Ласточка

      Восьмой этаж встречает нас сумраком и тишиной. «Видимо, сюда даже домовики редко заглядывают», — решаю я, без особой радости глядя на пыльный пол и потухшие (причём, похоже, давным-давно) факелы в креплениях на стене. Северус, чуть ли не подпрыгивая от радости, предлагает мне самой попытаться открыть Выручай-комнату — судя по всему, чтобы посмотреть, что у меня получится, — и от этого мне немного смешно, но одновременно очень приятно. Маленький экспериментатор!       Вздохнув, принимаюсь ходить вдоль стены и усиленно думать: «Мне нужно место, чтобы выпить чаю…» — ничего более интересного в голову всё равно не приходит, а для эксперимента сойдёт и это. Сердце привычно сжимается: сейчас, вернувшись в прошлое, я начинаю понимать, как неверно оценивала абсолютно всех людей вокруг себя, когда была маленькой. Северус ведь и раньше постоянно пытался меня чему-то научить, во что-то втянуть, ставил эксперименты и требовал моего участия…       Тогда я считала это занудством и злилась, часто отказывалась или расстраивалась, если что-то не выходило с первого раза, а по мере взросления и моего отдаления друг сводил такие попытки на нет, и только теперь до меня доходит, что на самом деле это было заботой. Не для того, чтобы похвастаться своими достижениями, друг всегда делился со мной успехами, а чтобы я разделила их и научилась тому, что умеет он, чтобы тоже почувствовала радость умения и освоения какого-то заклинания или зелья, чтобы могла защитить себя. Разве я сама не делаю то же самое теперь, когда тайком делюсь с ребятами секретами и хитростями на трансфигурации, или поправляю их на зельеварении? Третий заход всё-таки заставляет дверь в стене проявиться, и я отрываюсь от своих мыслей. Выглядит всё вполне обычно, по крайней мере, на первый взгляд — точно таких же дверей в Хогвартсе сотня, если не больше. Однако мне немного страшно открывать её, не зная, что может скрываться внутри…       Хотя Северуса, кажется, такие мелочи не волнуют — он с предвкушением на лице дёргает за ручку — и нашим взглядам предстаёт весьма уютная чайная комната. Небольшая, пронизанная солнцем, наполненная яркими цветами… До того замечательная, что из неё не хочется уходить! И точь в точь как в нашем с Джимом доме в Годриковой Лощине, уж это место я не перепутаю ни с каким другим, слишком хорошо помню свой любимый уголок. На глаза наворачиваются слёзы, так что я торопливо моргаю, смахивая с ресниц предательские капли — не хочу, чтобы Северус заметил, как я плачу.       В нашей маленькой гостиной всё осталось, как было, будто бы перенеслось сюда из моей памяти и воплотилось в реальности. Самое главное место — эркер, превращённый в крохотное подобие балкончика или тайного уголка, где можно спрятаться от всего мира, отгородившись тяжёлой шторой. Окна от пола до потолка заливают его светом и счастьем, превращая в кусочек волшебного мира, а маленький чайный столик с двумя коваными креслицами дополняет идеальную композицию. Бежево-персиковая гамма отделки, штор и ковров лишь усиливает впечатление тепла и покоя, которое невольно ощущаешь, только ступив в эту комнату. Ох, сколько же эмоций у меня связано с этим местом! — Ничего себе, Лилс, какая красота! Я не знал, что эта комната может показывать даже то, что за окнами! — голос Северуса выдёргивает меня из воспоминаний, и я невольно вздрагиваю. За окнами и правда тот вид, которому там не место — наш сад, запущенный и слегка неухоженный, но от того не менее мною любимый. — Ох, только давай не будем проверять, открываются они или нет! — я успеваю перехватить Северуса за плечо, когда он уже шагает в комнату, чтобы не дать натворить глупостей, и тихонько вздыхаю. — Как скажешь. Слушай, а здесь можно неплохо устроиться! Интересно, удастся ли попасть на кухню отсюда каким-нибудь более коротким путём? — Северус мягко выворачивается из моего захвата, улыбается и занимает кресло, в котором дома всегда сидел Джеймс. — Я бы не отказался выпить горячего чая с пирожными.       В этот момент в одной из стен возникает ещё одна дверь. Мне очень хочется закрыть лицо рукой и засмеяться, но колоссальным усилием воли я сдерживаюсь, позволяя себе только короткую улыбку. Приходится идти с Северусом, разумеется, потому что ни один активный мальчишка просто не смог бы проигнорировать очередной шанс вляпаться в неприятности. Интересно, почему в моих воспоминаниях он намного более серьёзный и тихий в этом возрасте? Неужели так повлияло моё вмешательство, добавившее его жизни немного тепла и хоть какой-то намёк на нормальное детство? Или дело просто в том, что тогда мы были на разных факультетах, а нарушать правила даже ради лучшего друга я не рисковала?       Ход, к моему невероятному облегчению, приводит всё-таки именно на кухню. И, что немаловажно, не спешит закрываться за нашими спинами, когда мы из него вылезаем. Это было бы не очень весело, если бы пришлось возвращаться к восьмому этажу пешком… Хотя и не думаю, что нас остановило бы. Вместо слуг или людей, на кухне нас встречают домашние эльфы, и я вспоминаю, что не так уж много о них знаю, хотя Джеймс кое-что рассказывал, но вживую встречаться доводится первый раз. — Доброго дня, ученики! — хором произносят они высокими тонкими голосами, и я с огромным интересом оглядываю толпу, пытаясь понять, кто здесь старший. — Здравствуйте, — неуверенно отвечает Северус, и я ободряюще сжимаю его руку.       К сожалению, как магглокровке мне не положено ничего знать о домашних эльфах, так что объяснить я ничего не могу, а потому остаётся надеяться на удачу и на то, что Северус слышал хоть что-то о домовиках, либо догадается по их слоовам, как себя вести. — Меня зовут Барок, — один из эльфов, совсем уже сморщенный от старости и одетый в наиболее представительную наволочку (если так можно про неё сказать), которая украшена даже какими-то ленточками и золотистой бахромой, выступает вперёд. — Господа хотят чаю? Или что-то ещё?       Он держится довольно важно, к тому же почти без акцента говорит на английском, не коверкая слова, как большинство эльфов, и это выдаёт его довольно высокий статус среди этих существ. Не думаю, что такому можно приказывать или помыкать им. — Э-э-э, — Северус мнётся, и я решаюсь ему помочь, привычно воспользовавшись маской милой глупышки. — Нам бы несколько банок с чаем и кофе, пожалуйста, чайный сервиз, чайник для огня и каких-нибудь сладостей, — мило улыбаясь, перечисляю всё, что может нам пригодиться. — И, если можно, пусть кто-нибудь поможет нам всё это донести. Разумеется, если это вас не затруднит.       Барок кивает, окинув меня проницательным взглядом, и велит, тыкнув корявым пальцем в очаровательную парочку эльфов, держащихся за руки: — Бесси и Блаш, помогите молодым господам… — Нас зовут Лили и Северус, — тороплюсь представиться я, нарочито делая вид, что не понимаю, какого продолжения от нас ждут. — Лили и Северусу, — хмыкает старик и мне остаётся лишь мысленно пожать плечами. Как ребёнок, могу не понимать, что от меня хотят услышать фамилии.       Через минуту всё готово, и двое домовиков в одинаковых полотенцах предстают перед нами, готовые нести заказанное, куда скажут. Северус только хмурится и неловко поджимает губы, пока я деловито благодарю Барока и шагаю по проходу в Выручай-комнату, однако не отстаёт. Ну а когда мы почти добираемся до выхода из тайного хода, мне вдруг приходит в голову, что было бы неплохо заручиться поддержкой эльфов при разборе собранных в Выручай-комнате вещей. Чёрт его знает, какую гадость там могли спрятать, а я, увы, далеко не аврор и тем более не специалист в области Тёмных Искусств — не хотелось бы пострадать по собственной глупости. Джеймс же рассказывал, что у эльфов своя, особая магия, так что они могут определять опасные предметы, и разве не разумно будет воспользоваться поддержкой тех, кто умеет больше, чем мы?       Выделенные нам провожатые доставляют вещи до Выручай-комнаты по туннелю, да к тому же помогают приготовить чай, разлить его по чашкам, и даже разложить на маленьком столике корзиночки и блюда с пирожными. У меня за это время возникает план не отправлять их обратно на кухню, а сделать вид, что нам с Севом очень интересно узнать про этот народец побольше, причём из первых рук. В общем-то эта причина даже не совсем надуманная… Как уже вспоминала сегодня, до этого дня сталкиваться с эльфами мне не приходилось, потому что в школе я такими вещами не интересовалась, а у Джеймса своих эльфов не было.       Блаш и Бесси представляются нам довольно молодой по эльфийским меркам семейной парой. Из их бесхитростного рассказа мы с Северусом легко узнаём, что эти двое попали в Хогвартс недавно и ещё не успели здесь обжиться, а раньше помогали по хозяйству магу в небольшой деревушке Гленко, возле залива Лох-Левенд — это совершенно маггловское место, да и новые хозяева дома магглы, а потому эльфы не слишком-то там нужны. Правда, когда они уходили, новые хозяева вроде бы собрались продавать дом, но у эльфов уже к тому времени не осталось магии, чтобы узнать, кому же он достанется.       Их рассказ о маленьком домике вызывает у меня противоречивые эмоции. Вдруг приходит в голову, что, быть может, я могла бы… Если покопаться в Выручай-комнате, мне удастся найти что-то, что можно будет выгодно продать? Уже давно я лелею тайную мечту о том, чтобы приобрести свой собственный дом, ну или хотя бы помочь родителям сменить место жительства на то, в котором у нас с Петуньей будут раздельные комнаты. Сестру я люблю, конечно, но чем дальше, тем сложнее мне становится жить без личного пространства, и это, по-моему, естественно для взрослого человека, которым я себя в глубине души воспринимаю.       Правду сказать, в той, прошлой жизни мне так и не удалось реализовать это желание — родители до самой смерти прожили в Коукворте, а я сама вошла в дом Джеймса на правах жены. Хоть он и позволил менять там всё, как захочется, но всё же… Как мне кажется, у каждой женщины в душе хранится эта тайная тяга к собственной независимости и убежищу, которое она сможет полноправно назвать своим, не беспокоясь, что оно куплено на деньги мужа, отца или кого-то ещё. Разве нет?       Ещё немного посидев с Севом и эльфами, выпив три чашки чая и мысленно прокручивая так и эдак желание купить домик, я наконец решаюсь хотя бы попытаться уговорить эльфов нам помочь, ведь даже если мне и не хватит ценности найденных вещиц на покупку, то искать что-то интересное в любом случае лучше с подстраховкой. И поэтому, помявшись, я осторожно задаю вопрос: — Скажите, Блаш, а вы умеете определять чары, наложенные на предмет? Ну, то есть, вредные они или нет. И как-то защищать своих хозяев? — Разумеется, мисс Лили. Все эльфы умеют определять такое, а мы умеем даже лечить, наш хозяин был колдомедиком, — горделиво выпрямляется домовик, сидящий в слишком большом для него кресле вместе с супругой. — Тогда не могли бы вы нам помочь? Понимаете, я хочу найти одну вещь и забрать некоторые ценности из одного места… Не думайте, не украсть у кого-то, нет! Просто там прятали свои вещи поколения учеников Хогвартса и, как мне кажется, вполне может найтись что-то, что будет уже ничьим, а значит и нашим тоже. — Северус пихает меня в бок, делая недовольные глаза, но я игнорирую его пантомиму, однозначно понимая, что не полезу никуда, если не заручусь поддержкой эльфов. Пусть это рискованно, но лучше уж попытаться их убедить и разочароваться, чем рискнуть и получить какое-то проклятье или гадость. Кто сказал, что прятали только безопасные вещи? — А если вдруг встретится что-то, принадлежащее Хогвартсу или какой-то семье, которую мы сможем найти, вы ведь поможете нам передать это хозяевам? Нужно вернуть всё на свои места, не хорошо ведь, что вещи валяются где попало!       У меня отлично получается умоляющая мордочка, и я точно знаю, что она действует на всех. А условия более чем честные, так что домовики скорее всего согласятся… Тут ведь как? Их любопытство не позволит теперь забыть о «месте, где всё спрятано», а характер — упустить шанс помочь Хогвартсу или ученикам вернуть свои вещи. Следовательно, рано или поздно, но я их уломаю. Только вот, есть шанс, что нас сдадут профессорам или директору, но кто не рискует, тот, как известно, не пьёт огневиски. — Мы… — Блаш переглядывается с Бесси, на несколько минут в комнате повисает томительное молчание, но наконец домовик словно нехотя кивает. — Хорошо, мисс Лили, но мы расскажем об этом месте директору Дамблдору. — Идёт, — легко соглашаюсь я, даже не думая спорить. Не то, чтобы у меня имелось горячее желание поделиться с Альбусом своей находкой (по правде сказать, я о том и не вспомнила, и от этого немного стыдно, ведь нас в Ордене Феникса всегда учили не быть меркантильными, заботясь лишь о собственном кармане, но помогать всем нуждающимся, а школе наверняка нужнее эти деньги, чем лично мне…) — Но только после того, как я найду нужную вещь и посмотрю, нельзя ли взять что-то из тех вещей, которые уже ничьи. — Согласен, — величаво кивает эльф, и в его глазах мне чудится лёгкая насмешка. Ну и пускай, в конце концов это не только для меня, но и для Северуса тоже! Вот уж с другом я поделюсь обязательно, а школа пускай забирает себе то, что останется. Уверена, здесь найдётся много вещей, которые принадлежат Хогвартсу.       После этого мы уже через пять минут прощаемся, договорившись встретиться завтра вечером — часы над камином величаво бьют семь часов, и нам с Северусом приходится поторапливаться, чтобы успеть до отбоя. К счастью, домовики позволяют проскочить через кухню, так что мы ни капельки не опаздываем, но адреналина всё равно получаем по полной. И, к моему счастью, Сев даже забывает, что хотел оспорить моё решение поделиться с домовиками и школой информацией о Выручай-комнате!       Следующим утром, сразу после первого урока, которым поставили трансфигурацию, мы с Севом вылавливаем по очереди всех членов нашей дружной компании, включая Люпина, и рассказываем им о небольшом вчерашнем приключении (хотя, скорее, это они нас ловят и клещами вытягивают правду). Ну и чтобы вымолить прощение за то, что никого не предупредили, приходится, разумеется, обещать им приглашение на раскопки и знакомство с эльфами. Особенно домовиками заинтересовывается Петунья — как магглокровка, она никогда даже не слышала о них, и тут я прекрасно её понимаю.       Разумеется, весь день после такого начала проходит крайне беспокойно, потому что Джеймс и Сириус не могут дождаться, когда же наконец отправимся в Выручай-комнату, после каждого урока предлагая сбежать с оставшихся и неуёмно фантазируя о том кладе, какой найдётся среди развалов мусора… Джим даже благородно решил отказаться от своей части сокровищ, потому что у его родителей достаточно денег, а немного подумав и Сириус с умилительной серьёзностью пообещал пожертвовать свою долю в фонд помощи неимущим магглокровкам, за что был безжалостно (и вполне справедливо, по-моему) бит Северусом. К счастью, Пет удаётся сдерживать слишком уж активные порывы, хотя бы до тех пор, пока не прозвонит колокол, возвещающий окончание последнего урока. — Ну теперь-то мы уже можем идти?! Это был последний урок! Пети, ну пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста! Люпин, скажи ей! — не выдерживает Джеймс, когда мы выходим в коридор из кабинета по чарам. — Я бы не отказался сначала поужинать, — тактично замечает Ремус, и улыбается своей удивительной мягкой улыбкой. — А ещё, возможно, нам стоит прихватить что-то из еды с собой? Хотя бы бутерброды или булочки…       Он смущается и смолкает, но Сириус тут же радостно подхватывает: — Точно, мы можем захватить перекус на ужине и уйти, Рем, ты гений!       Вздохнув, я переглядываюсь с Петуньей и мы бредём на ужин, по дороге в десятый раз выслушивая рассказ Северуса о том, как он нашёл комнату. По-моему, с каждым разом в нём всё прибавляется и прибавляется приключений, по крайней мере, в прошлый раз о Филче и миссис Норрис не было ни слова… Ну, что ж, надеюсь, что Северус не заразился вирусом хвастовства от Сириуса, а просто вспомнил больше деталей.       Когда мы наконец добираемся до панно с троллями в балетных пачках, нас уже ждут около него домовики. Представив ребят и эльфов друг другу, мы с Северусом трижды проходим мимо стены, думая о месте, где можно что-то спрятать… А едва дверь появляется, все в едином порыве дёргаются ближе, и, разумеется, в итоге вваливаются внутрь полноценной кучей-малой, с трудом пройдя в дверной проём.       Завалы спрятанного и впрямь поражают воображение. В этом лабиринте можно копаться всю жизнь и ещё потомкам останется… Да и потеряться тут легче лёгкого! — Не отходите далеко! — спешу я предупредить друзей. — Блаш, вы можете сделать что-то вроде метки или путеводной нити, с помощью которой мы смогли бы вернуться?       Эльф задумчиво шевелит ушами и уже открывает было рот, когда его перебивает обычно молчащая супруга: — Бесси сделает, мисс Лили. Такие метки ставят на маленьких детей, чтобы они не потерялись, Бесси поставит метки на мисс Лили и её друзей и на дверь. И научит вас их видеть, это легко. — Спасибо, Бесси, — улыбаюсь я в ответ, чувствуя, как на сердце сразу становится легче. — Это отличная идея!       Видеть метки действительно оказывается просто, как и находить к ним путь. Теперь я могу не бояться, что кто-то потеряется, но на всякий случай ещё раз прошу всех не отходить слишком далеко, напоминаю не трогать вещи, не проверенные эльфами на зловредные чары, и только уверившись, что все меня поняли, обещаю вызвать Блаша, как найду что-нибудь подходящее под мою задумку, и отправляюсь в ближайший проход.       Несколько долгих, томительных минут ухожу дальше и дальше от входа, старательно оглядываясь в поисках чего-то интересного, но ничего не замечаю, и постепенно начинаю уже считать свою идею не столь удачной, как она казалась на первый взгляд. Только когда я уже готова свернуть в другой проход и попытать счастья там, передо мной внезапно возникает старинный буфет, за стеклом которого спрятан скелет какой-то непонятной многоногой зверушки, и рядом… Рядом, на одной из гор хлама возлежит она — диадема. Старинная, потускневшая, скупо мерцающая камнями в неярком свете, льющемся из окон в комнату, так невыносимо манящая к себе! С первого взгляда хочется протянуть руки, коснуться, примерить… Я делаю шаг вперёд… — Лили, нет! — отчаянный вопль врезается в уши, заставив замереть и недоуменно оглядеться. Что случилось? — Брось немедленно, это опасно!       Послушно отпустив украшение, шлёпнувшееся на пол с каким-то странным, не совсем подходящим металлу звуком, я поднимаю взгляд на Петунию, цепко держащую меня за запястье и напряжённо вглядывающуюся в моё лицо. — Туни, ты чего? Я всего лишь хотела посмотреть поближе, — мой голос дрожит от обиды, на глаза наворачиваются слёзы, а расставаться с диадемой почему-то почти физически больно. — Не смей! — внезапно залепляет мне пощёчину сестра. Надо же, я и не заметила, что снова пытаюсь тянуться к так понравившемуся украшению… Отстранённое удивление сменяет таким же отстранённым страхом — меня никогда так сильно ни к чему не тянуло, это странно, и, по-моему, уже пора начинать паниковать. — Блаш, отберите у неё эту дрянь! И вы можете перенести нас к директору Дамблдору? — испуганный голос Пет почему-то становится странно похож на голос Северуса, а я ощущаю, как меня поднимают над полом… И не успеваю даже мяукнуть, как осознаю себя в директорском кабинете. Мысли, ленивые, как снулые рыбы, ворочаются в голове, не желая складываться в хоть какое-то подобие логических цепочек, ощущение полёта вытесняет всё остальное, и единственным, что продолжает крутиться, будто заезженная пластинка, остаётся страстное «Хочу диадему!»       Кажется кто-то что-то говорит, но я не могу разобрать, что. Двигаться тяжело, тело сделалось непослушным, и я падаю куда-то — то ли на кресло, то ли на диван… Некоторое время ничего не меняется, потом вдруг раздаётся дикий визг, какой-то нечеловеческий, будто это кричит то ли птица, то ли животное, и оцепенение спадает, позволяя моим чувствам обрушиться на меня, точно цунами. Всё вдруг приобретает резкость, мир становится плотным и осязаемым, а надо мной нависает озабоченно нахмуренное лицо Дамблдора. — Мисс Эванс, вы в порядке? Посмотрите на меня, девочка моя, как вы себя чувствуете?       Осторожно ощупав себя и с трудом сев на постели — ничего не болит, просто я всё ещё не до конца отошла от произошедшего — я неуверенно произношу: — Кажется, хорошо, сэр. Со мной всё в порядке, а где ребята? И что это было, больше никто не пострадал?! — недавние события вспоминаются кусками и, разумеется, тут же приходит тревога за детей. Чёрт, да почему же у меня всё вечно выходит шиворот-навыворот?! Ну почему я в очередной раз веду себя как малолетняя дура, не думая о последствиях?       По щекам стекают первые злые слёзы, я всхлипываю, пытаясь сдержаться… Но Альбус проводит рукой по моим волосам, и от этой нехитрой ласки рыдания всё же вырываются наружу. Ну почему, почему, почему?! Когда же я уже научусь хоть немного планировать свои действия, предусматривать возможные проблемы хоть на один шаг вперёд? Глупая курица, возомнившая себя умнее всех!       Истерика накрывает с головой, и минут пятнадцать я сотрясаюсь в конвульсиях, не в силах успокоиться, вытереть слёзы и начать нормально думать. Всё это время директор сидит рядом, утешая меня, вытирая слёзы своим любимым платком со звёздами, памятным мне ещё по прежней жизни, и от этого плакать хочется только больше — ну что мне стоило сразу пойти к Альбусу со всеми своими проблемами, разве он бы мне не помог? Ну почему я навоображала себе каких-то глупостей и решила, что он не тот, кому следует доверять?! — Ну-ну, девочка моя, всё хорошо. Всё закончилось, всё будет в порядке, твои друзья очень вовремя обратились ко мне. Не плачь, не стоит, уже всё нормально, уверяю тебя, никто больше не пострадал, — Дамблдор почти силой вкладывает мне в руку платок и, печально улыбаясь, добавляет: — Вытри слёзы, Лили. Я должен рассказать вам кое-что важное, но не могу же я сделать это, когда ты плачешь? — Угу, — я мотаю головой, с трудом заставляя себя успокоиться. Права была Шляпа — не выйдет из меня слизеринки, сколько бы ни пыталась я лезть из кожи вон, львицу в змеиную шкурку не засунешь, а гриффиндорство слизеринством не станет.       Наконец у меня получается сдержать слёзы, и я выжидающе смотрю на директора, изредка хлюпая носом. Что за дрянь была наложена на диадему? Он ведь об этом хочет нам рассказать?.. — Ну вот, молодец, а теперь давай позовём твоих друзей. Они очень беспокоились за тебя, — Альбус сверкает очками, ободряюще мне улыбается, но в глазах его всё ещё отражается грусть, а непонятное мне напряжение прослеживается во всём облике.       Только теперь, оглядевшись, понимаю, что каким-то образом попала в больничное крыло. Ширма, отгораживавшая меня от всего мира, сдвигается, и из-за неё показывается обеспокоенное лицо Северуса, что согревает моё сердце теплом искренней дружеской заботы. — Лили, с тобой всё в порядке? — друг втискивается в небольшой закуток, образованный возле моей койки, и сразу же тянется ко мне. — Ты нас просто ужасно напугала, никогда больше так не делай!!!       Следом за ним появляются Джеймс, Сириус, Петунья, Люпин и, неожиданно для меня, Люциус Малфой — вся эта процессия едва умещается в палате, а у меня на глазах снова наворачиваются слёзы. — Мисс Эванс, я хотел бы поговорить с вами насчёт безответственности, но, полагаю, директор сможет сделать это лучше меня. И, смею надеяться, более подобного не повторится. Домашние задания вам передадут, пока вы будете находиться здесь, и благодарите Мерлина, что ничего не пропустили, — холодно произносит Люциус, несколько долгих секунд глядя мне в глаза, а затем выходит, бросив напоследок: — Мы ещё поговорим.       Тяжело вздохнув, я печально наклоняю голову и комкаю в руках платок, который так и не отдала Альбусу. Нет смысла спорить — я виновата, но как же неприятно, когда отчитывает тот, кого всегда считала своим врагом! Друзья окружают койку, а Дамблдор пересаживается в кресло, сотворённое лёгким взмахом волшебной палочки. — Твои друзья, Лили, уже рассказали мне о Выручай-комнате и о том, что случилось, поэтому сейчас я не стану расспрашивать тебя ни о чём, но постараюсь объяснить, что случилось, — директор бросает на меня печальный взгляд и продолжает: — Видите ли, когда тёмный маг достигает определённого мастерства, он может создать некую вещь, называемую крестражем, поместив часть своей души в предмет. Это считается способом обрести бессмертие, поэтому когда-то многие увлекались созданием разных форм и видов этого страшного колдовства, но уже давно оно считается запрещённым, отнесено к классу самой чёрной магии и все записи о нём уничтожены или хранятся в Отделе Тайн. Тебе, девочка моя, не повезло столкнуться именно с таким проявлением тьмы, созданным из знаменитой диадемы Когтевран, считавшейся давно утерянной.       Несколько минут я сижу, совершенно оглушённая, но потом всё же нахожу в себе силы выговорить: — Но кто мог это сделать, сэр? И почему крестраж повлиял на меня так… Так странно?       Альбус в ответ только качает головой, и я понимаю, что ждать ответов на вопросы бессмысленно. Он и сам, похоже, их пока ещё не знает. — Мне очень жаль, однако я не смог определить ни того, ни другого. Возможно, в твоей жизни случилось что-то, что сделало тебя такой восприимчивой к ментальному воздействию? Ну, а кто сотворил это страшное волшебство, нам остаётся только гадать, поскольку мне пришлось уничтожить диадему и спросить теперь не у кого, — он разводит руками, и я кожей чувствую какую-то недосказанность, но не решаюсь настаивать, решив сделать вид, что такой ответ меня устраивает. — Хорошо, сэр, а как скоро я смогу вернуться к занятиям? И что будет с Выручай-комнатой? — Думаю, о времени возвращения нам стоит спросить мадам Помфри, — он улыбается, сделав вид, что не заметил второй части реплики, и это очень в его стиле — игнорировать неудобные вопросы.       Мадам Помфри обещает отпустить меня через неделю, так что друзьям приходится покинуть Больничное крыло, но они оставляют мне записи и книги за пропущенные мной уроки. У меня ужасно болит голова, так что долго заниматься не выходит, и потому большую часть времени я просто лежу, размышляя о том, стоит ли попытать удачу ещё раз и рискнуть сунуться в Выручай-Комнату снова, или лучше будет ничего уже не трогать, если первая же экспедиция обернулась провалом.       Время тянется как резина, но наконец меня отпускают, и я возвращаюсь к занятиям, выслушав предварительно нудную лекцию Люциуса и пообещав ему ещё флакон духов. Немного стараний, и у меня выходит использовать Выручай-комнату как лабораторию, но лишний раз на восьмом этаже я стараюсь не появляться, поскольку Альбус, кажется, пристроил к наблюдению за комнатой призраков.       Тем не менее, несмотря ни на что, у меня всё же выходит сделать ещё одну вылазку в хранилище, тайную даже от ребят. На этот раз поступаю умнее — не заходя далеко вглубь, создаю перед собой щит, а затем с помощью Акцио призываю к себе то, что кажется наиболее безопасным. Когда поток сиклей, кнатов, галеонов и (что удивительно) маггловских банкнот наконец иссякает, весь пол вокруг меня усыпан деньгами, и я чувствую себя сказочной принцессой из пещеры Али-Бабы.       Собрав «награбленное» Левиосой в безразмерный кошелёк, давно заказанный в Гринготтсе, со спокойной душой отправляюсь в свою комнату, точно зная, что больше не вернусь сюда ни за что на свете. Пусть все остальные ценности, какие тут могут быть, достанутся школе или вернутся к владельцам, ну а мне достаточно одного опыта, чтобы никогда больше не зариться на чужое добро. Не понравилось мне быть воровкой!       К счастью, моего отсутствия никто не замечает (как и присутствия на восьмом этаже), а проверив сумму на счёте, я убеждаюсь, что разом стала богаче на пять с лишним тысяч галлеонов — поколения прятавших заначки сослужили хорошую службу! И хотя от этих денег на душе остаётся какое-то гадкое послевкусие, смесь стыда и неприязни к самой себе, но уговорить совесть удаётся обещанием, что все эти монетки, до последнего кната и пенса, будут потрачены на нужды других людей — родителей, Северуса, кого-то ещё… Не могу я взять отсюда для себя, это мерзко!       Усугубляет муки совести ещё и то, что перед самыми каникулами, когда все экзамены сданы и долги розданы, а мы наслаждаемся блаженным ничегонеделанием, ко всей нашей компании внезапно подходит директор, чтобы вручить каждому из компании по небольшому, но увесистому кожаному мешочку. Он улыбается своей обычной слегка загадочной улыбкой, и говорит с нами так, как будто мы не совершили ничего плохого, а я сгораю от стыда и хочу провалиться под землю, чтобы больше никогда не показываться на глаза людям, дружелюбия которых я недостойна. — Полагаю, помощь Хогвартсу достойна награды. Ваша находка была оценена по достоинству Попечительским Советом, и я надеюсь, вы найдёте, на что потратить тысячу галлеонов. Распорядитесь ею с умом… — Альбус подмигивает нам и шёпотом добавляет, пряча смешливый взгляд за очками: — Пятнадцать баллов Слизерину за каждого из вас.       Это, пожалуй, самое странное завершение года из всех, что мне когда-либо доводилось переживать, и я бы с удовольствием отмотала время назад в очередной раз, чтобы поменять своё поведение, но одновременно не хочу менять ничего, потому что, несмотря на все мои неблаговидные поступки, в этот раз, кажется, у меня получилось сделать мир хоть чуть-чуть лучше. Пусть это только для нас шестерых, пусть от моих необдуманных действий чуть не случилось что-то ужасное, но разве я не смогла исправить дорогу, по которой шла история, на самую малость в лучшую сторону?       Теперь у Северуса есть деньги, уничтожен крестраж, который, кто знает, в будущем мог бы принести много проблем, у нас с Пет появилась возможность помочь нашим родителям, а в Хогвартс и семьи возвратятся вещи, которые давно считались утерянными. Разве всё это того не стоит?