Битва за Арракис

Над Москвой-рекой наступал рассвет, Говорил ты: «Да!» — отвечала: «Нет!». Говорил: «Пойдем!» — я твердила: «Брось!». Что-то быстро вдруг время пронеслось… Балаган Лимитед «Что я наделала?» Жемчуг вплел бы тебе я средь кос! Пусть завидуют люди! Свое сердце тебе б я поднес На эмалевом блюде! Саша Черный И на пятый год постучался к ней Молодой красавец из дальних земель; Он сказал — люблю, он сказал — идем, А она: «Ну как я оставлю дом?!» Элхэ Ниэннах Йире вылетела из покоев мужа, не помня себя от страха и обиды и вытирая рукавом серебристого атласного платья непрерывно катящиеся из глаз слезы. В доме своего венценосного супруга, если судить по его собственным словам, она была даже не рабыней — вещью. Правильно, ведь человек, приводя в дом женщину, не будет стесняться собственного стула или стола или спрашивать у них разрешения; они просто стоят себе в комнате, и все бы удивились, если бы предмет мебели вдруг осмелился подавать голос или тем более возражать. Хотя, если подумать, с вещами обращаются лучше — они и в самом деле просто стоят, и никому в голову не придет их оскорблять, поднимать на них руку или угрожать им. В крайнем случае их просто отнесут на свалку. Угроза мужа в случае неповиновения разделаться не только с ней самой и Эттаном, который был для нее единственной отрадой и утешением, но и еще с кем-то, кто был дорог ее сердцу и кого Ашиар не назвал вслух, сильно напугала молодую женщину. К постоянным обещаниям убить ее и сына она уже давно привыкла, но этим неизвестным «кем-то» мог оказаться любой человек из ее Дома, с которым она когда-либо поддерживала хоть мало-мальски теплые отношения, начиная с гувернантки, которую приставил к ней в детстве покойный герцог Дьюрал, чтобы та учила девочку чтению, письму, арифметике и хорошим манерам, домашних учителей, слуг и заканчивая нынешним главой Дома, о котором она со страхом и давно подавленной надеждой думала каждую ночь — разумом она понимала, что никогда больше его не увидит, нечего и мечтать. Гибели кого-то из своих она ни в коем случае не хотела: Йире выросла с мыслью, что должна в случае необходимости сделать все возможное для блага и пользы Дома Ордосов, в этом смысл жизни любого из них, и она не имела никакого права подводить всех из-за того, что ее отдельное существование давно стало невыносимым. Нет уж, лучше терпеть и делать вид, что все в порядке. Идя по коридору в свою комнату, Йире окончательно вытерла слезы и изобразила на лице натянутую улыбку — никто из придворных, слуг или тем более ее сын не должен видеть ее в таком состоянии, пусть Эттан считает, что с ней все прекрасно, хотя… кого она хочет обмануть? Он уже не маленький мальчик, а вполне взрослый юноша и все отлично понимает, но приличия есть приличия. С детства ее учили, что показывать кому-то свои чувства или даже рассказывать о них — позор. Как назло, она как раз столкнулась по дороге с Эттаном — он тоже готовился ко сну, направляясь в свою комнату. — Дорогая матушка, с вами все в порядке? Или отец снова вас обидел? — подозрительно посмотрел на нее сын. — Все замечательно, мой милый, — Йире спокойно улыбнулась. — Ничего страшного. Иди спать, приятных снов. Она обняла и поцеловала Эттана на ночь — если бы муж увидел, точно бы возмутился и накричал на них, негоже матери вести себя так с мальчиком, тем более с таким взрослым. Однако это ее сын, и она его любит, а он любит ее, более того — у них никого больше нет. Никого, с кем они могли бы поговорить, на кого положиться и опереться. Было уже почти за полночь, когда Йире, заперев дверь в свою комнату, впервые за весь вечер осталась наедине со своими мыслями. Обхватив прохладную подушку — это приятное ощущение напомнило ей о родной планете — она лежала и смотрела в темноту, изо всех сил стараясь не заплакать. Что ждет ее в будущем? Наверняка ничего хорошего. Сейчас начнется очередная война. Чем это обернется для ее Дома? Ее муж ненавидит Ордосов лютой ненавистью, и даже в случае абсолютной победы… она боялась об этом думать. Нет, надо постараться заснуть, и так уже поздно. Молодая женщина задремала, но через какое-то время ее разбудил шорох в комнате. Йире приподнялась на кровати, спросонья не сразу сообразив, где находится и что происходит. За окном было по-прежнему темно. Она прислушалась и вдруг внезапно увидела в углу неясные очертания какой-то фигуры. Йире села на край постели, но кричать, как сделали бы многие другие женщины на ее месте, не стала. Во-первых, она знала, что ее судьба тут никому не интересна и никто в случае неприятностей не придет на помощь, во-вторых — сначала нужно понять, в чем дело, а потом уже звать на помощь. — Кто вы? — хрипло спросила она. — Что вам нужно? — Пожалуйста, только не вопи, я тебе ничего не сделаю, — сказал неизвестный из темноты; никакой угрозы в его голосе не было. — Кто вы? — еще раз переспросила Йире; теперь в неверном свете, пробивающемся с улицы сквозь плотные занавески, она рассмотрела, что незваных гостей на самом деле двое — один чуть повыше ростом и с короткой стрижкой, у второго волосы собраны в хвост. Тот, что стоял впереди и с ней разговаривал, включил маленький карманный фонарик, и молодая женщина от страха закрыла руками лицо: она сразу узнала обоих, пусть сейчас они были одеты не в парадную красно-серую, а в походную черную военную форму с вышитым гербом на рукаве. Гансенг Харконнен, младший племянник барона Фейда, и Раднор, верховный главнокомандующий Дома, славящийся своей изуверской жестокостью на всю галактику. — Здравствуй, — совершенно спокойно сказал сын Зверя Раббана. — Вообще-то я не хотел тебя будить, но, когда лез сюда, думал, что ты еще не спишь. Йире опустила руки и смотрела на него, как на опасное хищное животное, внезапно вышедшее из лесной чащи навстречу неосторожному путнику. Харконнены — заклятые враги, ничего хорошего ждать от них нельзя! Как на это реагировать? Попробовать сбежать? Закричать? Позвать на помощь? Вид у племянника барона был откровенно дерзкий и наглый — это же надо быть настолько нахальным, чтобы вот так вот почти открыто пробраться во дворец Коррино! Застигнутая врасплох и обезоруженная его смелостью молодая женщина не знала, как себя вести и что ему ответить. — Почему ты молчишь? — Гансенг сделал шаг назад, рассматривая ее. — Или ты меня не понимаешь? Я слышал все, что… — он вздохнул, вспоминая недавний инцидент. — Этот подонок тебя ударил и поплатится за это. Йире со стыдом опустила глаза; с детства ее учили, что личная жизнь человека должна быть как можно более сокрытой от других. Ордосы никогда не обсуждали ее даже с самыми хорошими знакомыми и друзьями, зачастую в их Доме о человеке было только известно то, что он женат или замужем и у него есть дети, но никто не знал ни имени его второй половины, за исключением тех случаев, когда это был кто-то, занимающий достаточно высокое положение, ни тем более подробностей их супружеских отношений. Сейчас же она ощутила себя так, словно ее застали за чем-то очень нехорошим и достойным осуждения — хотя никакой ее вины в том, что Харконнены, судя по всему, однозначно организовали слежку за ее мужем, быть не могло. Однако Гансенг понял ее иначе. — Это ему должно быть стыдно, а не тебе. Я уже пообещал, что шакал Коррино поплатится за содеянное, и я сдержу обещание. Знаешь, ты мне очень нравишься. — В… смысле? — растерялась она. — В самом прямом. Если бы я мог, то сегодня же отрезал бы голову этому безумному кролику и сам на тебе женился… конечно, если бы ты согласилась. Послушай меня, Йире, — несмотря на волнение, Гансенг старался говорить медленно, помня о том, что она наверняка плохо понимает имперский галахский. — Я вижу, что ты несчастлива здесь, а твой муж не просто тебя не любит, но презирает и ненавидит и при этом не желает отпустить с миром! Я сам слышал, как он называл вашего сына ордосским ублюдком. Он не стесняется даже появляться на людях со своей любовницей! Если ты согласна — бежим со мной на Гайди Прайм. Ты будешь жить у меня в убежище Харконненов, и я спрячу тебя от глаз Коррино так, что никто тебя не найдет. Потом я убью эту тварь Ашиара и сам женюсь на тебе, а на свадьбу поднесу тебе в качестве подарка его вырезанное сердце на золотом блюде! Если ты согласишься, то я брошу весь мир к твоим ногам! Я вплету тебе в косы лучший каладанский жемчуг… — А чего ты вообще с ней разговариваешь? — с гнусной ехидной ухмылкой спросил Раднор, слушая высокопарные речи родственника, изо всех сил пытавшегося показаться учтивым и благовоспитанным и копировать книжные образцы ухаживаний за девушками. — Давай заткнем ей рот, вкатим дозу снотворного — и в багажник нашего транспортника, а в себя она придет уже на Гайди Прайме. Никто же не станет проверять, кого или что мы тут с собой везем. Йире похолодела. Надо же ей было попасть в такую чудовищную переделку на ровном месте, не вставая с собственной постели! — Раднор! — возмутился Гансенг. — Я просил тебя на стреме постоять, а не давать идиотские советы! Ты на Алии тоже женился так, как рассказывал Хуи… тьфу, Ахиллус Атрейдес — дозу снотворного и на Гайди Прайм? Главнокомандующий Дома Харконненов пристыженно замолчал, поняв, что его шутка оказалась крайне неуместной и неудачной. — Прошу извинить Раднора, недавно на переговорах герцог Атрейдес непристойно оскорбил его, обвинив в подобном обращении с леди Алией, вот он в сердцах и ляпнул гадость, — быстро и горячо пробормотал племянник барона. — На самом деле он имел в виду… то есть он не имел… в общем, просто глупо пошутил. Решайся. Ты согласна идти со мной? У меня хватит сил защитить тебя — ведь я Харконнен! Молодая женщина отрицательно покачала головой. Потом внимательно посмотрела на племянника барона: как ей к нему обращаться? — Спасибо тебе… Гансенг. Я вижу, что ты и в самом деле очень отважный и благородный человек, и я бы с радостью сказала тебе «да» и поехала с тобой не только на Гайди Прайм, но и на самый край Вселенной, если бы не множество разных причин, по которым я не могу покинуть это место. Молодой Харконнен был до глубины души потрясен ее словами: его, представителя самого жестокого и отвратительного из всех Великих Домов, которого все должны были бы бояться как огня и молнии, да к тому же еще и враждебного Ордосам, внезапно сочли отважным и благородным! Она сама-то понимает, что и кому говорит, эта прекрасная женщина со взглядом наивного доверчивого ребенка? Раднор тоже вопросительно посмотрел на Йире — почему она вдруг утверждает такое? — Мы можем поговорить без свидетелей? — поинтересовалась она. — Успокойся, Раднора можешь не бояться, он мой родственник, — ответил Гансенг. — Просто неудачно пошутил, но я же его прекрасно знаю, он не сделает тебе ничего плохого. — Ладно, — Йире решила, что ей уже нечего терять. — Первая причина — это Эттан, мой сын. Наверняка ты слышал, что Ашиар грозился меня убить, и его вместе со мной. Если я сбегу отсюда, то что с ним будет? Мой муж и так подозревает, что я родила Эттана не от него. К сожалению, то, что он утверждал, то, что вы с Раднором услышали — чистая правда. Падишах-император — не отец моего ребенка. — Это был кто-то из твоих? — спросил племянник барона. Йире кивнула. — Да. Он и внешне похож на своего настоящего отца, а не на моего мужа — я это сразу поняла, как только он родился. Сегодня после того, как на-барон сдернул со Спикера маску в Ландсрааде, а другие люди из нашей делегации тоже их сняли, мой муж наверняка и заподозрил неладное — Эттан же и по виду как один из Ордосов. Не Коррино. — Повезло парню, — прокомментировал Раднор. — Такой харей, как у твоего муженька, только песчаных червей пугать. Увидят — сразу сдохнут, такое ночью приснится, так ничем не отмахаешься. — Тупица Ксенар, — укоризненно произнес Гансенг. — Вот что он наделал? Всех подставил! — Ну, а откуда ему знать, — развел руками главнокомандующий. — На хуй ему сдались тут чужие альковные тайны. — Раднор, не матерись, — строго сказал его родственник, косясь на Йире. — Это тебе не наши женщины-десантники, которые и восьмиэтажную ругань стерпят, и сами случай чего кулаком в морду дадут. — Ну ладно, — тот продолжал всматриваться в темноту, сжимая в руках автомат, на случай всякой неприятной неожиданности. — Ксенар же просто хотел посмотреть на кого-нибудь из Дома Ордосов вживую, а то он только ментатов ваших видел, остальные все время под масками прятались. Вот ему и любопытно стало на вас поглядеть. Он пообещал отцу, что с кого-нибудь из Ордосов маску непременно сдернет. Ну и выполнил обещание. Он же не собирался тебя подставлять. — На-барон тут не виноват, — Йире незаметно вытерла глаза рукавом ночной рубашки. — Моему мужу только дай повод придраться, не одно, так другое. Если бы даже он не решил, что Эттан не его сын, так еще бы что-нибудь придумал, чтобы над нами поиздеваться. Поэтому даже если я сама сбегу отсюда — что будет с моим ребенком? — Возьми его с собой, да и дело с концом, — предложил Гансенг. — Ребенку его возраста нужно общаться со сверстниками и учиться в школе или колледже. Сомневаюсь, что у него здесь есть друзья, а образование он получает только благодаря придворным учителям. — К счастью, у нас на Гайди Прайме с этой порочной практикой уже много лет как покончено, — прокомментировал Раднор. — Все дети ходят в государственные школы и институты, а домашнее обучение — лишь для малышей с настолько ограниченными возможностями, что до учебного заведения добраться — большая проблема. — Ты снова не понимаешь, — вздохнула Йире, — я же тебе сказала, мой муж непременно выдумает не одно, так другое. Вот представим себе, что мы с Эттаном уехали отсюда, и ты спрятал нас на вашей родной планете, никто не знает, где мы. Думаешь, он все так оставит и не найдет, на ком отыграться? Найдет. Ты не знаешь Ашиара. В этом случае получится, что я подставила весь Дом Ордосов. Он сорвет все зло на нас. У тебя есть дядя — грозный барон Харконнен с ядерным оружием, и он живо расправится с любым, кто посмеет к вам сунуться. Мой муж боится вас, но он найдет крайнего и выплеснет на него свою ярость. Если ты увезешь нас с Эттаном, Ашиар, возможно, и поймет, кто виноват, но не осмелится выступить против барона. Он и в самом деле боится Харконненов. Однако это развяжет ему руки в плане возможности разделаться с моим собственным Домом: он ненавидит Ордосов. Может быть, даже из-за меня. В этом случае он тут же заявит, что это они во всем виноваты, и нам конец. Я не могу так поступить. Будь моя воля, я бы уже давно сбежала отсюда вместе с сыном, но я не могу подвести всех. Это же мой народ. — Мудак твой муженек и подлый шакал, — выругался Раднор. — Что бы с ним такое выдумать? Вот ты влипла, и деваться-то некуда. Гребаный ебанат Коррино, может, и в самом деле выебать его в жопу сковородкой? — В жопу сковородкой? — передразнил его племянник барона. — А ты уверен, что она туда пролезет? — Если очень постараться, то отлично пролезет, — ответил тот, продолжая тем временем придумывать в своем воображении разные варианты расправы с шакалом Ашиаром — один страшней другого. — Я действительно несчастлива здесь, — печально продолжала Йире. — Однако я не могу уехать с тобой, Гансенг, еще и по третьей причине. Ты очень хороший и добрый человек, более того — я вижу, что твои чувства ко мне искренни, и я не хочу тебя обманывать из личной выгоды. Я люблю другого человека. — Это настоящий отец Эттана? — спросил Гансенг. — Извини, если лезу не в свое дело и наступил тебе на больное место. — Да. Это он. — Красивый, видать, мужик был, если судить по тому, что получилось, — сделал вывод младший сын Раббана. К удивлению Раднора — безо всякой злобы в голосе. — Он мне нравился с детства, — Йире села на кровать и начала рассказывать. — Моя мама умерла через две минуты после моего рождения, а кто был моим отцом, никто даже и не знает, она никому об этом не говорила. Меня воспитывал отец моей матери, он был хорошим человеком, обеспечивал меня всем необходимым, но почти со мной не общался — только по делу, за всю жизнь не сказал мне ни единого ласкового слова. У меня было все, что нужно — еда, одежда, книги, но меня ни разу никто даже по голове не погладил. Я, кстати, тоже не ходила ни в школу, ни в институт, мне наняли домашних учителей, как и моему Эттану. Они все были очень умными и порядочными людьми, но и они разговаривали со мной только о том, что касалось учебы. — Ну, это меня не удивляет, — сочувственно вставил Гансенг Харконнен, — проще дождаться проливного дождя на Арракисе, чем теплых чувств от Ордоса. Твои соотечественники, по-моему, вообще какие-то замороженные. Голос разума неустанно твердил Йире — остановись, что ты делаешь, с кем ты тут откровенничаешь, беги отсюда, зови на помощь, это же Харконнены, заклятые враги и гроза всей галактики! — но необходимость поговорить хоть с кем-то, кто впервые за долгие годы отнесся к ней по-человечески, оказалась намного сильнее, несмотря на то, что она чувствовала — это точка невозврата, за которой непременно последует какая-нибудь трагедия. — Неправда, мы не замороженные, — возразила молодая женщина. — Просто у нас свои обычаи и порядки, они многим были бы непонятны. Например, у нас не принято… ну, считается нехорошо, если… сейчас попробую объяснить. Ей казалось, что она имеет откровенно жалкий вид, кроме того, ей было стыдно за свою не слишком грамотную речь с наверняка глупыми с точки зрения двух Харконненов грамматическими ошибками. — О вашем Доме мало что известно, — сказал Гансенг, — в основном сплетни всякие ходят, но ничего конкретного люди не говорят. В отличие от Атрейдесов, жизнь которых у всех на виду, вы от всего остального мира как будто ледяной стеной отгородились. — Вот смотри, — продолжила Йире, аккуратно подбирая слова. — Живут вместе два человека, муж и жена, у них дети. Они друг друга любят. Как везде делают? Я видела, как твоя мать на людях обнимала твоего отца. У нас так никогда не будут, нельзя целоваться, обниматься, если вас кто-то видит, даже держаться за руки считается неприлично. Мало того, в одном доме у супругов разные комнаты, без спросу они друг к другу не заходят, спят тоже каждый у себя. У детей тоже отдельные комнаты, у каждого своя, и к ним даже родители, брат или сестра без разрешения не заглянут. Даже в одной семье иногда родственники не знают друзей друг друга. У мужа свои, у жены свои, порой бывает и такое, что человек много лет живет со своей женой, а ни разу не видел ее родителей и вообще ни с кем из ее близких не знаком. — Ну и ну, — удивился племянник барона. — Как вы там вообще живете? Я б от такого давно повесился. — Какая-то патологическая замкнутость прямо, — пожал плечами Раднор. — Я, если честно, мать и племянников своей жены знаю тоже только понаслышке, но если бы была возможность с ними общаться — уж точно не стал бы вот так вот отгораживаться. Поскольку я с людьми работаю, то, разумеется, иногда от них устаю, и мне хочется немного посидеть в одиночестве, но не прямо вот до такой степени. — Ты считаешь это замкнутостью, а наши люди считают, что таким образом оберегают свое личное пространство, — пояснила Йире. — Отсюда, кстати, и те маски, которые вам так не понравились. Наверное, что-то вроде попытки закрыться от чужих глаз… не знаю, как объяснить, вы, скорее всего, не сможете понять. — Для этого, видимо, надо родиться Ордосом, — заключил главнокомандующий Харконненов. — Но постараться можно. Про себя Раднор подумал, что внезапное чувство, так захлестнувшее Гансенга, может оказаться очень даже на руку их Дому: врага надо не только знать в лицо, но и быть в курсе того, как он мыслит и воспринимает мир. Пусть говорит дальше, эта наивная юная женщина наверняка всю свою жизнь просидела взаперти под надежной охраной и мало с кем общалась. От своих родных она сразу перешла в грязные лапы шакала Коррино и не имеет ни малейшего понятия о том, что такое реальная жизнь, вот и выкладывает недругам собственного Дома некоторые вещи, о которых человек более опытный и искушенный однозначно счел бы нужным помалкивать. То, что она расскажет, может оказаться весьма полезным: по крайней мере, особенности мировоззрения и менталитета Ордосов больше не будут покрытой мраком (а также масками и бесформенными балахонами) тайной. — Мой двоюродный брат Кьель говорил о вас как о существах без эмоций, но сейчас я понимаю, что он был явно неправ, — сказал Гансенг. — Он действительно неправ, — подтвердила Йире. — Нам просто нужно немного больше пространства вокруг себя, чем всем остальным — ну как если бы ты общался с человеком, а вокруг него нечто типа непробиваемого поля, которое он может по своему желанию отключить и подпустить тебя к себе, а может и закрыть совсем. Без предупреждения. — Жуть какая-то, — наигранно поежился Раднор. — Так вот примерно и я провела первые четырнадцать лет своей жизни, а потом все же поняла, что он мне не просто нравится… я про того, кто стал отцом Эттана… что я очень люблю его. Я ничего ему не говорила — не только в любви не признавалась, но и вообще никак даже не общалась. Порой смотрела, и то мне казалось, будто незаметно. Я думала, что никто ничего не видел и не понял. Потом отец моей матери пришел ко мне и сказал, что скоро моя свадьба. Я не спросила, кто мой жених, как он выглядит, чем занимается, что он за человек — это бы ничего не изменило, ведь никого не интересовало мое желание или нежелание выходить замуж. Все стали готовиться, шили мне подвенечное платье, собрали приданое. Потом мне все-таки сообщили, что в мужья мне предназначен один из Дома Коррино и что скоро я отправлюсь на Кайтэйн. Однако за две ночи до отлета в мои покои пришел тот человек, которого я любила. Он сказал мне, что все понял. Он не говорил об этом, но и без того было ясно, что мое чувство оказалось взаимным. Потом он предложил мне, если уж нам не суждено быть вместе всю жизнь, провести вдвоем хотя бы несколько часов. Я согласилась. — Насколько я понял, этот человек занимал или даже сейчас занимает высокое положение в вашем Доме? — осторожно попытался выяснить главнокомандующий Харконненов в надежде, что Йире все-таки проболтается и назовет имя либо как-то еще ненароком укажет на то, кто это такой. — Можно сказать, что да… Я закрыла дверь в мою комнату, и мы вместе ушли в ночь. Сутки на Сигме Драконис IV длятся гораздо дольше, чем здесь — почти пятьдесят один час, я до сих пор не могу к этому привыкнуть и часто чувствую себя невыспавшейся. Поэтому у нас было много времени на то, чтобы поговорить друг с другом в первый и последний раз в жизни. Все думали, будто я у себя и сплю, но на самом деле я покинула Великий Дворец — тоже впервые в жизни — и отправилась с будущим отцом моего Эттана в город. Я никогда раньше не думала, что мир такой большой и по нему можно идти час, два, три, а он все не кончается… Потом же… даже не знаю, как сказать… я сама не поняла, как у нас дошло до того, вследствие чего потом у меня родился сын. Мы оба очень сильно испугались, мы же сделали… ну, то самое — повинуясь только инстинктам, у нас на время как будто отключился разум, а потом нас охватил ужас — что же мы натворили? Яркая краска залила бледное лицо молодой женщины. — Честно говоря, мне очень стыдно о таком рассказывать… надеюсь, я не слишком вас таким смутила… — Да ладно, я своих детей тоже не в огороде нашел, ты же без подробностей, — Раднор поправил свои стянутые на затылке резинкой в хвост медные волосы. — Вот тебе и отморозки. Горячие вы ребята, ничего не скажешь, я б на первом свидании на такое не решился. Я вон за своей Алией два месяца ухаживал, прежде чем ее на то самое уломал. Йире решила, что ей уже больше нечего терять. Харконнены так Харконнены, хуже ей уже не будет. Уж хуже, чем до этого… если предположить самый страшный исход событий, Раднор и Гансенг ее изнасилуют и убьют. Или силой увезут на Гайди Прайм, предварительно накачав снотворным. — В общем, я тогда стояла и плакала на морозе, у меня слезы на ресницах и на щеках замерзали, а он меня успокаивал и подучил, как так сделать, чтобы муж в первую брачную ночь ничего не понял. Потом незаметно отвел меня домой, я по-быстрому застирала одежду и легла в постель. Я пыталась заснуть, но так и не смогла, а утром, когда за завтраком появился отец моей матери, я снова заплакала и сказала, что не хочу замуж. Он холодно посмотрел на меня — как на сущее ничтожество — и сказал, что это вообще не обсуждается. — Не очень себе представляю, как можно заниматься любовью в лютый мороз прямо на снегу или на льду, — передернул плечами главнокомандующий. — Ну вы и экстремалы, я вам скажу. Я просто обалдел. — У нас есть еще одна особенность, которая мало кому понятна, — продолжала Йире, — Ордосы обычно очень привязаны к своему дому и месту, где они живут. Для нас уехать куда-то очень далеко и надолго — большая проблема, мы начинаем чувствовать… как оно называется по-вашему… дискомфорт, — она долго вспоминала слово. — Я тоже очень привыкла к нашему Великому Дворцу, я никогда его не покидала, поэтому день отлета стал для меня худшим в жизни. Гансенг внезапно протянул руку и погладил Йире по голове. Ее волосы на ощупь оказались мягкими и шелковыми. Она подняла на него удивленный взгляд. Племянник барона отдернул ладонь — словно внезапно коснулся чего-то очень горячего. — Извини, — молодой Харконнен попытался изобразить на лице привычную наглую улыбку, — с моей стороны это неслыханная дерзость, да? — А чего еще можно ждать от нашего Дома? — цинично заметил Раднор. Йире ничего не ответила — сделала вид, как будто ничего не случилось. — Потом я вышла замуж, — завершила она свой рассказ. — У меня с мужем… ну, то самое было только один раз в первую брачную ночь, а уже через неделю после нашей свадьбы он нашел себе Сиону, эту женщину с Каладана. Я бы, наверное, даже и возражать не стала, меня бы вполне устроило, чтобы мой муж проводил время с ней — ведь как жены он меня больше не касался… если бы не все их насмешки и оскорбления. Он ведь тоже не виноват, что ему меня навязали, и я предлагала ему договориться мирно и жить просто как два соседа по дому, но он не захотел так сделать. Да пусть он даже ей титул императрицы даст, я не против, я не сказала ни слова поперек, когда он назначил Эленара наследником престола — только пусть нас с Эттаном оставит в покое! — Да уж, это мы все слышали, — сочувственно покачал головой Гансенг. — Поганый шакал даже не понимает собственной выгоды. Ведь любой худой мир лучше доброй ссоры, как гласит старинная пословица. Ну, поженились два человека по расчету или по настоянию родни, обычный династический брак, тоже бывает, в конце концов, ситуации в жизни и в политике бывают очень разные. Муж не любит жену, жена не любит мужа, всем все ясно, иногда в таких случаях у людей даже есть кто-то на стороне, и они этого не скрывают. Однако ведь у вменяемых личностей и в подобной ситуации хватает мозгов как-то договориться друг с другом и прекрасно жить долгие годы в полном согласии в свое удовольствие. Тут же тупорылый шакал уперся и пытается банально выпендриваться ради выпендрежа. Мозгов ноль, логики тоже. — Я же через месяц после свадьбы уже ждала ребенка, — сказала Йире. — Когда Эттан родился, я сразу поняла, кто его настоящий отец. — Ха, уж лучше быть сто раз подряд незаконнорожденным, чем иметь в качестве папаши поганого шакала Коррино, — с явной насмешкой произнес Раднор. — Я все же считаю, что парню сильно повезло. Гансенг Харконнен осознавал, что сказать тут особо нечего, ведь эта несчастная женщина осталась наедине со своим отчаянием, и никто не помог ей, не пожелал даже ее выслушать и понять, что творится у нее в душе. Однако ему было известно и другое: не можешь утешить — отвлеки. — Йире, — сказал он ей, — а ты не хочешь часом немного развеяться и повеселиться как следует хотя бы раз в жизни? Если да — идем с нами, а то ты тут сидишь как в одиночной камере и света белого не видишь. До утра еще много времени, мы немного погуляем вместе по городу, сходим в какую-нибудь не слишком пафосную забегаловку, пожрем чего-нибудь нормального, а потом мы вернем тебя домой в целости и сохранности. Мы знаем, где тут всякие потайные ходы, так что гребаный упырь Коррино ничего не заметит и не поймет. — Тебе тоже повезло Харконненом родиться, — вставил главнокомандующий, — ты свободный человек, ходишь себе куда хочешь, делаешь что хочешь, встречаешься с кем хочешь, и никто за тобой не следит. Мне тут хмыреныш Ахиллуса вспомнился — вот наверняка у него тоже жизнь несладкая, на каждый шаг одобрение папаши требуется. — Ну так что, идешь с нами или нет? — переспросил Гансенг. Женщина заколебалась: как-никак это Харконнены, и кто знает, чем все это кончится. С другой стороны — если уж они ее до сих пор не убили и не сделали с ней ничего ужасного, хотя вполне могли бы… — Вы ведь не обидите меня, правда? — она посмотрела на обоих со смесью страха и надежды. Гансенг смутился. Раднор рассмеялся. — Конечно, нет, — сказал племянник барона. — Мы обижаем только врагов Дома и тех, кто это заслужил, вот муженька твоего я бы с наслаждением обидел — затолкал бы ему в жопу раскаленную железную арматурину. Или сыночка его — это дерьмо надо заставить сожрать килограмм гипса. Есть такой изуверский способ травли крыс: гипс твердеет у них в желудке, и они умирают. Йире улыбнулась и подала Гансенгу руку. — Хорошо, я иду. — Только вот в чем, не пойдешь же ты в ночной рубашке, — Раднор тем временем принялся бесцеремонно рыться у нее в платяном шкафу. — Длинные платья тоже не годятся для такой прогулки. А вот это вполне сойдет, маленькое и черное, прямо классика, — он вытащил с одной из полок подходящий, на его взгляд, наряд. Йире слегка смутилась: вообще-то это был пеньюар, и она к тому же слабо себе представляла, как можно выйти на люди в юбке, которая даже не прикрывает колени. — Коротковато… — Слушай, ты должна сойти за одну из нас, а поэтому такое платье будет вполне уместным, — генерал Дома Харконненов явно не сообразил, что это не платье. — Два гвардейца вышли в город развеяться со своей спутницей. Наши женщины не носят длинных юбок и прочих ненужных мешающих в работе аксессуаров. Чтоб не вызывать подозрений — переодевайся. Волосы, я думаю, тоже лучше будет как-то заколоть или убрать. — Я могу их уложить вокруг головы и закрепить шпильками, а сверху обвязать чем-нибудь типа платка, — предложила Йире. — Вот, кстати, он и нашелся, — Раднор протянул ей черно-серебристую шаль из переливающейся парчи, изначально предназначенную для того, чтобы набрасывать ее на плечи. — Вперед. Мир ждет нас. — Хорошо, — она с опаской улыбнулась, — сейчас переоденусь, только вы отвернитесь.