Битва за Арракис

Ашиар Коррино заперся в своем кабинете. У дверей на часах стояли вооруженные до зубов охранники — глава государства строго-настрого приказал никого к нему не пускать, пока он сам не позовет. Денно и нощно он напряженно размышлял о том, что теперь делать и кто в этом виноват, размышлял так тяжко, что у него заболела голова, но у него не возникло ни единой мысли о том, что виноват в сложившейся ситуации прежде всего он сам и его недалекие предшественники — если бы монополия на добычу спайса изначально была в руках государства, а Ашиар всячески работал бы над налаживанием и укреплением взаимоотношений между разными Великими Домами, а не натравливал собственных подданных друг на друга, в его империи царили бы мир, тишь да гладь. Однако никаких выводов о собственных ошибках он, несмотря ни на что, не сделал, а, напротив, лишь еще больше укрепился в сознании своей правоты. Ему нужно было что-то делать, и он обдумывал последние отчаянные шаги, которые могли помочь ему хоть как-то спасти положение. В итоге ему в голову пришел-таки радикальный план, за который император ухватился, словно утопающий за последнюю соломинку. Рассчитывать на чью-либо помощь ему не приходилось — Атрейдесы мало того что окончательно вышли из игры, так еще и были совершенно небоеспособны, не один стандартный год уйдет у них на восстановление своей экономики до хотя бы относительно приличного состояния; устроить какую-нибудь гадость представлявшим для него главную угрозу Харконненам он никак не мог из-за своего сына Фондиля, который вследствие разгильдяйства Эленара оказался в заложниках у барона. В итоге Ашиар решил, что для осуществления придуманного им плана ему однозначно потребуется содействие старшего сына и племянника. Строптивый Фарад’н неоднократно твердил дяде, что тот вряд ли может на него рассчитывать, но Ашиар был не менее упертым и по-прежнему не терял надежды на лучшее. Выглянув за дверь, он жестом подозвал одного из охранников. — Немедленно позови сюда Эленара и Фарад’на. Тот покорно кивнул и бросился выполнять повеление. Оба юноши явились пред ясные очи своего государя и по совместительству отца и дяди буквально через пару минут. — Дядя Ашиар, вы меня искали? — с настороженным видом поинтересовался Фарад’н Коррино; вид у него был такой, словно он уже заранее знал, что все это не сулит ему ничего хорошего. — Да… да, — рассеянно ответил тот, перекладывая на своем рабочем столе какие-то бумаги. — Ты, Фарад’н, будь добр, выйди пока что на пару минуточек, мне надо кое-что сказать моему Эленару, потом я с тобой тоже поговорю. Племянник императора кивнул и послушно вышел. Несколько минут он стоял в коридоре, пока его дядя о чем-то беседовал со старшим сыном, потом Эленар покинул кабинет, радостно улыбаясь до ушей, а Ашиар пригласил к себе Фарад’на. — Что вам угодно, дядя? — вежливо спросил тот. Император указал племяннику на кресло. — Садись-ка, мне с тобой поговорить надо. Как ты и сам понимаешь, разговор у нас будет непростой, дело серьезное. Тот придвинул к себе кресло и сел. Предчувствие у него было самое что ни на есть нехорошее, и он, к сожалению, не ошибся. Император взял со стола стакан с водой, достал таблетку, выпил ее. — Довели меня все, голова с утра раскалывается! — Ну вы успокойтесь, — попытался поддержать его Фарад’н, — думаю, что все проблемы разрешимы. — К сожалению, — Ашиар сцепил руки за спиной, прошелся взад-вперед по комнате, — я вынужден признать, что мой сын Эленар не годится в наследники престола, о Фондиле и говорить нечего. Вся моя надежда на тебя, — он многозначительно посмотрел на племянника. Тот смерил дядю снисходительным взглядом. — Нет. Я не согласен — и точка, и вы меня не заставите. Глава государства тяжело вздохнул, не зная, что делать с поистине невероятным упрямством своего младшего родича. — Фарад’н, пойми… — Что я должен понять? Что я хотел понять, то уже понял — а конкретно, что вся эта ваша власть мне не нужна ни даром, ни за деньги. Я тоже человек, и у меня есть право выбора. Свой выбор я сделал. Минут пять император горестно причитал, что никто не хочет ему помогать и входить в его положение, но он не рассчитал, что не на того нарвался — все его манипуляции не возымели никакого действия. Фарад’н оказался крепким орешком и не собирался отступать от своих принципов. — Простите, дядя, но я не намерен брать на себя ответственность за выбор, которого не делал. Если бы я сам сделал выбор и принял решение, то и ответственность была бы на мне, я бы и отнекиваться не стал. Так-то что? Сами невесть чего наворотили, сами теперь и расхлебывайте. Не верю я в то, что ваша законная жена и некоторые ваши подданные просто так вас ненавидят — к сожалению, поводов для этого более чем достаточно, я бы даже сказал — предостаточно, и все благодаря вашей бурной деятельности! Ашиар побледнел и скрипнул зубами. Прошло несколько минут, прежде чем он нашелся, что ответить упрямому племяннику. — Те, кто осмелился выступить против меня, — проговорил он срывающимся голосом, то и дело хватая ртом воздух, будто выброшенная на берег рыба, — жестоко поплатятся за содеянное в ближайшие часы и даже дни. Однако мне нужна твоя помощь… — А что же Эленар? — с издевкой ответил сын Венсиции Коррино. — Он вам совсем не подошел? А почему ж он тогда такой довольный? Что его так обрадовало? Он из вашего кабинета вышел — так прямо светился весь, как монетка начищенная. Император побагровел. — Я и так отправил Эленара как своего представителя и военачальника на Сигму Драконис, — затараторил он. — Посмотрим, чего он добьется. Я поручил ему поставить строптивцев на место и… Фарад’н резко вскочил со своего кресла. — Все понятно, — выкрикнул он. — Вы придумали себе мнимых мятежников и решили показать им, кто здесь главный. Так вот, теперь послушайте меня. Ничего хорошего ваш сын не добьется, более того, этой своей выходкой вы в скором времени настроите против себя все остальные Великие Дома, и последствия могут оказаться непредсказуемыми. Отмените ваш идиотский — я не побоюсь этого слова — приказ, пока не стало слишком поздно! Что же до меня, то я ваш племянник, а не ваша вещь, и я не собираюсь уродовать свою жизнь, как это уже сделали многие. Я хочу жить в свое удовольствие, а не тратить время на ненужную мне власть. Вам же стоило начать думать раньше, а не хвататься сейчас за все подряд и принимать заведомо неверные решения в попытке срочно исправить ситуацию! Ашиар сделал еще несколько шагов назад и вжался спиной в стену — он чувствовал себя очень странно и непривычно, будто мышка перед кошкой. Фарад’н заметил его реакцию, но однозначно не собирался щадить дядюшку. — Уж поверь, ты виноват во всем сам и только сам, — говорил он таким убийственным тоном, что император готов был провалиться сквозь пол. — И если твое, если его только можно так назвать, предприятие окончится полным провалом, в чем я больше чем уверен, угадай с одного раза, кто же будет в этом виноват, а? Глава государства позеленел. — Почему ты так считаешь? Юноша невозмутимо пожал плечами. — Дядя Ашиар, — он снова перешел на вежливое обращение, подумав, что в гневе несколько перегнул палку, — мне сдается, что вы окончательно разучились разумно мыслить, хотя у венценосных особ должно быть хорошо с логикой. Во-первых, у Дома Ордосов сильная армия. Во-вторых, представим себе ситуацию, что им даже вдруг не удалось дать вам достойный отпор, и наш Эленар вернулся с победой. Что тогда все остальные скажут — думаешь, испугаются? Как бы не так. Или порадуются за Дом Коррино? Не смешите людей. Еще раз повторяю — лучше отмените свой глупый приказ, пока не поздно! Глава государства с трудом сдерживал ярость. — Вон отсюда, — наконец-таки выдохнул он. — Убирайся, до поскорее, пока я тебя не ударил. Он стоял, сжав кулаки и вонзив ногти в ладони, пока за его племянником не захлопнулась тяжелая стальная дверь. * Жизнь на Каладане тем временем шла своим чередом; вопреки худшим опасениям молодого герцога Кассиуса, пока что никакой угрозы нападения со стороны заклятых врагов Дома Атрейдесов так и не возникло. Как-то раз Поликсена Атрейдес за утренним чаепитием поделилась с братом своей надеждой на то, что занятые своими делами Харконнены, возможно, все-таки о них забыли. — Ты уж молчи, чтоб не сглазить лишний раз, — заворчал герцог Кассиус на свою сестру. — Думаю, что наше счастье, как ни странно это звучит, в том, что с нас взять нечего. Нет никакого смысла грабить тех, у кого нет даже лишней смены белья — это будет пустая трата времени и военных ресурсов. Сама подумай, сколько еще лет пройдет, пока мы хоть более-менее в себя придем. Каладанские простолюдины проводили свои дни в обычных трудах и заботах. Узнав о гибели генерала Тириса и бесследном исчезновении его дочери Кассандры, герцог Кассиус отдал управляющему приказ заботиться об их имении до тех пор, пока не будет достоверных вестей о судьбе законной владелицы усадьбы. — Если Кассандра найдется живой, имение по праву ее, — сказал молодой герцог, — если же нет, то перейдет в собственность Дома Атрейдесов, вы же в любом случае можете сохранить за собой старое место и получать пожизненное содержание как человек, которого, к сожалению, искалечила война. — Ваша светлость, вы невыразимо мудры и добры, — тот низко поклонился герцогу, — да будут благословенны ваши дни и да продлятся они долго! — И вам не хворать, — ответил старик. Постепенно вернувшись к мирной жизни, управляющий вспомнил о своем давнем намерении, которое высказывал еще до отправки на Арракис — ему хотелось жениться, по крайней мере, семейному человеку и дома вечерами одному не тоскливо, есть с кем поговорить, и по хозяйству будет куда легче вдвоем управляться, и какой-нибудь женщине он в жизни устроиться поможет, тем более что на патриархальном Каладане на незамужних дам в годах по-прежнему посматривали косо. Немного поразмыслив, он предложил выйти за него замуж матери своего покойного сослуживца Тоньо Кари: ну и что, что она отнюдь не молода — он и сам уже давно не мальчишка, а что дети у нее внебрачные непонятно от кого — тоже не ахти какая беда, ну, бывает, оступилась женщина или обманул ее кто, всем же известно, как такое случается, так зачем потом людей всю жизнь стыдят? Та, услышав его предложение, сильно смутилась и поначалу просто ему не поверила. — Да вы, наверное, шутите! Кто ж такую, как я, замуж берет! — Да нет, я не шучу, я вполне серьезно, — ответил управляющий. — Вам одной с детишками тяжело, да и мне одному без руки, вам хозяин в доме нужен, мне хозяйка. Я с вами уже успел познакомиться и думаю, что вы как раз мне подойдете — женщина вы добрая, не вздорная, да и сынка вашего покойного я хорошо знал. Мне очень жаль, что он погиб. Ина, услышав о Тоньо, беззвучно заплакала. Она не сразу получила весть о смерти сына и до последнего надеялась на то, что ее старшенький, ее опора и помощник, все-таки вернется домой. — Простите меня, — с сожалением сказал управляющий. — Ничего… Ничего… Что ж тут поделаешь, на войне смерть не выбирает. — Да, много там хороших людей полегло… Так что, пойдете ли за меня? У меня и дом получше будет, чем у вас, и пенсию мне герцог платит, проживем. Я сам-то человек немолодой, куда мне юную девушку сватать, а вечерами такая тоска берет — и словом не с кем перемолвиться, хоть на стенку лезь! Вы мне как раз подойдете, обижать вас не стану, да и детки ваши будут сыты и в тепле. Та, немного поразмыслив, все-таки согласилась. — Ну хорошо, пойду. Молодые были уже не молоды, но оказались, как ни странно, довольно хорошей и гармоничной парой. В ближайшие выходные они поспешили расписаться и зажили просто отлично; управляющий, как и обещал, не обижал свою супругу и обеспечил ее всем необходимым, а она радовалась тому, что может хозяйничать в относительно приличном жилище, а не в своей старой хижине, продуваемой всеми ветрами. Соседки, конечно, немного посплетничали — за что этой Ине такое счастье? — но в целом все было вполне неплохо, если не считать, конечно, того, что их семья сильно пострадала от недавней войны. — Эх, был бы сынок мой жив, — как-то раз вздохнула Ина, ставя вечером на стол кастрюлю с ужином. — Пришел бы вечером с работы, рассказал бы, что да как. — И не говори, — согласился с ней ее муж. — Не было бы этой войны, все было бы хорошо — и у меня бы обе руки на месте были, и сын твой был бы тут с нами. Как я рад, что наш молодой герцог все это прекратил, пока все наши на Дюне не полегли. * Фарад’н бежал по коридорам дворца, не видя ничего и никого вокруг себя — все было как в тумане; он не мог поверить в то, что его дядя все-таки решился на такой идиотский поступок. Не помня, как добрался до своих покоев, он запер дверь изнутри на ключ и задвижку и прислонился к стене, закрыв глаза. Сделав несколько глубоких вдохов, чтобы немного успокоиться, он подошел к столу, взял лист бумаги и начал писать письмо Ганиме Атрейдес. У него больше не оставалось сомнений относительно того, что нужно делать — в душе он был достаточно решительным человеком, пусть обычно и предпочитал держаться в стороне от гущи событий и не высказывать свои мысли и соображения всем подряд. «Моя дорогая Ганима, прости меня, если то, что ты прочтешь в этом письме, будет тебе неприятно, но я боюсь, что у меня может не оказаться другой возможности с тобой объясниться. Мой дядюшка окончательно спятил и творит всякие мерзости, и я понял, что попросту обязан вмешаться в происходящее, пока не стало поздно. Сейчас я закончу писать тебе письмо и сразу же улечу с Кайтэйна, а назад могу не вернуться, поэтому ты должна знать о том, что я к тебе чувствую. Мне кажется, что я влюблен в тебя — влюблен с того самого дня, как мы первый раз повстречались с тобой на Каладане. Если тебе это не по нраву и я тебе не симпатичен, то прости меня еще раз, я больше не стану тебя тревожить и тем более ничего от тебя требовать. Если же у меня есть надежда на взаимность, то я буду очень этому рад. Я люблю тебя и желаю тебе всех благ. Будь счастлива. Твой Фарад’н» Запечатав конверт, он быстро переоделся в простой мундир защитного цвета и снова вышел за дверь; отдав письмо слуге и приказав как можно быстрее обеспечить его доставку адресату, он направился в космопорт.