Кактус Ким

«Грядёт какой-то пиздец», — думает Чонин, когда в кабинет заходит Кан Ынби в сопровождении учителя Кима. При виде этой парочки у мальчишки появляется острое желание забиться под парту и оттуда размахивать белым флагом, умоляя убрать Кан Ынби из его школы (а лучше из жизни). Разумеется, их появление заметил не один Чонин. Все взгляды оказываются прикованы к молодой учительнице, которая с лёгкостью сойдёт за одного из них: приталенное темное платье с белым воротником, волосы, убранные в две косы, а на ногах красуются белоснежные кроссовки. Кто-то с задних парт тянет восторженно «я бы вдул». Ынби, кажется, слышит и растягивает губы в насмешливой улыбке. Блядство. У Чонина внутри что-то ломается от этой улыбки, а от ревности больно дышать: это только его нуна, так какого чёрта кто-то ещё смеет думать о ней в таком ключе? — Нам всем пиздец, — говорит Чонин громче, чем следовало, и бьётся для большего драматизма лбом о парту. — Ким Чонин, что я Вам говорил?! — возмущается Чондэ. — Если уж ругаетесь в моём присутствии, то делайте это на английском. Ынби медленно надвигается на парня. Чонин раздражённо хмурится, бормоча очередное ругательство под нос, и поднимает на неё вызывающе насмешливый взгляд, мол, давай, удиви меня. — Спойлерить не хорошо, — Ынби улыбается и игриво подмигивает, кладя перед ним маленькую плитку шоколада. С Чондэ за спиной быть сильной легко. Легко улыбаться, шутить и делать вид, что тебя не задевают похабные шуточки, но самое главное: притворяться, что Ынби совсем-совсем не боится этих маленьких дьяволят. Чонин разворачивает неожиданный презент, не разрывая зрительного контакта с нуной. Во взгляде Ынби есть что-то кошачье, и мальчишке немного рвёт крышу. В глазах Чонина сверкают бенгальские огни, что жгут черти в его голове 24 на 7. Теперь основной заработок Ынби никак не зависит от взбалмошного мальчишки, а значит, они могут играть на равных. Чонин морщится от отвращения, бежит к мусорному ведру и выплёвывает то, что когда-то было шоколадом. Мальчишка смотрит на Ынби обиженно и даже как-то осуждающе: — Шоколад с солью? Не ожидал от Вас такого… — у Чонина язык печёт от желания назвать Ынби нуной, но он засовывает слово, ставшее, похоже, его проклятьем, обратно в глотку и с усилием выговаривает, — учитель Кан. Ынби довольно улыбается, всем своим видом показывая, что шалость удалась. У Чонина эта улыбка болит в груди. Чонин думает, что Кан Ынби надо запретить. Ведь за три года, что её не было в городе, он уже (почти) переболел ею, а теперь, когда вернулась, да ещё и изменилась до неузнаваемости… Чонин ни в чём не был уверен.

***

— Ты ведь знаком с нашей новой англичанкой, да? — бубнит Бэкхён с наполненным рисом ртом, тыча в него палочками. Чонин смущённо опускает глаза на пластиковый стол и начинает вычерчивать на нём пальчиком замысловатый узор. — Так… — парень небрежно дергает плечом, — пехались пару раз в клубе. За столом виснет неловкое молчание. Ким Чонин в определённых кругах, конечно, был известным альфа-самцом, но в эту историю всем как-то с трудом верилось. Сехун, лучший друг Чонина, знавший в подробностях о том, как Кан Ынби пытала его бро три раза в неделю, заржал в голосину, сползая под стол. Издавая звуки тюленя в брачный период, хлопая рядом сидящего с покер-фэйсом Кенсу по ляжке, Сехун буквально задыхался от смеха. — Ну…я бы… поспорил… насчёт… того…кто…кого… — сквозь смех пробормотал О. Чонин насмешливо хмыкнул, а затем, поддавшись заразительному смеху О, тоже рассмеялся. — На самом деле, она трахает только его мозг, — спалил друга Сехун и снова заржал. Однако в этот раз смеялся он недолго — на колени к нему упала шоколадка — точная копия той, что с утра уже угостился Чонин. В паре метров от их стола стояла Кан Ынби. — Кажется, трёхочковый, — ухмыляясь, произносит учительница и уходит, громко стуча каблуками. За столом виснет напряженное молчание. — Может, кто-то всё-таки объяснит мне, что тут происходит? — бормочет Кенсу, потирая отбитую заботливым Сехуном ногу. — Рискну предположить, — говорит Чунмен, поправляя очки в круглой оправе, — что это её вариация на тему «мыть рот с мылом». Иными словами, нехер ругаться в её присутствие.

***

— Черные стринги, — с уверенностью говорит Чанёль. — Розовое кружево, — отвечает ему Хань. — Белые с клубничками? — неуверенно вставляет Кенсу. — Что? — Чанёль смеётся заливистым басом. — Пиздец у тебя вкусы, конечно. Чонин с интересом прислушивается к этому разговору, затягиваясь дымом. — О чем речь, парни? — спрашивает он, выпуская горько-сладкий (совсем как поцелуи Ынби) дым из лёгких. — О трусиках новой англичанки, — Пак нагло ухмыляется. (Зная Ынби, Чонин готов поспорить, что там вообще ничего нет). Он сжимает кулаки: жгучая злость появляется из неоткуда, и он сгорает от желания размазать эту ухмылку по лицу Чанёля. Это только его нуна, так какого чёрта кто-то ещё смеет думать о ней в таком ключе? — И как же вы собираетесь это проверить? — внешне Чонин никак не выдаёт бурлящий в нём вулкан, и только Сехун, знающий друга "от" и "до", жопой чувствует приближение последнего дня Помпеи. Вот только он искренне не понимает, почему бро так заводится, ведь он же терпеть эту Кан Ынби не может больше их всех вместе взятых. — Как-как, — Чанёль широко улыбается, желая втянуть Чонина в свой спор и срубить побольше денег, — эмпирическим путём, естественно, — он многозначно шевелит бровями, мол, дружище, ты же понимаешь, о чем я. Чонин прекрасно, блять, понимает. Так прекрасно, что бьёт кулаком Чанёлю в челюсть. Пак не остается в долгу. Между парнями завязывается драка.

***

На большой перемене Ынби сбегает покурить за школу, потому что весь сегодняшний день это одно сплошное "слишком": хамоватые старшеклассники, мерзкий Минсок и встреча со старшим братом, учителем физкультуры Кан Ынхо, которая ей только предстоит. Ким Минсок, - и сердце Ынби обжигает болью, да так сильно, что трудно дышать. Её тошнит, хочется выблевать весь завтрак вместе с остатками горечи, оставшейся от первой влюбленности. Она достаёт спрятанную между кирпичей сигаретную пачку - неприкасаемый запас выпуска трёхлетней давности, регулярно пополняемый благодарными последователями. Где-то недалеко слышатся голоса старшеклассников - таких же нарушителей правил, как и она. Ынби жадно затягивается. Она не курила уже кучу времени, а потому делает это быстро и некрасиво, борясь с тошнотой и отвращением к себе: всего одна встреча, не узнающий взгляд и строгое минсоковское "студентка, почему без формы?" вернули её на три года назад, когда без никотина было больно дышать. А дальше что? Снова на путь саморазрушения? Но Ынби уже большая девочка, никто не будет пытаться её спасти снова. Она ведь сразу знала, что все будет отвратительно. Здесь же замешан Минсок, он по-другому попросту не умеет. От старой обиды хочется выть. Ынби хочет быть сильной, безумно хочет, вот только понятия не имеет, как. Ей всего двадцать, и для неё нет ничего невозможного. Ничего, кроме Минсока. Даже спустя три года она чувствует эфемерные прикосновения губ к своему телу, слышит тихий шёпот "ты такая красивая, малышка" и падает, падает в гребанную бездонную пропасть, в конце которой врата в ад. - Эй, студентка, ты разве не в курсе, что на территории школы запрещено курить? - из окна второго этажа на неё смотрит Минсок, явно желающий отвести её в кабинет директора сегодня. Сил хватает лишь на то, чтобы испепеляюще на него посмотреть, в очередной раз забывая признаться, что никакая она не студентка, после чего Ынби позорно бросает недокуренную сигарету и сбегает. Чонин и Чанёль катаются по земле, яростно колотя друг друга. Пара человек, пытавшаяся их разнять, стоит рядом с разукрашенными лицами и смотрит на дерущихся с обидой. Ынби реагирует молниеносно: это её стихия. Она подходит к извивающемуся комку из двух тел, хватает Чанёля, который, к своему несчастью, оказался сверху, за ухо и тянет его наверх. Пак не глядя бьет ей с локтя в живот. Ынби морщится да и только: бывало и хуже. - Прекрати сейчас же, - спокойно говорит она Чанёлю. Мальчишка, не ожидавший этого, поворачивается и видит Ынби. Внутри Чанёля всё покрывается льдом, и сердце падает в бездонную пропасть. Чонин изворачивается и скидывает Пака с себя. - Учитель... - растерянно произносит Чанёль, с трудом понимая, что только что натворил. - Вставайте, - тихо говорит Ынби, отпуская ухо мальчишки. Ноги у Чанёля ватные, в голове - ни одного подходящего слова, чтобы извиниться. Одно дело - ударить одноклассника, совсем другое - учительницу. Удивительно, как Ынби ещё не расплакалась: она же такая маленькая и хрупкая на вид. Ынби кожей чувствует прикованные к ней взгляды, они оседают на неё стеклянной крошкой. Отвратительно. Чонин смотрит на неё побитой псиной. Он еле сдерживает себя в порыве кинуться к ней и обнять, ласково гладить свою нуну, спрашивая её каждые пять минут, в порядке ли она. Чонин ненавидит Ынби за то, что она заставляет его чувствовать. Они с Чанёлем поднимаются с земли и следуют за ней. Гробовая тишина идет за ними по пятам.