Ласточка

      Весь следующий день после встречи с Джеймсом я не могу найти себе места. Из рук валятся даже самые несложные вещи, сосредоточиться ни на чём не удаётся, а воспоминания прокручиваются в голове снова и снова, точно заевшая пластинка.       И, как ни стараюсь, так и не могу ответить на вопрос «Почему?»       За ночь в голове более или менее всё уложилось, но до сих пор кажется немыслимым то, что Джеймс вообще поднял на меня палочку. Тем более с такими намерениями. Что угодно я могу себе представить, но только не это! Тот Джеймс, какого я знаю, никогда бы не посмел сделать со мной что-то подобное. Даже ради моей защиты.       Устроившись в саду за домом, я пытаюсь подготовиться к экзамену по математике, предстоящему уже завтра, но никак не могу сосредоточиться. Мысли то и дело сворачивают к прошлому: сейчас я как никогда остро жалею, что в своё время отказалась заниматься с Северусом окклюменцией — вот что пригодилось бы мне сегодня. Увы, прошлое не вернёшь, поэтому всё, что теперь возможно — это сожалеть.       Очередной тяжелый вздох против воли вырвается из моей груди, и я откидываюсь на спинку кресла, прикрывая глаза. Что толку насиловать себя, если всё равно не можешь запомнить ни строчки из прочитанного текста? — Лили! Иди скорей сюда, леди Блэк приехала! — голос сестры кажется мне оглушительно громким в тишине сада, и потому я не сразу понимаю, про что она говорит. — Леди… Подожди, что? — подскочив как ошпаренная, я бросаюсь в дом, забыв учебник и плед. В прошлой жизни Сириус часто жаловался мне на свою мать, и хотя теперь я намного меньше доверяю всему тому, что помню, опасаться Вальбурги Блэк имеются весомые основания.       Однако, влетев на веранду, почти сразу понимаю, что переживаю зря. Леди Блэк, представлявшаяся мне кем-то довольно строгим, вроде мистера Малфоя в юбке, держит на руках Живоглота и ласково ему улыбается. А уж этот прохвост однозначно отличает приличных людей от тех, которые могут причинить вред ему или его хозяевам. Уж не знаю, каким образом, но наш кот чует неприятности не хуже вредноскопа. — Добрый день, леди Блэк, — я лучезарно улыбаюсь и привычно склоняю голову в легком поклоне. Последний год моей прошлой жизни прошёл в постоянном общении с целителями, а среди них было много аристократов, так что приветствовать их я научилась. И вот теперь эти знания пригождаются мне снова. — Здравствуйте, Лили, — улыбается в ответ эта нестарая ещё женщина, глядя на меня проницательными синими глазами. Она одета в строгое темно-сиреневое платье, что необычайно идёт ей, а каштановые волосы свободной волной рассыпались по плечам, и я не устаю любоваться тем, насколько элегантно и одновременно непринуждённо она выглядит.       Тайком даже вздыхаю про себя — такое умение держаться и подавать себя аристократы, похоже, впитывают с молоком матери, а мне это попросту не дано. Сколько себя помню, вечно по сравнению с утонченными аристократками ощущала себя коровой на льду! И в прошлой, и в этой жизни есть вещи, которые, видимо, никогда не изменятся. — Лилс, ты помнишь, мистер Блэк приглашал нас в гости? — обернувшись ко мне, сообщает сияющая счастьем Петунья. — Тетя Вальбурга пришла нас забрать на две недели в родовой дом Блэков на площади Гриммо в Лондоне!       Я удивлённо распахиваю глаза и едва удерживаюсь от того, чтобы глупо переспросить «Что?!» Потому что абсолютно не понимаю, почему Пет говорит «нас», если я не имею совершенно никакого отношения к её семье и всего лишь дочь её опекунов, согласно позиции магических аристократов. Меня совершенно точно не должны приглашать, потому что, пока я не стану миссис Принц, никто и не посмотрит в мою сторону без Северуса рядом… Да и само обращение «Тётя Вальбурга» воспринимается тем ещё шоком.       Вальбурга смеётся глубоким бархатным смехом, поглядывая на моё лицо, и поясняет, лукаво блестя глазами: — Видите ли, Лили, какие бы суеверия и глупые стереотипы ни ходили в среде простых магов, на самом деле аристократы вовсе не так презрительно относятся к окружающим. По крайней мере, не все. Так что мы считаем вас и ваших родителей частью нашей семьи и очень благодарны вам за то, что всё это время вы опекали Петунию. А в особняк я приглашаю не только вас, но и Эйлин, как вашего магического опекуна. Кроме того, мальчиков там не будет, они согласны эти две недели погостить у друзей, так что вас ожидает исключительно женская компания. Пожалуйста, не отказывайтесь… — Даже не собиралась, — лгу нахальнейшим образом, но при том с самым честным лицом, какое только умею строить. — Для меня большая честь ваше приглашение и я понимаю, что подобными не разбрасываются. Но… Это просто было довольно неожиданно.       Петунья бросает на меня растерянный взгляд, но молчит, а через минуту на веранду выходит мама с подносом, где стоят бокалы и кувшин с лимонадом. Мы устраиваемся возле стоящего тут же стола, чтобы за ним продолжить беседу, только Живоглот покидает нас, с мявом рванув в кусты — видимо, там мелькнула мышь или птичка.       Некоторое время сидим молча, просто наслаждаясь лимонадом и рассматривая друг друга. Затем мама спрашивает у Вальбурги, словно бы продолжая какой-то давно начатый разговор: — Так вы всё же считаете, что нам с Альбертом стоит пойти? Мы ведь совершенно не разбираемся даже в обычном, маггловском этикете аристократов. Да и не тот возраст уже, чтобы освоить все премудрости за несколько недель.       Вальбурга задумчиво щурится, покачивая в ладонях стакан. Я мысленно улыбаюсь: Пет зачастую делает точно так же, когда обдумывает что-то. Они с Вальбургой вообще на удивление похожи, хотя… Все Блэки похожи, на мой взгляд. — Хорошо, — наконец кивает леди Блэк, переводя взгляд на меня. — Пожалуй, вы правы, научить двух человек значительно проще, чем четырёх. Но, возможно, после бала вы всё же посетите нас? И будете навещать время от времени? Мне бы хотелось посадить в своём саду такие же розы, а леди… к сожалению, по большей части совершенно не разбираются в том, как за ними ухаживать.       Я фыркаю и спешу спрятать лёгкую улыбку в стакане с лимонадом. Нет, решительно, это какие-то неправильные Блэки, но они мне нравятся! И я буду очень рада, если Сириус в этой реальности останется с семьёй, а Пет получит их фамилию и выйдет замуж за Люциуса. Что бы ни говорил Альбус про эффект бабочки и возможность одним неверным шагом уничтожить весь мир, на мой взгляд, такие изменения миру лишь на пользу… И если ради этого необходимо рисковать, то я готова — лучше рискнуть и потерять всё снова, чем после жалеть, что даже не попыталась.       Мама расцветает, услышав о розах, и тут же предлагает: — Если хотите, я дам вам отводок и научу, как за ними ухаживать. Здесь есть несколько хитростей… Но, впрочем, вы можете приходить в любое время и оставаться у нас погостить. Лондон — это, конечно, столица, но зато здесь у нас всё натуральное и воздух свежий. Да и детей можете присылать на выходные, пусть немного летом отдохнут.       Вальбурга улыбается, и выглядит при этом настолько искренней, что я не могу ей не верить: — Договорились. Девочки, вы же не против?       Мы с Петуньей поспешно заверяем, что совершенно нет — наоборот, будем рады, если Сириус, Регулус и Нарцисса у нас погостят. На самом деле я приятно удивлена тем, как быстро маме удаётся найти общий язык с леди Блэк: подружиться настолько, чтобы приглашать к себе чужих детей, да ещё и буквально за одну встречу… Даже и подумать не могла, какие таланты скрываются в моих родителях. Хотя, по правде сказать, у меня всё ещё есть сомнения, что всё это не игра, и леди Блэк на самом деле заинтересована разговором, а не носит удачную маску вежливости, но если и так, то у неё очень хорошо получается притворяться. — В таком случае бегите собирать чемоданы, — велит нам мама, вырывая меня из размышлений. — И не забудьте учебники, от экзаменов вас эта поездка не освобождает. Надеюсь, вы помните, что сами решили их сдавать? — Да, мама, — хором отзываемся мы с сестрой и почти бегом бросаемся в свои комнаты. Последним, что мне удаётся услышать, становится вопрос, заданный Вальбургой: «Что за экзамены, Роуз? Разве они не сдали их в Хогвартсе?» Хотелось бы остановиться и подслушать, куда в итоге свернёт разговор и как леди Блэк отреагирует на известие о нашем с Пет обучении в маггловской школе, но увы. Если я сделаю это, то совершенно точно не успею собрать чемодан, так что выбор очевиден — следом за сестрой в комнату, готовиться к отъезду.       К моему удивлению, оказывается, что вещей у меня не так уж много. Я решительно оставляю дома все шорты, майки, короткие юбки, джинсы, брюки и футболки, которые могут прийтись не по вкусу волшебникам (и советую сестре сделать так же). Затем откладываю учебники за первый курс, которые мне явно больше не понадобятся, перья, пергаменты и чернила — вряд ли в доме Древнейших и Благороднейших дефицит писчих принадлежностей, а домашние задания я сделала давным-давно…       И в итоге мой чемодан занимают в основном маггловские тетради, ручки и учебники. Ещё я укладываю туда несколько платьев, самых приличных, на мой взгляд, три достаточно длинных юбки, пять блузок, в основном из тех, что ношу под мантию в школе, собственно саму мантию, к ней запасную, бельё и обувь (впрочем, туфли на слишком высоком каблуке и босоножки также приходится оставить). Из магических книг прибавляю лишь купленные прошлым летом: пособие начинающего окклюмента и брошюрку про иллюзии, решив почитать на досуге.       Косметики у меня нет — рано ещё ею пользоваться. Расчёску, резинки, заколки, шпильки и ленты я сую во внешний карман чемодана, а наиболее важные вещи, такие, как тетрадь с расчётами для нового заказа Флимонта, чековую книжку, пергамент с протеевыми чарами, позволяющий мне связываться с посредником, принимающим для меня заказы на зелья, и шкатулку с украшениями (ту самую, через которую получаю ингредиенты и передаю готовые зелья), приходится убрать в сумочку с расширенным пространством. Её я сделала сама, купив в одной маггловской лавке и после наложив чары. Конечно, это не совсем такой артефакт, какие продают в Косом, но зато благодаря тому, что заклинание несколько модифицировано, теперь никто не сможет открыть её, кроме меня. Да и положить в неё что-то другой человек тоже не сумеет.       Отстранённо размышляя о том, заметит ли Вальбурга чары на моей сумочке и не помешает ли то, что они на крови и вроде как тёмные, мне пройти сквозь защиту дома на Гриммо, я спускаюсь в холл. Чемодан приходится тащить, поскольку показывать леди Блэк наличие у меня несанкционированной палочки, которую Пет вернула, едва для неё пришёл заказ от Оуэнсов, мне не очень-то хочется. Не могу сказать, что совершенно не доверяю Вальбурге, но всё же учеба на Слизерине приучает к тому, что туз в рукаве должен быть всегда.       В холле меня уже ждут. Рядом с Вальбургой мнётся домовик в полотенце с гербом Блэков, и я отстранённо радуюсь, что в своё время мы с Северусом показали всем друзьям проход на кухню и Пет успела привыкнуть к виду домовиков. Да и родители знают про этих существ из наших рассказов, так что появление слуги Блэков ни для кого не становится неприятным сюрпризом.       Едва Кричер — так называет нам домовика Вальбурга — успевает переместить мой багаж, как на верхней ступеньке лестницы показывается Петунья. Её чемодан отличается от моего лишь цветом, а судя по тому, как сестра легко его несёт, ничуть не тяжелее. Глядя на это, я в который уже раз про себя вздыхаю: снова придётся тратить деньги. Если Пет ещё повезло и её отныне будут обеспечивать одеждой и вещами Блэки, то мне придётся изворачиваться самой, потому что даже предложи они мне — я всё равно откажусь от их помощи. Моя гриффиндорская гордость не позволит мне принять её. А у Принцев и у самих не так чтобы хорошо с деньгами…       Чёрт, скорее бы уже наконец повзрослеть! Наверное, никогда я не желала этого так сильно, ведь раньше мне не приходилось задумываться о том, где взять денег на платье и украшения, приличествующие леди… А теперь вот приходится, и, как назло, я ничего не могу сделать, даже заработать себе на жизнь. Легально, разумеется, потому что нелегальный заработок мне никак не подходит — ведь нужно ещё объяснить, где беру деньги… — Итак, девочки, возьмите меня за руки, сейчас мы с вами аппарируем, — врывается в мои размышления голос Вальбурги. Я мотаю головой, отгоняя тяжёлые мысли, и решительно шагаю к ней. Подумаю об этом завтра.       Вихрь аппарации подхватывает нас, и знакомый холл исчезает, чтобы смениться площадью Гриммо. Я знаю её, поскольку однажды, когда у Сириуса сломался мотоцикл, мы вместе с ним ехали в Ночном Рыцаре (мне тогда нужно было на конференцию целителей в Глазго, а координат аппарации мне не сообщили), и Сириус сошёл здесь. Правда, точного адреса дома я, конечно, не знаю — Блэки хранят секреты, и даже Сириус не рискнул открывать нам с Джеймсом родовую тайну, хотя всегда был тем ещё бунтарём.       Вальбурга, не отпуская наших рук, делает несколько шагов вперёд… И неожиданно из пустоты между одиннадцатым и тринадцатым домами возникает ещё один. — Добро пожаловать на площадь Гриммо, двенадцать! — торжественно произносит леди Блэк.       И мы входим. Ну, отступать уже поздно, да и глупо, смысла стоять на площади — никакого, так отчего бы не войти? А побывать в доме Древнейших и Благороднейших мне всегда было интересно. К тому же, у них библиотека большая, а Сириус обещал, что меня туда пустят.       Внутри дом оказывается вовсе не таким мрачным, как я представляю по рассказам Сириуса-из-прошлого-будущего. Прихожая небольшая, но светлая, с огромными стрельчатыми окнами едва ли не до пола. Насколько понимаю, дом этот на самом деле представляет собой целое поместье, скрытое в пространственном кармане, подобно Косому переулку, так что сквозь окна виден палисадник, в котором сейчас как раз цветут мальва и клематис…       Вальбурга проводит нас к лестнице и велит подняться на второй этаж, а там занимать любую комнату, какая понравится. Обед должен состояться через полчаса, и на него леди Блэк советует не опаздывать, указав нам дверь в столовую.       Ну, вот как-то так и начинаются наши каникулы в доме Блэков.

***

      Оказывается, не так страшны Блэки, как их малюют. Дом на Гриммо 12 очень светлый, яркий и, что главное — никогда не пустует. Блэки, оказывается, очень дорожат семьёй, и потому в их среде принимаются любые, даже дальние родственники: они включают в семью мужей и жен из других родов, их братьев и сестёр, тётей, дядей и кузенов с кузинами… Поначалу я не могу привыкнуть к этому, то и дело вздрагивая при столкновении с незнакомцами, но постепенно осваиваюсь.       Выясняю, что мать Нарциссы, Андромеды и Беллатрикс носит девичью фамилию Розье, и приходится тщательно спрятать когда-то украденную палочку Ивена, ведь Вальбурга обещает, что обязательно познакомит нас с ним, как только он вернётся из путешествия. Узнаю поближе мистера Малфоя, который появляется здесь на правах будущего родственника, встречаюсь с Чарис Гойл, Амелией Вэнс, Дьюком Блэк-Эльбертом и какими-то ещё совсем далёкими кузенами и кузинами…       Вся эта орда Блэков, их родственников и друзей почему-то постоянно кучкуется в доме на Гриммо, и это, по правде сказать, легко может свести с ума. Они то приходят, то уходят, затем возвращаются и уходят снова, а в результате создаётся впечатление, что дом — не дом, а какой-то проходной двор!       Впрочем, через неделю мы с Петуньей перестаём удивляться тому, что завтракаем в компании Вальбурги, Эйлин, Беллатрикс, Андромеды и Нарциссы, а ужинаем — в компании Друэллы, Дореи и Чарис, которые пришли проведать девочек. Это, наверное, можно назвать особенностью Блэков: они приносят хаос повсюду, где появляются, но лёгкая безуминка лишь делает их привлекательнее. Экзамены в маггловской школе на фоне новых впечатлений совершенно теряются, и, честно сказать, я даже не могу вспомнить, как умудрилась сдать их на высокий балл.       Мы с Петуньей честно учим правила поведения в обществе, носим книги на голове, вырабатывая походку, и мучимся гимнастикой в дуэльном зале, стараясь стать гибкими и грациозными, как Нарцисса. С нами по очереди занимаются все: Эйлин подтягивает нас в бытовых чарах, простых хитростях жизни и ритуалистике; Вальбурга — в готовке, бальных танцах, экономике и умении вести дом. Беллатрикс и Андромеда занимаются гимнастикой и хореографией…       Это, по правде сказать, не то чтобы сложно, но ужасно нудно. И особенно — из-за того, что, не желая обидеть Петунью, я всё время стараюсь быть на шаг позади неё, не показывая, как легко мне даются упражнения, танцы и многое другое. Пожалуй, не приходится притворяться лишь на экономике, потому что таланта к цифрам у меня отродясь не было, и даже алгебра всегда даётся мне с огромным трудом. Однако именно экономику я изучаю наиболее прилежно, помня, что Принцы — далеко не такой богатый род, как Блэки.       Впрочем, несмотря ни на что, у меня всё ещё остаётся свободное время, которое я трачу исключительно на зелья и окклюменцию. В последней мне, к моему немалому удивлению, помогает Беллатрикс, оказавшаяся сильным легилиментом и согласившаяся тренироваться со мной. Ей, как и мне, нужна практика, а того, что она сможет прочитать воспоминания из прошлой жизни, я не боюсь — давно уже извлекла их и рассовала по специальным флаконам, сдав на хранение в Гринготтс. Читать то, чего в памяти нет, не умеет ни один легилимент, тем более такой молодой.       Пожалуй, больше меня волнуют забытые воспоминания, но здесь остаётся надеяться лишь на то, что Белла, с которой мы постепенно находим общий язык, не рискнёт вскрывать их без моего разрешения. А уж там, если она вообще на них наткнётся, я найду, как уговорить её молчать об этом.       Андромеду, узнав поближе, я нахожу умной и интересной собеседницей — с ней мы обсуждаем заклинания, и порой я истово жалею, что в той, прошлой жизни мы с ней были на разных факультетах. Теперь, определённо, мне кажется предпочтительнее дружба с ней, а не с Марлин Маккиннон.       В целом каникулы выходят весёлыми, познавательными и интересными, куда лучше, чем можно было бы ожидать. Я успеваю сделать всё, что хочу, нахожу в библиотеке Блэков рецепт зелья, которое может мне помочь с воспоминаниями, да и в окклюменции продвигаюсь достаточно. Это лето ничуть не хуже предыдущего, и поэтому в последний день перед балом, тридцать первого июля, я позволяю себе немного расслабиться.       Вальбурга устраивает ритуальные проводы Петуньи, символизирующие её смерть для рода Эвансов, и мы все — Эйлин, Белла, Меда, Нарси, Пет и я — собираемся в большой гостиной на третьем этаже, ради такого случая освобождённой от кресел и диванов. На пол набрасываем подушек, Кричер приносит вазочки с орешками, подносы с пирожными и несколько чайничков с горячим чаем.       Мы сидим прямо на полу и разговариваем на самые разные темы. Мне неожиданно легко болтать вот так с Вальбургой и Эйлин… Возможно, потому, что при входе в комнату каждая даёт обет никогда и никому не открывать услышанного без позволения той, кто рассказала, и никогда не использовать полученную информацию во вред кому-либо.       Это странно, но это так. Оказывается, подобную клятву вообще положено давать при любых ритуалах… И, признаться честно, у меня после этой информации возникает большой-большой вопрос: Джеймс не знал об этом? А если знал, то почему провёл ритуал наложения Фиделиуса без такой клятвы? Или я опять что-то забыла?       Правда, все вопросы приходится отложить до утра: я совершенно не желаю портить настроение сестре.       С Фиделиуса мои мысли перескакивают на признание Северуса Принцем, и я тихонько спрашиваю у Эйлин: — А когда Северуса принимали в род, кто устраивал для него такие посиделки?       Эйлин удивлённо оглядывается на меня, а затем усмехается. Девочки, до этого лениво грызшие орешки, заинтересованно разворачиваются к нам, а Вальбурга задумчиво тянет: — И вправду, Эйлин, кто? Да и вообще, как вам удалось провернуть эту аферу? Насколько я помню, старик Реджинальд был категорически против твоего решения. Неужели он сменил своё мнение? Вы сумели его уговорить?       Эйлин вздыхает, глядя на наши заинтересованные лица, затем решительно встряхивает головой и начинает говорить, бросив в мою сторону хитрый взгляд: — Думаю, если бы не помощь Лили, у нас вряд ли бы что-то вышло, а отец и вовсе мог не узнать о том, что у меня получилось. Хотя, конечно, эта история началась давным-давно… Вы не против, если я расскажу с самого начала? Иначе вам вряд ли будет понятно, почему в случае Северуса мы обошлись без проводов, а в моём случае не стали менять фамилию.       Мы дружно мотаем головами, подтверждая, что совершенно не против и вовсе даже наоборот: горим желанием узнать правду. А у меня в голове мелькает насмешливая мысль — похоже, Эйлин собирается провести нам какой-то экспресс-урок. Но обижаться на это или говорить что-то я и не думаю, потому что уроки Эйлин действительно полезны, и мне не раз доводилось вздыхать на них: «Знай я об этом раньше — скольких проблем можно было бы избежать!»       Так что я тоже готовлюсь слушать. — Как вы уже знаете, меня всегда интересовала ритуалистика и традиции волшебников. Я пыталась понять, где их корни и почему принято именно так, а не иначе. На седьмом курсе школы выяснила, что существует такая маггловская наука, как генетика, и просто ради интереса прочитала несколько книг на тему близкородственных браков… Мне посоветовал их профессор Дамблдор, а ему я тогда очень доверяла. И то, что открылось мне в процессе чтения, поразило меня. Я поняла, что если волшебники из старинных родов продолжат вести политику сохранения крови, то рано или поздно все эти рода попросту вымрут! И тогда я решила придумать ритуал, который позволил бы найти идеальную генетически пару. Мои ЖАБА ужасны, потому что вместо подготовки к ним я всю себя посвятила расчётам и подготовке. У меня вышло, и я рискнула провести его для Молли, Молли Прюэтт… Все ещё удивлялись, отчего она вдруг рассорилась с Розье и выскочила за Уизли, а ведь в этом была виновата я — я сказала Молли, что Артур для неё идеальная пара.       Эйлин делает глоток чаю, обводит нас задумчивым взглядом, а затем продолжает: — Разумеется, это могло быть случайностью, погрешностью и чем угодно ещё. Сейчас я вообще поражаюсь тому, что тот косой и кривой ритуал сработал! Но, тем не менее, это был результат, и он вдохновил меня. Я выпросила у отца отсрочку и на несколько долгих лет полностью погрузилась в расчёты и маггловские науки. Мне удалось сдать экстерном экзамены за среднюю школу, затем поступить в университет Шеффилда и получить в итоге образование генетика. Мне также удалось доработать тот ритуал, что я придумала, хотя самым главным его недостатком до сих пор остаётся то, что он подбирает подходящих людей только по геному. Он не учитывает характеры, психические особенности, внешность и многое другое, только гены. Пожалуй, именно это меня в итоге и сгубило.       Она снова прерывается, но мы терпеливо ждём, не пытаясь поторопить её, и наше терпение вознаграждается сполна. — Когда я провела ритуал для себя, то получила нечёткие результаты. Оказалось, что генетически мне наиболее подходит маггл, проживающий рядом с нашим поместьем в деревне. Самостоятельно решать вопрос с помолвкой я не рискнула — и так уже непозволительно долго тянула, поэтому пришлось собрать все выкладки и идти к Главе Рода, то есть моему деду, Реджинальду Принцу. Он… не понял моей идеи. Порвал все бумаги, благо, это были копии, а затем сказал, что если я не перестану маяться ерундой, то он своей волей выдаст меня замуж. Естественно, такого я стерпеть не могла, поэтому собрала вещи и сбежала. Через несколько месяцев меня принесло в Коукворт, и тогда я провела ритуал снова: он указал мне на Тобиаса… Увы. Северус, конечно, стал сильным магом, однако крепкой семьи у меня не получилось, а дед, когда я рискнула ему сказать правду, выжег меня с гобелена и изгнал из рода. К счастью, лишить права наследования своего внука по крови он не смог, а фамилию Северусу я дала отцовскую. Когда дед умер, отец пытался меня найти, но никогда не смог бы сделать этого, если бы ему не написала Лили. Только благодаря ей мы наконец встретились, а затем придумали и провернули идею с возвращением Северуса в род. Мне повезло, что дед решил лишить меня фамилии, а я взяла фамилию мужа — для магии часто имеют значение слова. Поэтому, когда Эйлин Принц умерла, родилась Эйлин Снейп, которую Октавиус Принц принял в дом как свою воспитанницу. Эйлин Снейп родила сына, Северуса Снейпа, которого Октавиус Принц усыновил и назвал своим наследником, дав ему свою фамилию. С тех пор Северус Снейп умер и родился Северус Принц — сын Октавиуса Принца. Конечно, всё это довольно сложно, и по бумагам в министерстве Северус всё ещё внук Октавиусу, но магически… Магически он ему сын.       Эйлин снова смолкает, но я только и могу, что покачать головой в ответ на эту исповедь. Нет, ну надо же… А ведь я даже представления не имела, что она получила маггловское образование! Да и этот ритуал… На седьмом курсе создать такое — надо быть монстром в ритуалистике. Теперь я понимаю, в кого Северус гениален. Интересно, какие скрытые таланты у мистера Принца? — Поразительно, — произносит Вальбурга, расширенными глазами глядя на Эйлин и отставляя в сторону чашку с чаем. — Эйлин, да вы гений! Знаете, теперь я начинаю жалеть, что ваш сын выбрал себе в жёны Эванс, а не Блэк… Впрочем… Вы ведь не замужем?       Мы смеёмся, и серьёзность момента разрушается. Даже Эйлин улыбается в ответ на этот пассаж. Петунья задумчиво прикусывает нижнюю губу, а затем, сделав невинное лицо, спрашивает: — А разве Меда, Белла и Нарси недовольны своими женихами?       Я хихикаю, Меда икает, Белла показывает Пет кулак, и только на лице Нарциссы расплывается мечтательная улыбка. — Ремус самый лучший, — убеждённости, с какой это произносится, можно только позавидовать. — Я бы ни за что не променяла его на Северуса или Люциуса, да и вообще на кого-то другого.       У меня против воли вырывается вздох: нет, ну бывает же, что некоторые влюбляются раз и навсегда. Почему мне так не повезло? В прошлой жизни выбрала не того, в этой вообще не могу определиться… А Нарси что тогда, что сейчас, сумела полюбить своего жениха едва ли не с первого взгляда, ещё в детстве, и, что самое удивительное, добиться взаимности!       Меда накручивает локон на палец и кивает сестре, практически дословно повторяя мои мысли: — Повезло тебе, у вас любовь с первой встречи. А на меня Барти даже не смотрит, зато увивается какой-то хлыщ с Хаффлпаффа… Магглорожденный! Я ему уже и так, и сяк, мы с тобой не пара, а он упрямый, как не знаю кто!       Вальбурга хмурится, и в её глазах я вижу отголосок приближающейся бури: — Разве у вас с Барти не всё хорошо? Рег говорил, что вы постоянно все вместе сидите: ты, Белла, Антонин, Барти и Эйвери. Разве нет? — Пользы от этого сидения! — презрительно фыркает Белла. — Он и правда на неё совсем не смотрит, всё заглядывает мне в глаза, точно щенок. И вроде не нравится, а пнуть рука не поднимется… Чего привязался, не пойму? Он вообще больной какой-то. — Между прочим, ему уже четырнадцать, — уточняет Нарцисса. — А Меда у нас популярная, Тони ей даже стихи писал, такие красивые… Сейчас, как там было… Вот, вспомнила! Я помню чудное мгновенье: передо мной явилась ты, как мимолетное виденье, как гений чистой красоты. В томленьях грусти безнадежной, в тревогах шумной суеты звучал мне долго голос нежный, и снились милые черты…       Вальбурга и Эйлин, не сговариваясь, смеются, и я тоже не могу удержаться от улыбки. Похоже, Антонин идёт по пути всех наивных мужчин, полагающих, что женщина не сумеет отличить творения великого поэта. Ну… По крайней мере, он старался и сделал перевод, на русском эти строки вряд ли были бы девушкам понятны.       Меда краснеет и смущается, однако Вальбурга спешит её успокоить: — Это очень красивые стихи, моя дорогая, и ты должна гордиться, что мальчик выбрал для тебя именно их. Великий русский поэт написал их для своей любимой, а это значит немало. Пожалуй, тебе стоит намекнуть родителям, чтобы потянули с помолвкой… И присмотрись к нему. — Говорят, русские мужчины очень страстные и верные, — задумчиво тянет Эйлин, лукаво улыбаясь краешком губ. — И у них очень красивые свадебные обычаи. — Я подумаю, — совершенно несчастно бурчит Меда и поспешно переводит тему: — Только, раз уж взялись обсуждать женихов, пусть Белла расскажет про своего Тома Риддла! На прошлом приеме она с него глаз не сводила, хотя Руди с ног сбился, пытаясь ей угодить! — Неправда, — тут же взвивается Белла. — Просто мистер Риддл такой… Такой… Ты ничего не понимаешь! Ты ещё маленькая!       Я пожимаю плечами, а затем словно бы для себя произношу: — Если это тот мистер Риддл, о котором я думаю, то я тоже не понимаю. У него глаза такие… Злые. Я бы к нему и на метр близко не подошла. — Он очень умный, — фыркает в ответ Беллатрикс, — и много знает. А ещё он обязательно станет министром магии и будет проводить умные и полезные реформы, например, введёт закон о защите прав магглорождённых! Он рассказывал, что хочет сделать для них специальные детские школы или хотя бы ввести факультативы, где им будут объяснять правила и традиции нашего мира. А ещё он собирается сделать так, чтобы в Хогвартсе преподавали маггловские предметы и эта школа была ещё и для магглов! Как Сорбонна!       Пытаясь не показать своего удивления, я смотрю на неё и понимаю, что здесь определённо что-то не так. Возможно, я что-то путаю и этот Том — совсем не тот Том, про которого среди мальчишек ходят страшные слухи? И не тот Том, который затем превратится в Лорда Волдеморта? — Это идеализм, милочка, — фыркает Вальбурга. — Такое не может произойти, по крайней мере, не в нашем веке, потому что Визенгамот и Министерские чинуши никогда не позволят подобному случиться. А люди вроде Тома… Знаете, мои дорогие, запомните-ка это хорошенько: такие люди опасны. И находиться рядом с ними — неоправданный риск. Так что, Белла, советую тебе осмотреться вокруг и попытаться рассмотреть тех, кто рядом. Например, своего жениха или этого милого юношу, Барти. Почему нет? Возможно, они так же умны, как и мистер Риддл. Или даже ещё умнее.       Эйлин кивает, а затем, увидев, что Нарцисса уже почти совсем уснула, подхватывает её чарами и велит нам всем расходиться спать. Белла хмурится, Меда думает о чём-то, Пет тоже… А мне почему-то на удивление легко. Не охота думать ни о Томе, ни о других проблемах, на душе удивительно спокойно, будто я сделала что-то правильное и очень нужное. Так что, едва добравшись до нашей с сестрой комнаты, падаю на кровать, даже не снимая пеньюар, накинутый для посиделок поверх ночной рубашки.       А уже засыпая, слышу тихое: — А про Люциуса с Северусом они так ничего и не ска-а-а-аза-али…