. Так и выходит. — Эта девочка, Вега, потерянный ребёнок моих родителей, — глухо выдыхает Альфард, невидящим взглядом уставившись в никуда. — Они никогда бы не отказались от неё, потому что в нашей семье не принято бросать родню, даже если это сквибы. Как говорят в одной далёкой стране «Кровь не водица, на что-нибудь сгодится». Но тогда шла война, и… Моих родителей убили, Вегу — как все тогда подумали — тоже… Я остался сиротой, а, оказывается, моя сестра была жива! Все эти годы, чёрт возьми, она была рядом, а я даже не догадался поискать её! Если бы только…       Мне бесконечно жаль мистера Блэка, жаль Вегу, Грега, жаль всех тех, кто пострадал от произвола, творившегося в нацистской Германии. Но в то же время я не могу не испытывать стыдливого облегчения и некоторой признательности судьбе за то, что всё случилось именно так, а не иначе. Потому что не будь всего этого — и нам с Петуньей никогда не получить шанса на любовь.       Мистер Малфой потирает переносицу и произносит, недовольно глядя на мистера Блэка: — Возьмите себя в руки, Альфард. Я всё понимаю, но сейчас не время и не место… — Да-да, — кивает мистер Блэк, и его глаза сверкают шальным блеском. — Я уже… Уже в порядке. Хорошо, что же, думаю… Эм… Как насчёт того, чтобы принять мою племянницу в род Блэк и заменить ей Нарциссу? Я смогу убедить Ориона и Вальбургу, а Сигнус согласится на любое предложение, которое сделает Нарциссу счастливой.       Абрахас Малфой задумчиво перебирает пальцами по столу и хмурится, но затем медленно, как бы с неохотой, кивает: — Согласен, эта замена будет достаточно равноценной. Однако мне хотелось бы надеяться, что все прежние договоренности по остальным пунктам… — Разумеется, — соглашается Альфард, махая рукой, будто речь идёт о чём-то незначительном. — Всё остальное в силе. Даже не сомневайтесь. — А что насчёт мисс Лестрейндж? — миссис Снейп, до этого почти не подававшая голоса, вдруг неожиданно обращает на себя всеобщее внимание. — Я имею в виду, что если Лили Эванс признают Лестрейнджи, за ней мгновенно начнётся охота: многим наследникам требуется невеста, а девочка одарена магически и к тому же недурна собой, в отличие от иных наследниц… Возможно, пока не стоит… — Увы, но скрыть подобное не выйдет, — мистер Принц смотрит на нас, сложив руки в замок и опустив на них подбородок. — Ты сама понимаешь, пока дети не знали, кто они такие, магия хранила их, позволяя считаться магглорожденными. Теперь же всё известно, и Лестрейнджам будет достаточно провести ритуал поиска, чтобы найти Лили где угодно. А вечно прятаться под фиделиусом — не выход, да и вернуться в Хогвартс ей так или иначе придётся… Всё, что мы можем — постараться успеть первыми.       Северус вскидывает голову, и глаза его, тёмные, поблёскивающие от сдерживаемых слёз, лихорадочно горят: — Я не собираюсь принуждать Лил… — Твоего мнения никто не спрашивает! — обрезает сына Эйлин, неожиданно жёстко взглянув на меня. — Лили взрослая девушка, и если она даст себе труд подумать о том, сколь многое может дать ей помолвка с тобой, пусть даже фиктивная, то никакого принуждения не потребуется. А ты пока ещё слишком мал, чтобы здраво рассудить, что для тебя лучше. И поскольку в твоём возрасте я была абсолютно такой же — вспомни, к чему привела меня моя глупость, — то не позволю тебе повторить моих ошибок. — Скажите, Лили, вы согласны на помолвку с моим внуком? — мистер Принц впивается в моё лицо изучающим взглядом, и я сразу ощущаю себя не слишком уютно. Однако, вздёрнув подбородок, отвечаю тем же: уставившись на него, поджимаю губы.       Несколько томительно долгих минут мы играем в гляделки, затем он насмешливо ухмыляется уголком рта и отводит взгляд. Я выдыхаю и уже спокойно разворачиваюсь к родителям. Мама неодобрительно качает головой, но папа поднимает вверх большой палец и кивает: они всё-таки скорее согласны с доводами миссис Снейп. Что ж, остаётся надеяться, что это не навсегда…       В конце концов, у меня, видимо, вошло в привычку танцевать на граблях и повторить ошибку своей прошлой жизни я решаюсь почти с лёгким сердцем. Несмотря на обстоятельства, на доводы рассудка, на то, что в прошлом я на своей шкуре прочувствовала, как глупо связывать свою жизнь с кем-то, подчинившись сиюминутным желаниям, интуиция и сердце в один голос твердят мне, что всё происходит правильно. Этот выбор — то, чего я на самом деле хочу, и о чём не пожалею, даже если он окажется неправильным.       Не глядя больше ни на кого, я сжимаю пальцы, впиваясь ногтями в ладони — руки мои спрятаны под столом, и это сейчас оказывается как нельзя кстати: никто не увидит, как они дрожат. Вдох-выдох, боль приносит долгожданное спокойствие, и мой голос звучит почти уверенно, когда я произношу сакраментальное: — Я согласна.