Это уже не смешно, Чон Чонгук

***** Юнги говорит, что ему плевать на Чимина и идёт заваривать ему чай с малиной уже пятый раз, потому что тот, кажется, простыл. Говорит, что нет ему дела до всяких сопливых омег и идёт укрывать Пака вторым одеялом, потому что он никак не может отогреться. Ворчит, что вся квартира провоняла апельсинами и в тот же вечер выгоняет Гука и Тэхена из своей спальни, уступая её Чиму, ибо самая тёплая комната в его доме. Гук ищет в этом какой-то подвох и на всякий случай держит Тэхена при себе. Он бы мог сказать, что Мин не так уж и плох, но как только тот открывает рот, Чонгук облегченно вздыхает — показалось. Тэхен удивленно посматривает на Юнги, который выкуривает уже вторую пачку сигарет и дрожащими пальцами струшивает пепел в мойку. Наверное, он единственный, кто понимает, что происходит. Но поверить в это как-то не может. Это же не кто-нибудь, а Юнги. Юнги, который всегда отталкивает и совершенно не умеет любить. Тэ недоверчиво сжимает чашку с чаем и переводит взгляд на Чонгука.

«А он? Умеет ли он любить?»

Сердце Кима делает кульбит, в висках стучит. Нужно доверять Чонгуку. Доверять. Но стоит ли? Альфа, кажется, абсолютно уходит в себя и не замечает такого пристального интереса к своей персоне. Чонгук всерьёз опасается за Чимина, думает о том, что сказать отцу; думает о том, что они с Тэхеном теперь, наверное, встречаются, и им надо бы все обсудить, но забывает об этом, как только ему на глаза попадается Мин. Вот, кто во всем виноват. Этот хмырь соблазнил Тэ, обидел Чимина и остался не у дел. Плевал он на чувства других[и на свои вообще-то тоже], Юнги вообще на всех плевать. Чон и сам не понимает, что происходит дальше. Только что он испепелял его гневным взглядом, а теперь методично избивает мятноволосого. Кулаком в живот. — Чонгук! В челюсть. — Чонгук-ки! — умоляющий голос Тэ, эхом отдается в висках и Чон хочет прекратить… Но… Тонкая струйка крови на разбитой губе Мина, на искривленных в презрительной усмешке губах. Чонгук разбивает костяшки об скулу Мина, который и не пытается сопротивляться. Поднимается, цепляется за стену и, шатаясь, ждёт следующего удара. Ему действительно наплевать. Ему совсем не больно. Наоборот становится легче дышать. [и это совсем не из-за Чимина] Мин совсем не сожалеет. Гнев Чонгука тает так же быстро, как и появляется. Оседает горько-кислой горечью в нечитаемом взгляде Тэхена, который больше не пытается его остановить. — Тэ… — Чонгук хочет взять его за руку, но омега изворачивается и уходит. Грудную клетку будто тисками сжимает. Он же не уйдет… от него? ***** Чимин боится заходить. Но не может оставить Юнги. Бесшумно заходит в кухню и натыкается на своего избитого альфу. Скользит взглядом по разбитой губе, видит ссадины на лице и понимает, что это не самое страшное. То, что творится в его душе, намного ужаснее. Пак достает лёд из холодильника и, заворачивая его в полотенце, прикладывает к лицу Юнги. Тот сдавленно шипит и хватает омегу за запястье. — Я не просил. Чимин молчит, потому, что, конечно, он не просил, и навряд ли когда-то попросил бы его. Кого-то другого — возможно, но не его. Аккуратно прикладывает компресс к разбитой губе и дует, опускаясь ближе к Юнги. Старается не смотреть в глаза альфе, но срывается и наталкивается на пустой, изучающий взгляд. С трудом сглатывает и опускает взгляд на губы альфы. Что за чёрт? Только Пак хочет отстраниться, как ему на затылок ложатся длинные пальцы Юнги, притягивая к себе. — Ты ведь этого хочешь, да? — зло вышептывает Юнги прямо в губы омеге. — Тогда получай то, что хочешь, и вали. Мин сильнее чем можно оттягивает омегу за волосы, требовательно впивается в губы и зажмуривает глаза, искренне желая поскорее со всем покончить. Хочет сам себе доказать, что Пак ему безразличен, что он очередная пустышка, которая годится лишь для постели. Вернуться к своему привычному миру, в сотый раз доказать себе и всем, что любовь, истинность и верность — абсолютная ложь. Есть лишь страсть и страх, которые и порождают желание быть любимым. Эфемерное, идиотское желание. Пользуется растерянностью омеги и разжимает его губы, проскальзывая внутрь языком, прикусывает нижнюю губу и мысленно ухмыляется. Но Чимин не торопится отвечать на поцелуй и Юнги открывает глаза, удивленно наблюдая за тем, как катится омежья слеза по линии скул. Поднимает взгляд выше и забывает как дышать, натыкаясь на полные слез, обиженные глаза Чимина. Пальцы сами по себе разжимаются. Омега отталкивает Юнги и брезгливо вытирает губы. — Ты никогда не сможешь дать мне то, что я хочу, — срывающимся голосом выкрикивает Чимин, поднимаясь на дрожащих ногах. — Потому что ты просто не умеешь любить, слышишь? Не умеешь! «Не умею» Пак впервые смотрит на него с такой злостью, и Мин чувствует себя рыбой, выброшенной на берег. Понимает, что теперь-то Чимин действительно уйдёт и не вернётся. «Я ведь этого и добивался», — думает Юнги, как в замедленной съёмке провожая взглядом убегающего омегу. Хлопает входная дверь, и ему становится страшно. Мин подрывается с холодного пола и мчит в прихожую, словно забыв о том, что только что не мог самостоятельно подняться, и натыкается на клочок бумаги, торчащий из кармана пальто Чонгука. Достаёт его и читает всего пару строк, которые явно написаны Чимином: «Я уезжаю в Сеул. Не беспокойся обо мне. И не смей трогать Юнги.» Последние слова выбивают из Мина весь кислород. Почему ты даже сейчас беспокоишься обо мне?