***
Ынби влетает в спортивный зал, чуть ли не с ноги выбивая дверь. Все взгляды моментально приклеиваются к ней, как старая жвачка. Старший брат, учитель физкультуры Кан Ынхо, реагирует довольно быстро. — Привет, принцесса, что ты тут делаешь? — улыбается, как всегда, словно на съёмках рекламы зубной пасты, и растеряно чешет затылок. Ынби в списке людей, которых Ынхо ожидал встретить входящими в этот зал, была где-то между Энштейном и Рианной (появление американской певицы казалось парню более реальным, чем младшей сестры). — Есть аптечка? Нужен сухой лед, а то у меня в кабинете закончился. Ынби, которая пару секунд назад плавила взглядом краску на стенах, при виде брата опешила. — Что случилось? — Неудачно влезла в драку старшеклассников. — Но ты же девочка… - растеряно тянет Ынхо. Ынби так и подмывает ляпнуть колкое «хуевочка». Ей с Ынхо неловко до жути. Брат видит в ней маленькую девочку из прошлого, которой уже давно нет. А ещё его не было рядом, когда он был так нужен. У Ынби на этот счет не то чтобы обида, просто она привыкла быть одна, справляться со всем сама и не помнит уже, как подпускать кого-то ближе, чем на выстрел. В тесном помещении пахнет мужским дезодорантом, а на полу памятником чистоте и порядку валяются фиолетовые носки. Ынхо застенчиво улыбается и бормочет что-то про «всяких коварных бяк, которые разбрасывают тут детали своего туалета». — Некоторые вещи с годами не меняются, — с улыбкой замечает Ынби, облокачиваясь на чужой стол, заваленный незаполненными журналами и пустыми чашками. В центре всего этого беспорядка высится фотография с её выпускного — Ынхо светится, словно отец года, обнимая её за талию. Это была их первая встреча после того, как парень уехал учиться заграницу. Когда-то давным-давно Ынхо пророчили олимпийские медали, но из-за травмы ему пришлось отказаться от всего и стать школьным учителем. — Можно взглянуть на твоё боевое ранение? — Не стоит, — Ынби небрежно дёргает плечом, — придётся платье задирать. Ынхо ещё пару минут неловко переминается с ноги на ногу, а потом уходит, вспомнив о своём учительском долге, и забывает закрыть за собой дверь. Ынби продолжает чувствовать на себе любопытные взгляды школьников, вяло играющих в баскетбол. Интересно, какую теорию заговора на этот раз сочинят пубертатные умы? Наверняка, окрестят её любовницей Ынхо. Или внебрачной дочерью. И совсем не важно, что в таком случае он зачал её в шесть лет. Однако небеса оказываются милостивы к Ынби, решив, видимо, что на сегодняшний день с неё достаточно всякого дерьма: урок вскоре заканчивается. Одни шумные и до чёртиков любопытные школьники сменяются другими. «Любимый» выпускной класс Ынби врывается в спортзал с криками и улюлюканьем. Из общего гомона явно выделяется слегка шепелявое «Кенсу, я надеру тебе зад!». Старшеклассники бегают друг за другом, как дошколята, разве что шума от них - как от стада кенгуру во время миграции. Кто-то из дурачащихся мальчишек (Ынби ещё не успела выучить все имена) замечает её через открытую дверь. — Учительница, — машет парнишка ей, расплываясь улыбкой, словно встретил старого друга, — вы в порядке? Ынби отвечает на его улыбку и показывает большой палец. Мальчишка ещё пару секунд мнется, не зная, что делать дальше, а потом возвращается к игре. Сквозь толпу жизнерадостных школьников к ней пробирается Ким Чонин, решительно жуя очередную булку из столовой. Она аж завидует юношескому метаболизму: у неё-то все вкусняшки уходят в ляжки, в отличие от некоторых. При виде ученика Ынби отчаянно хочется сбежать: только этого засранца тут не хватало. Вот только отступать некуда. — Нуна, — говорит Чонин тихо, почти интимно, и в тоже время чертовски развязно, — сегодня занятие будет? Ынби воинственно скрещивает руки на груди, чувствуя, как закипает: этому халявщику лишь бы занятие пропустить. Не дождётся! Чтоб Ынби отказалась от денежек и возможности досадить Ким Чонину? Не в этой реальности точно. — А почему его не должно быть? — строго спрашивает она. Когда Ынби старается выглядеть взрослой и строгой, Чонину отчего-то жутко смешно. — Тогда может позанимаемся у тебя дома? Что б тебе лишний раз не напрягаться… Очевидно, что мелкий засранец задумал какую-то очередную пакость. Вот только у Ынби не находится никаких аргументов против, кроме того, что они вроде как друг друга ненавидят и непонятно с какой стати Чонин вдруг заботится о ней. Однако Ынби сдаётся без боя: вряд ли что-то ещё может ухудшить этот день. — Ладно. Сегодня в шесть. Адрес кину смс-кой. Ей очень хочется поскорее оказаться дома, забиться под одеяло и чтоб этот кошмарный день закончился.***
- Входи. Ынби встречает его в клетчатой рубашке и тёмных шортах. Жутко непедагогично, но, честно говоря, Чонину нравится: отвести взгляд от девичьих ног выше его сил. Мысленно он уже поглаживает чужие бёдра, прижимая Ынби к себе максимально близко. В одночасье в этой однушке на окраине городка становится невыносимо душно. - Ты в порядке? – дёргает Чонина Ынби, заметив, как он покраснел. - В полном, - раздражённо отвечает мальчишка, стягивая кроссовки. Чёртова. Кан. Ынби. Которую. Просто. Необходимо. Запретить. В квартире пахнет её духами и травяным чаем. Кажется, Ынби пыталась утопить стресс от первого рабочего дня в стакане мятного отвара. Они проходят в комнату, которая служит девушке и спальней, и гостиной, и кабинетом (и даже баром, но это уже тайная тайна). Чонин вынужден признать, что Кан Ынби даже однушку в неблагополучном районе превратила в островок уюта и покоя. Парень по-хозяйски скидывает рюкзак, в недрах которого предательски гремят бутылки, на диван, застеленный клетчатым пледом. - Что это? – подозрительно спрашивает учительница. - Да так… - Чонин безразлично дергает плечом, выуживая на божий свет тетрадку. Они садятся заниматься, но урок явно не клеится. Ынби слишком подавлена. Она всё время теряет нить повествования и сама допускает ошибки. - Хватит. – Спустя примерно полчаса обоюдных мучений говорит Чонин. Ынби смотрит на него с недоумением. - Нуна, я задолбался делать вид, что не замечаю происходящего. Ты не в порядке. Я это вижу. И я, чёрт возьми, не могу это игнорировать. Очень хочу, правда, но не могу. Чонин встает из-за стола и пересаживается на диван, на ходу цитируя Брэдбери: — Надо только хорошенько выспаться или пореветь минут десять или съесть целую пинту шоколадного мороженого, а то и все это вместе — лучшего лекарства не придумаешь. Но так как от мороженого болит горло и портится фигура, я предлагаю тебе замечательную альтернативу, - с довольным видом парень достает из рюкзака две бутылки вина. - Ты сумасшедший, - выдыхает Ынби, качая головой, и в её голосе Чонину мерещатся нотки восторга. Мальчишка улыбается чеширским котом, уверенный, что от столь заманчивого предложения невозможно отказаться. Но педагогическое начало в Ынби внезапно оказалось очень сильно. - Я не могу пить с тобой - это неправильно! Тем более, вместо урока. - И что же тут такого неправильного? Я совершеннолетний, ты тоже взрослая девочка, что плохого в том, чтобы снять стресс после дурацкого дня? - Это как минимум неэтично с моей стороны. - Бесишь. Окей, давай тогда так: если мы сегодня не пьём, то я говорю брату, что хочу сменить репетитора. - И что? – хмыкает Ынби. Этот мелкий засранец будет её снова шантажировать?! Ну уж нет! – У меня есть и другой источник заработка, независимый от тебя. - Надолго ли? – усмехается Чонин, понимая, что этот раунд за ним. Вот так вот: делаешь людям добро, а они ещё и сопротивляются! Со страдальческой миной Ынби приносит с кухни штопор и кружки. Практически всё внутри нее против этой затеи: сей поступок, отличающийся феерическим долбоебизбом, явно противоречит всем мыслимым и немыслимым правилам, но это полбеды. Где гарантия, что в вино не подмешана какая-нибудь дрянь и на утро она не окажется на порно-сайте - или хуже – на границе Туркмении (где находится страна со столь загадочным экзотическим названием, Ынби представляла весьма смутно, но заранее туда не хотела)? Мутный тип всё-таки этот Чонин. И брат его тоже мутный! За всё время, что она занималась с мальчишкой, так ни разу не связался с ней. Однако на другой чаше весов были денежки. Потерять источник к существованию для Ынби было намного хуже, чем лишиться чести и достоинства, хотя бы потому, что с денежками она всегда может уехать туда, где её никто не знает, а честь и достоинство вряд ли принимают вместо платы за квартиру. Пробка с хлопком вылетает из бутылки, отрезая Ынби все пути к отступлению. Чонин разливает вино по кружкам с приятным булькающим звуком. Когда-то он был для Ынби прекраснейшей мелодией, а теперь в одночасье превратился в похоронный марш. - Кружка сильной и независимой? – иронизирует парень, показывая на нарисованных котов. - Отстань, - раздраженно тянет Ынби, опустошая кружку на половину. Вино слегка кислое, приятно обжигает гортань, разливая тепло и легкость по всему телу. Ещё пара кружек вина, перемежающиеся с перерывами на покурить, и Ынби оказывается в его объятиях. - Плачь, - говорит ей Чонин, путаясь пальцами в волосах. И она плачет. Впервые за пару лет. Ынби слишком долго старалась быть сильной, и запертые в грудной клетке эмоции превратились в самую настоящую бомбу. Внезапно ей снова семнадцать. И Ынби одна против всего мира. Сумасшедших мыслей в голове больше, чем лет в паспорте. И она почему-то позволяет себе расслабиться в объятиях школьника. Позволяет себе забыться. Позволяет сойти с ума. - Ненавижу, - шепчет Ынби его школьной рубашке. Чонин стирает слёзы с её щёк, и в этих прикосновениях интимности больше, чем в самой развязной порнухе. Нежность, искрящая на кончиках пальцев. Желание спрятать её ото всех, чтоб больше никто и никогда не довёл её до слёз, так велико, что, кажется, не умещается у него внутри. Мысли путаются морскими узлами. Вино разжигает бенгальские огни внутри, под ребрами (и немного ниже). Чонин ловит шальной взгляд Ынби и понимает: пиздец подъехал. Не то, чтобы он этого не ожидал (именно на это рассчитывал в тайне, но это, опять же,. секретный секрет), но крышу всё равно рвёт основательно. Ему только-только исполнилось восемнадцать, а Ынби его первая любовь, понимаете? Она была с ним в самых горячих снах все эти годы. А теперь она, живее всех живых, плавится в его объятиях, обжигает кожу дыханием и возбуждает одним взглядом. Он целует её быстро, словно прыгая с высоты. Ынби ещё и понять не успевает, что происходит, но инстинктивно отвечает. И сейчас это кажется таким правильным. Губы – шея – ключицы. Из пункта А в пункт Б. Контурные карты для взрослых. Поцелуи Чонина не по-детски напористые и чувственные. Руки скользят по лопаткам, талии и, наконец, останавливаются на бёдрах, тесно прижимая девушку к себе. Ынби слышит словно со стороны свои хриплые стоны, извивается в опытных руках, улыбается, как грёбанная Афродита, и… Вскакивает и бежит к туалету, потому что её организм отказывается нормально функционировать с таким количеством алкоголя и никотина в крови. Чонин держит ей волосы, пока она делится содержимым своего желудка с канализацией. И, да, это чертовски не педагогично.