Ласточка

— Лили! Лили-лили-лили, Лиличка! Исступлённый крик заставляет меня обернуться, и всего на мгновение наши взгляды встречаются. Я дышу тяжело, с хрипом, даже в замке воздух кажется мне ледяным и впивается в лёгкие сотней игл. А в его глазах как будто бы целое небо звёзд, и я не могу, не хочу убегать от него снова. Он падает на колени и хватает меня за подол, вцепляясь в него, точно это последняя его надежда, и мне не хватает духу оттолкнуть. Темнота вокруг растекается гуталиновой кляксой, но его глаза ещё темнее — сама ночь выглядывает из них, серебрясь звёздным отблеском. — Ну? — губы почти против воли складываются в это слово, и я хочу ударить себя за то, что так жестока с ним, но всё, что мне доступно — безмолвной тенью следить за тем, как сама разрушаю свою жизнь. — Я всё сделаю! Всё, что угодно, прошу тебя! Дай мне ещё один шанс, Лили! Умоляю!.. Мои пальцы дрожат, но ответ звучит твёрдо, как никогда: — Нет. С меня довольно вторых шансов, Северус! Я с трудом выдираю подол из его руки, и когда наши пальцы на секунду соприкасаются, мне кажется, будто меня пронзает молнией. В груди болит, и я едва сдерживаю стон — расставание хуже ножа в самое сердце. Почему?.. — Дым табачный воздух выел. Комната — глава в крученыховском аде. Вспомни — за этим окном впервые руки твои, исступлённый, гладил… — почему так сложно дышать с ним одним воздухом? Я никак не могу вдохнуть, только разеваю рот, как глупая рыба, и каждое слово как будто бы выстрел. Выстрел в меня. Насквозь. — Пожалуйста… — Надо мною, кроме твоего взгляда, не властно лезвие ни одного ножа, — он стоит на коленях, опустив голову, и я больше не вижу лица, но мне достаточно. По щекам текут слёзы, и в душе точно осыпается какая-то стеклянная стенка с хрустальным звоном, осколками до крови проходясь по запястьям. Я падаю на колени рядом и обнимаю его за плечи, прижимаясь ко лбу лбом, и в тишине наши сердца стучат в унисон. — Дай хоть последней нежностью выстелить твой уходящий шаг, — произносим мы одновременно, и он обнимает меня, прижимая к себе. — Северус…       Я с криком сажусь на постели и судорожно обхватываю себя руками. Слёзы текут из глаз рекой, а отделить реальность от сна едва получается — темнота комнаты пугает до дрожи в коленях, кажется, что я всё ещё там, в Хогвартсе…       Дверь распахивается, и в комнату влетает Друэлла, бросаясь к моей постели, обнимает меня, суёт в руки флакон с успокоительным зельем, но я никак не могу глотнуть — зубы стучат по краю, а жидкость течёт по подбородку. Истерика охватывает мой разум полностью, и в какой-то момент меня просто выворачивает в заботливо подставленный таз.       Я снова и снова склоняюсь над ним, пока рвота не переходит в сухие спазмы, а затем меня кто-то подхватывает на руки и куда-то несёт. Сквозь слёзы я не могу разобрать происходящего, только чувствую, как меня усаживают в кресло и укутывают в плед. Становится тепло, затем жарко, и я отбиваюсь от заботливых рук, сующих мне ещё и горячую грелку. Хочется свернуться под одеялом и тихо скулить от боли, точно щенок, потому что в сердце как будто воткнули спицу и невозможно её вытащить.       Кто-то берёт меня за руку, и становится немного легче. Рефлекторно глотаю воду, пахнущую пустырником, и сворачиваюсь в клубочек, пытаясь прижать колени к груди.       Медленно, но верно истерика угасает, воспоминание, такое реальное, отходит на задний план, и я вижу, что вокруг меня собрались почти все обитатели дома на Гриммо.       Заспанная Петунья смотрит со страхом, едва не плача, Белла и Меда — скорее растерянно, чем испуганно, Нарцисса — плачет. Эйлин что-то разводит в бокале, сосредоточенно отмеряя капли, Вальбурга хмурится и комкает кружево на рукавах ночной рубашки. Друэлла гладит меня по волосам, сидя рядом с креслом на коленях, и бормочет что-то успокаивающее…       А мою ладонь крепко сжимает Северус, как никогда взрослый, и его лицо отражает боль… Мою боль. — Ч-что… Что случилось? — шепотом спрашиваю я, не способная говорить из-за сорванных связок, и все расслабляются, а по комнате проносится вздох облегчения. — Ну и напугала же ты нас, малышка! — всхлипывает Друэлла, сжимая меня в объятиях. Я смотрю на Северуса поверх её плеча, и он изображает улыбку. — Всё в порядке, Лилс, тебе просто приснился кошмар. Так бывает…       Я киваю, не зная, что тут ещё сказать, и принимаю бокал, протянутый мне Эйлин. — Выпей, сразу же полегчает, — она треплет меня по голове и натянуто смеётся. — Сразу видно, что вы с Северусом из одного теста сделаны: он в своё время тоже изрядно пугал меня ночами.       Сделав глоток, я робко улыбаюсь в ответ: — Мне кошмары не снились, наверное, с трёх лет, вот уж не думала, что вдруг доведётся испытать такое снова.       Вальбурга качает головой, наблюдая за тем, как я медленно допиваю незнакомое зелье, затем приказывает: — Девочки, отправляйтесь спать, а тебе, Северус, Друэлла сейчас покажет твою комнату. Вам с Ивеном придётся остаться у нас, что толку на ночь глядя возвращаться в особняк, если утром всё равно придётся вернуться сюда. Просто велите домовикам доставить вещи.       Спустя несколько минут в гостиной остаёмся лишь мы двое: приказы леди Блэк всегда исполняются беспрекословно. Я вожусь, пытаясь встать, но меня останавливают взмахом руки. — Сиди, нам нужно поговорить, а это лучше делать в креслах.       Вальбурга опускается на диван, стоящий рядом с моим креслом, и пристально смотрит на меня, хмуря породистые тонкие брови. Под её взглядом мне становится неуютно, а потому я задираю подбородок и сжимаю губы, скрестив руки под грудью: — О чём? Это связано с тем, что со мной случилось? — И да, и нет… — леди Блэк массирует виски и вздыхает. — Уж прости, но твой крик было сложно не услышать, а ты звала Северуса… Я хотела спросить, почему. Веришь ли, это не простое любопытство: у тебя был магический выброс, причём столь сильный, что ты могла бы погибнуть, не догадайся Друэлла притащить младшего Принца сюда буквально за шкирку. И вот что удивительно: он безошибочно примчался к тебе, хотя ему не называли комнату, в которой ты находишься. Тебе не кажется это странным?       Я задумываюсь. На самом деле меня сейчас куда как больше волнуют совсем иные вопросы… Например, хотелось бы знать, какого чёрта сцену, которую видела во сне, я всегда помнила совсем иначе и до сегодняшней ночи никогда не воспринимала столь остро, хотя и старалась без нужды не вспоминать, поскольку чувствовала что-то, мешавшее мне обдумать её серьёзно.       Неужели они действительно сделали это со мной?       На душе по-настоящему мерзко. Чувство гадливости захлёстывает волнами, хочется влезть под горячий душ и тереться мочалкой до крови, лишь бы избавиться от всех этих подозрений и страхов... Как же отвратительно, когда ты не можешь больше доверять тому, кого считал своим другом! — Я не знаю. Я ничего, ничегошеньки не знаю, леди Блэк… И это просто ужасно, — честно говорю я, после чего встаю и почти бегом ухожу в свою комнату, рукой стирая с лица слёзы.       Сон приходит, едва моя голова касается подушки, но даже спящая, я ещё долго всхлипываю и мечусь по постели, не в силах смириться с новой правдой.

***

      Естественно, что наутро просыпаюсь совершенно разбитая. Мне всё ещё не дают покоя события прошедшей ночи, под глазами залегли круги, а волнение из-за предстоящего на балу только ухудшает и без того неважное состояние.       Меня откровенно пугают встречи, предстоящие мне сегодня, и в первую очередь — встреча с мистером Риддлом, поверить в адекватность и разумные идеи которого я не могу, несмотря на все уверения Беллатрикс.       Вальбурга заранее предупреждает нас о том, что Риддл тоже приглашён, и я даже успеваю частично свыкнуться с этой мыслью, но иррациональная паника просто так отпускать не спешит. В том числе, думаю, это связано и со сном, так некстати пришедшим ко мне. Я совершенно не представляю, как после всего, что мне довелось узнать, вести себя с друзьями и… Могу ли я вообще всё ещё доверять им?       Конечно, здесь это совсем другие люди, которые никогда не совершали ничего ужасного и, быть может, никогда и не совершат, ведь я изменила их жизнь, но… Что, если они всё равно где-то в глубине такие же, как те, что применяли ко мне обливиэйт и империус в моём прошлом-будущем мире? Что, если эту внутреннюю сущность изменить нельзя, и теперь они применят нечто подобное просто к кому-то другому?       Что, если Альбус прав и «эффект бабочки» существует?       Вдобавок — будто всего этого мало — встреча с Ивеном Розье. Вальбурга выпытала у матери историю семьи чуть ли не до седьмого колена и уверилась в том, что я — внучка старшей сестры отца Друэллы и Ивена, которая была сквибом. Так что сам Ивен приходится мне двоюродным дядей, а Нарцисса, Белла и Меда — троюродными кузинами.       И хотя Друэлла принимает это известие с радостью, носясь вокруг меня ничуть не меньше, чем Альфард вокруг Петуньи, всё же поверить, что Ивен, которого я помню как одного из близких последователей Тёмного Лорда, просто так возьмёт и примет дочку сквибов, которая к тому же седьмая вода на киселе… Нет, не могу!       В общем, предстоящее действо ощущается неслабой нагрузкой для моих нервов. И оттого с раннего утра всё идёт наперекосяк…       Я ломаю расчёску, случайно рву любимый браслет с авантюрином и едва не опаздываю на завтрак, а на подходе к столовой чувствую себя преступницей, поднимающейся на эшафот. Там наверняка должен быть Розье, с которым меня обещали познакомить, а встречаться лицом к лицу мне ужасно страшно… И стыдно, ведь два года назад я украла у него палочку в Косом. Не думаю, что он меня узнает, но вот самой мне будет очень неловко.       Наверное, я бы вообще вряд ли решилась войти в столовую и предпочла бы отговориться больной головой или чем-то вроде, но меня вдруг окликает незнакомый мужской голос: — Ну и долго вы собираетесь здесь стоять, мисс? Неужели настолько не любите овсянку? — Что? — я оборачиваюсь и не сразу соображаю, откуда в доме Блэков мужчина, да ещё и рыжий. — Нет, я просто… Просто задумалась, извините. — Бывает, — мужчина подмигивает. — Но если вас не затруднит, не могли бы вы раздумывать немного левее? Видите ли, я как раз очень люблю овсянку и хотел бы успеть её съесть до тех пор, как сестрица Друэлла возьмётся знакомить меня с племянницей. Боюсь, мне не удастся толком позавтракать, поскольку меня завалят вопросами… — Знаете, я в общем-то тоже люблю овсянку, так что за завтраком вопросов точно не будет, — ошарашенно произношу я, входя в столовую. Мой мир сейчас снова претерпевает серьёзные изменения, и мне необходимо как-то свыкнуться с ними... — О, так вы и есть Лили! Очень рад! Признаться, я сразу и не догадался, хотя вы точная копия тёти Марго, я видел портреты, — Ивен дружелюбно улыбается и отодвигает для меня стул. — Ничего, если мы поговорим после завтрака в зелёной гостиной? И не бойтесь меня, я не кусаюсь, право слово. — Х-хорошо, — я слегка запинаюсь, но стараюсь взять себя в руки, тем более, что моё место за столом оказывается совсем рядом с Северусом, и друг уже сверлит меня взволнованным взглядом. — Ты в порядке? Я ужасно испугался за тебя ночью, — шепчет он мне, когда я сажусь. Приходится выдавить улыбку, кивнуть и ободряюще коснуться его руки, хотя говорить я не рискую — Вальбурга уже сидит за столом, а она очень трепетно относится к правилу «когда я ем — я глух и нем».       Едва заставив себя съесть хоть что-то, пока Ивен позавтракает, я подскакиваю из-за стола сразу же, стоит ему подняться, и тараторю: — Большое спасибо, я больше не голодна, разрешите идти, леди Блэк? — а затем, не дожидаясь согласия, буквально удираю из столовой. Северус хочет броситься за мной, я вижу, но Вальбурга останавливает его, потребовав дать нам с Ивеном поговорить в одиночестве, и, пожалуй, я ей благодарна за такое нарушение этикета. Сейчас мне действительно совершенно не хочется лишних свидетелей разговора…       Впрочем, нет, насчёт нарушения я ошибаюсь: на пороге гостиной нас догоняет Друэлла, так что совсем уж одну меня не оставляют. Это почти приятно, всё же никто здесь не обязан заботиться обо мне, но ведь заботятся…       Мы рассаживаемся по креслам, и повисает неловкое молчание: кажется, никто толком не знает, о чём нужно говорить в таких случаях. — Кхм, — Ивен прокашливается, — Полагаю… Полагаю, мне стоит представиться, верно? Итак, меня зовут Ивен Джеронимо Розье, лорд Розье. Я глава семьи и рода Розье, ношу титул барона, пожалованный нашей семье в прошлом веке за заслуги перед короной. У меня двое сыновей: Алан и Феликс, старший учится в Хогвартсе, младшему только исполнилось пять лет. Моя жена умерла четыре года назад от драконьей оспы, сестра замужем за Блэком, а других родственников нет. Как вы понимаете, мне совсем не выгодно отказываться от признания вас частью рода…       Он смолкает, задумчиво потирает подбородок, заросший щетиной, и добавляет: — Наш род небогат и малочислен, однако мы имеем место в Визенгамоте и входим в список священных родов. Нам выгодно принять нового человека, поскольку чем больше членов рода, тем он сильнее. Учитывая, что Друэлла описывала вас как крайне разумную маленькую мисс, я склонен согласиться на ваше введение в род.       Я хмурюсь и перебираю пальцами по подлокотнику кресла. Нет, безусловно, это очень хороший шанс для меня, но… Не хочу, ну не хочу я подчиняться совершенно незнакомому мне человеку. А насколько я знаю, во всех аристократических семьях приказы главы рода оспорить нельзя. Вот решит лорд Розье, что моя помолвка с Северусом для рода не полезна, и отдаст меня кому-то другому — хоть тому же Джеймсу! Безумной любви к Севу я, разумеется, не испытываю, но и связать свою жизнь с абсолютно чужим человеком тоже не хочу. Хватит с меня опыта прошлой жизни: ничего хорошего тогда не вышло, не выйдет и сейчас. — Я заранее прошу прощения, если мои слова вас как-либо заденут, — стараясь тщательно подбирать слова, начинаю непростой разговор. — Но… На каких условиях вы готовы сделать это? Я немного изучала этикет и правила, принятые в магических семьях, поэтому знаю, что младшие члены рода всегда должны подчиняться старшим. И что здесь, как и в среде маггловских аристократов, принято заключать браки, выгодные роду…       По мере моей речи лицо Ивена удивлённо вытягивается всё больше, и наконец он перебивает меня: — Лили, вы поражаете меня до глубины души! Мне всегда казалось, что в вашем возрасте девочкам ещё рано думать о подобном, разве нет? — он вопросительно уставляется на Друэллу, а я мрачно насупливаюсь. Ну конечно, как бороться за свободу выбора, так это мне рано задумываться, а как помолвки заключать, так это самое время. — Ты не совсем прав, Ивен, — Друэлла вздыхает. — Дело в том, что мисс Эванс уже обручена с мистером Принцем. И хотя они действительно ещё малы для полного обряда помолвки, но тем не менее предварительная договорённость есть и заверена магически. К тому же, насколько я успела узнать её характер, Лили — девочка своевольная и самостоятельная, в хорошем смысле. Принцы предложили ей хороший вариант с возможностью отказаться, если она вдруг полюбит другого. Неудивительно, что терять эту возможность выбора не слишком хочется. — Гм, — Ивен задумчиво почесывает нос. — Да, пожалуй, я понимаю. Мы с Розмари обвенчались тайно в Гретна Грин, хотя я тогда уже был помолвлен с девицей Прюэтт, и повторения этой истории я бы не хотел. Давайте так, мисс Эванс: после вашего введения в род мы заключим с Принцами договор о намерениях на тех же условиях, однако вы пообещаете рассмотреть также другие кандидатуры, если кто-то из чистокровных пожелает заключить с нами союз, хорошо? Просто пообщаетесь с наследниками, и если они не вызовут отторжения, то мы подумаем о заключении помолвки.       Я вздыхаю. Безусловно, это не идеальный вариант, но… Судя по всему, Ивен всё же не относится к тем фанатичным последователям Тёмного Лорда, для которых значение имеют только традиции и чистота крови. А раз так, то мы, наверное, сможем договориться. — Спасибо, сэр, — я склоняю голову и улыбаюсь. — А как проходит это введение в род и какие у меня будут обязанности?       Он тоже улыбается мне и разводит руками: — Неужели про это вы не прочитали?       Я фыркаю в ответ, отметив про себя, что улыбка у него очень приятная, такая… Солнечная. Не пойму, как человек с такой улыбкой мог пойти за сумасшедшим садистом? Чем больше узнаю чистокровных, тем сильнее удивляюсь, как эти люди могли увлечься идеями Волдеморта. — Я не всё понимаю в книгах, которые читала, а обучения чистокровных не получила. Поэтому буду благодарна, если вы мне заранее всё объясните.       Ивен серьёзно кивает и принимается за объяснения, а я с интересом разглядываю его. Только сейчас мне наконец удаётся изучить этого человека как следует (за едой пялиться на сотрапезника некультурно, а в остальное время я слишком волновалась). На вид ему можно дать не больше тридцати пяти лет, внешне — обычный мужчина: английское, слегка вытянутое лицо, которое ещё часто зовут лошадиным, серо-зелёные глаза и нос с горбинкой. Средней длины рыжие волосы собраны в хвост, несколько прядей спадают на лоб. Короткая бородка и усы. Ничего слишком примечательного — я бы даже не назвала его красивым, наверное. Не считая цвета волос, таких мужчин встречаешь в Англии на каждом шагу… Но что-то, притягивающее взгляд, в нём всё же есть. Некоторая изюминка. — До совершеннолетия я буду опекать вас и возьму на себя все обязательства по вашему обеспечению, вы же обязуетесь в браке сохранить свою фамилию, взяв двойную, а ваша старшая дочь станет леди Розье, и её муж войдёт в род. Главой рода останусь я, однако вы и ваши дети будете считаться старшей ветвью рода, и если кто-то из ваших внуков пожелает претендовать на титул Главы — он будет иметь такую возможность. Я также готов выделить вам приданое, поскольку знаю о бедственной ситуации Принцев и не хочу, чтобы Англия потеряла ещё один чистокровный род. Поскольку в нашем роду владения передаются старшему наследнику вне зависимости от пола, то ваша бабушка должна была стать наследницей, и, теоретически, вы могли бы также претендовать на это. Практически же для такого потребуется слишком много сил и времени, результат не гарантирован, а в связи с магической передачей имущества вы можете вообще быть не приняты как наследница, ведь кровь в вас сильно разбавлена и родственники с более сильной магически кровью живы. Понимаете?       Голос у него тоже довольно приятный, глубокий и бархатистый, хотя для меня немного грубоватый. Увлёкшись разглядыванием, я едва не пропускаю обращённый ко мне вопрос, однако вовремя спохватываюсь и киваю: — Да, конечно. Я и не претендую сэр, мне это не нужно. Колдомедики хорошо получают, а я поступлю в Академию при Мунго и обязательно окончу её. Пока, правда, не решила, что мне интереснее — хирургия или снятие проклятий. — Колдомедицина? Удивительно, — Ивен качает головой. — Вы второй раз за сегодня повергаете меня в шок. Это, безусловно, достойная профессия, но, надо признать, я бы никогда не сумел быть колдомедиком. Мой хороший знакомый, Гиппократ Сметвик, работает в Мунго, если хотите — я вас познакомлю. Он очень много рассказывал мне о своей работе. — О-о-о, — я едва удерживаюсь, чтобы не броситься ему на шею. Встреча с практикующим целителем, это же такая удача! Я смогу заранее начать налаживать связи и, возможно, помогу ему в чём-то, а потом получу рекомендации! — Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста! Вы не представляете, как сильно я хочу узнать больше об этой специальности! А кем он работает? В каком отделении? Он сможет научить меня чему-нибудь, как вы думаете? — Вот теперь я точно уверен, что это моя племяшка, — добродушно смеётся Ивен. — Все Розье немного сумасшедшие, когда увлекаются… — Простите, — я смущаюсь, ощущая, как горят щёки. — Но это ведь правда так интересно! — Конечно, интересно, — Друэлла тоже искренне мне улыбается. — И вы обязательно поговорите об этом чуть позже. Но сейчас пора готовиться к балу. Ивен, иди собирайся, обо всём остальном договоритесь позже. Лили нужно одеться и привести себя в порядок… — Уже ухожу, — поднявшись с кресла, он шутливо салютует нам ладонью, — как прикажете, мой командир.       И уже у самой двери, когда мы должны разойтись в разные стороны коридора, он вдруг ловит меня за руку и тихо, чтобы Друэлла, ушедшая вперёд, не услышала, шепчет: — Я ведь вспомнил тебя, маленькая воришка. Ты украла родовую палочку, с которой я ходил к Олливандеру несколько лет назад из-за её неисправности… Надеюсь, она верно служит тебе.       После этого он быстрым шагом направляется в свою сторону, а я остаюсь стоять, оглушённая и растерянная. Узнал? Но… Как же так, я ведь вроде бы всё продумала в тот раз, и моё лицо он видел только мельком, пару секунд, не больше, если вообще разглядел! — Лили? — Друэлла оборачивается, и мне приходится сделать вид, что я оправляю платье, чтобы она не удивилась моей задержке. — Ты идёшь? — Да, конечно, тетя Друэлла, уже иду.       «Я подумаю об этом завтра, как говорила незабвенная Скарлетт», — решаю я и шагаю к лестнице. В конце концов, раз Ивен не потребовал вернуть палочку, значит, он не слишком против того, что я ею пользуюсь, а раз так, то и нечего переживать. Поговорю с ним об этом позже, вот и всё.       В комнате, когда я вхожу, моё внимание сразу же привлекает платье, лежащее на кровати. Надо заметить, что я, в общем-то, не слишком привередлива в вопросе гардероба, и потому подбор наряда к балу отдаю в руки Друэллы, которой ужасно нравится меня наряжать (Нарциссы, Беллы и Меды ей, видимо, не хватает). Но такого… Такого я не ожидала. — Это что? — обманчиво спокойно спрашиваю, глядя на розовый кошмар, разложенный по покрывалу. — Твоё бальное платье, разумеется! — фыркает Друэлла. — Давай, переодевайся, и я сделаю тебе причёску. Ты должна блистать сегодня… Хотя и не слишком, чтобы не затмить сестру. — Тётя! Почему оно розовое? — я буквально выплёвываю это слово, внутренне содрогаясь от отвращения. Нет, дело не в том, что я такая противница розового вообще, дело в том, что мне он категорически не идёт из-за рыжих волос и я никогда его не надеваю. Ненавижу выглядеть как дура. — Не розовое, а лавандовое, это во-первых. Во-вторых, тебе очень идёт этот цвет, и даже не спорь. Я знаю, что рыжие девушки почему-то всегда уверены, что им нельзя носить розовое, но это такая глупость, поверь мне! Главное — найти подходящий оттенок.       Друэлла подталкивает меня к кровати, и мне приходится подчиниться (сама ведь виновата, доверилась ей), хотя в душе всё просто кипит от обиды и хочется вышвырнуть это платье в окно. Кривясь от отвращения, я натягиваю на себя этот шедевр дизайна и усаживаюсь на банкетку, позволяя сделать мне причёску и нанести лёгкий макияж. Последнее, вообще-то, среди чистокровных не поощряется, но если лёгкий и незаметный, то на это закроют глаза.       Я ничего уже не жду, потому что уверена: спасти мою внешность сможет только чудо и быть мне самым страшным ребёнком на этом балу. Даже почти смиряюсь, засунув детскую обиду глубоко-глубоко и истово надеясь, что сестре достанется платье лучше. Однако… Когда Друэлла поворачивает меня к зеркалу, я сначала даже не узнаю в отражении себя.       Из стекла на меня смотрит незнакомка. Удивительно красивая девочка четырнадцати лет, одетая в нежно-лавандовое платье — у неё мои черты, мои короткие волосы, которые я совсем недавно подстригла до лопаток из-за того, что они мне мешаются, но это как будто совсем другая девочка. Ещё совсем маленькая, она уже сейчас кажется красивой и удивительно нежно-женственной. Не тот встрепанный воробей, которого я привыкла видеть за последние пару лет, а та фея, какой я стала в прошлом на пятом курсе, вытянувшись за лето, оформившись и начав заботиться о себе. Сейчас мне попросту некогда этим заниматься, но… — Спасибо, — голос перехватывает, и я просто, развернувшись, обнимаю Друэллу за талию, стараясь не расплакаться. — Вы настоящая волшебница, тётя! Я даже и не думала, что могу быть такой… — Ну что ты, — она с улыбкой поглаживает меня по волосам и поправляет розовый ободок с цветами. — Просто не обращала внимания. Мне нужно идти, а вы с Петуньей можете отправляться. Люциус встретит вас и развлечёт, пока не прибудут другие гости.       Я киваю, не находя в себе смелости говорить, и отстраняюсь. Друэлла снова мягко улыбается и уходит, а я ещё целую минуту не могу оторваться от зеркала, изучая своё платье и причёску — обычно почти прямые, сейчас мои волосы вьются мелкими кудряшками и кажутся объёмными, чего не было никогда раньше. Пожалуй, нужно вспоминать косметические заклинания и почаще делать себе красивые причёски, а то что-то я всё с хвостом да с хвостом…       Приняв такое решение, осторожно выглядываю за дверь и выбираюсь из комнаты — очень интересно взглянуть, как же выглядит Петунья.       Мы встречаемся на лестничном пролёте и замираем, жадно разглядывая друг друга. И, кажется, я понимаю. Блэки решили сыграть на стереотипах. Говорят, что блондинкам не к лицу голубое? Глупости! Петунья выглядит очаровательной. Если я в своём наряде похожа на цветочную фею, то Пет — на лесную ведьму. Она тоже становится старше, наконец-то выглядя на свой настоящий возраст и даже чуть-чуть сверху. Её длинные светлые волосы распущены, словно бы в беспорядке, хотя я прекрасно вижу, что на самом деле их тщательно уложили. Платье тоже выглядит нарочито грубым, простым, но в этой простоте скрыта драгоценная элегантность, которой зачастую не хватает дорогим вещам. Талию обхватывает синяя лента, завязанная в бант — от этого Пет кажется хрупкой и худенькой, как тростинка. А телесные туфли создают впечатление, что она босая. — Тебе так идёт! — восхищённо выдыхаю я, глядя на неё. — Люциус будет в восторге, точно говорю! — Спасибо, — на щеках сестры проступает румянец. — Тебе тоже хорошо, ты такая милая. Тётя Вальбурга сказала, что моё платье — это традиция, нельзя менять ничего, кроме цвета… — Да тут и не нужно, — убеждённо перебиваю я. — Ты безумно красивая, Туни. А если кто-то этого не увидит, значит, он слепой дурак. Идём!       Я хватаю её за руку и тащу вниз — бал должен проходить в поместье Малфоев, поскольку на нём же Люциусу предстоит попросить руки Петуньи Теперь-уже-Блэк и заключить магическую помолвку.       Внизу уже ждут Ивен и Северус, одетые в костюмы — Ивен в тёмно-синий, Северус в перламутрово-серый. И если Ивен говорит нам целую кучу комплиментов, целует Петунье ручку и совершенно очарователен, то Северус, похоже, чувствует себя не в своей тарелке. Хотя при виде меня его глаза сверкают восхищением — признаюсь, безумно приятно это видеть, — сказать он ничего не отваживается. Только когда мы все встаём рядом, взявшись за тонкую цепочку портала, Северус шепчет мне, обжигая щёку горячим дыханием: — Ты такая красивая, Лили!       Моё глупое сердце в эту секунду совершает кульбит и, похоже, начинает стучать где-то в горле. Что ж, этот день запомнится мне надолго… Лишь бы всё было хорошо.