Драмиона. Сборник колдографий

      Пожалуй, это было самое странное, что они когда-либо делали за время своей дружбы, однако факт того, что Надежда всея магического мира, а также двое его лучших друзей оказались в ванной, наполненной горячей водой, и не испытывали при этом не малейшего смущения, мало их волновал. Каких-то пару часов назад они сидели в гостиной в полной тишине и пытались убедить себя в том, что борьба наконец завершена. Им не нужно месяцами скрываться в лесах, тренировать атакующие и защитные чары, не нужно думать о проклятых крестражах и о том, как же уничтожить их. Никто не наставит на эту троицу палочки, и зелёная вспышка не отправит их на Тот Свет к людям, с которыми хочется поговорить ещё хотя бы разок. К тем, кого так необходимо обнять и на чьём плече не стыдно разрыдаться от нахлынувших чувств. Нет. Этого безумия действительно не будет.       И ведь не эта мысль тревожила лучших друзей. Каждый из них переживал общую и вместе с тем личную боль, не выпускавшую их из своих тисков. Когда же молчание стало невыносимо, а холод, царивший в мёртвом доме, добрался до сердец подростков, Гермиона Грейнджер поднялась и, ничего не говоря, отправилась в ванную комнату.       По велению волшебной палочки, слегка дрогнувшей, ванна наполнилась горячей водой, а от пара моментально запотели зеркало и окно, через которое в помещение проникал тусклый свет. Грязная одежда моментально оказалась на полу, а сама Гермиона опустилась в столь нужное сейчас тепло, втайне надеясь, что эта вода поможет смыть грязь не только с тела, но и из сердца.       Она не повернулась на шаги мальчиков и не произнесла ни слова, ведь знала, что те поймут её. Гермиона давно стала их путеводной нитью, и Гарри с Роном готовы были на всё, чтобы защитить свою Золотую девочку от бед. Не сговариваясь, они стянули с себя одежду, которая всё ещё хранила запах гари с поля битвы, и вот уж в небольшой ванной сидели все трое, морщась от тепла, принесённого горячей водой, которая всё же не могла отмыть память от мрачного прошлого.       Война убила не только дорогих им людей, но и само понятие нормальной жизни. Замарала в грязи все те светлые картинки будущего, что так трепетно холили и лелеяли подростки, которые просто хотели жить, вбирая воздух полной грудью и зная, что не будут одиноки. Кто-то может сказать, что время всё вылечит, но только не раны этой троицы. Они затянутся, оставляя на душе непроходящие шрамы, которые непременно запульсируют в самый ненужный момент, напоминая о несбыточных мечтах и возможностях. О жизни, которая пошла совершенно по другой дорожке.       — Она просила взять её с собой, — начал свою отповедь Гарри, не глядя на друзей. — Столько раз говорила о том, что не сможет жить в безопасной неизвестности, убеждала, что взрослые всё поймут, а я считал, что там она будет в безопасности. Это же Хогвартс! — голос Героя надорвался, а по его раскрасневшимся щекам потекли слёзы, которые он так и не смог удержать в себе. Никому из них до самого конца так и не рассказали об ужасах, которые творились зимой девяносто восьмого года в Школе Чародейства и Волшебства, когда заправляющие там Пожиратели познали свою безнаказанность. Зачем самому Гарри Поттеру переживать о десятках замученных в подвалах учеников, когда его цель — свержение вселенского зла? — Джинни говорила, что только рядом со мной будет чувствовать себя в безопасности, а я подвёл её, и теперь никогда не смогу попросить за это прощения…       — Он опять назвал меня «малышом Ронни» и видели бы вы, как он смеялся при этом, — подхватил за другом Рон. Он провёл влажной рукой по лицу к волосам, взлохмачивая их. Можно было бы сказать, что он не так сильно переживал свою боль, однако именно Рон стал главной опорой этой троицы и из последних сил держал горе в себе, зная, что, если сломается он, все они упадут во тьму. — Хохотал так, будто выдал самую смешную шутку на свете — нервничал, я знаю это. И Джордж нервничал, только не вёл себя как идиот, а Фред… Ну это же Фред — балбес каких поискать. Храбрился и смеялся надо всем до последнего. Даже помощи моей не принял. «Взрослые разберутся, Ронни,» — так он сказал. А ведь я мог помочь. Я знал, что ты, Гарри, ищешь диадему и что у тебя всё получится, а я нужен был своим братьям, но так и не настоял на своём. Как всегда…       И даже сейчас Рональд Уизли на заплакал. Проявив, слабость на поле боя, он поклялся, что станет сильнее и каждое решение будет принимать сам, чтобы о подобном больше не сожалеть.       — Помните, как на шестом курсе вы думали, что Драко собирается убить Дамблдора? Я знала это. Много раз пыталась уговорить его оставить это и помогать нам, но он не поддался. А ещё смеялся над моим упрямством… А когда вы с Дамблдором ушли за крестражем, я попыталась ещё раз. Сказала ему о своих чувствах, но он даже не бровью не повёл. Если бы я только знала, что он и меня пытался спасти… — Гермиона почувствовала, как Гарри и Рон потянулись к ней, обнимая и согревая. Они не просили её рассказывать обо всём, что творилось между ней и Малфоем — им и так было многое известно. Они знали о бесчисленных ночах, во время которых лучшая ученица Хогвартса тайком выбиралась из своей спальни и шла к человеку, который в тот туманный год, предшествующий настоящему Аду, стал для неё отдушиной. Они знали, кем стал Драко Малфой для Гермионы и нисколько не корили её за сердечную слабость, ведь они и сами испытывали подобные чувства. Красные от слёз глаза, усталый вид, но вместе с тем счастливая улыбка и какой-то незримый свет, которым лучилась Гермиона в тот год — всему виной был Драко Малфой. Человек, которого Гермиона так и не смогла спасти от тьмы и которого полюбила больше всего на свете. — Если бы я только уговорила его; если бы не назвала имя Волан-де-Морта, нас бы не поймали; если бы я была сильнее, ему бы не пришлось спасать нас, не пришлось бы жертвовать собой, и он…       Гермиона прильнула к Гарри и разрыдалась горькими слезами. Сухие губы Героя коснулись макушки девушки, а ладони Рона легли на дрожащие плечи, мягко поглаживая.       Наложенные на воду чары продолжали поддерживать высокую температуру, но это так и не помогло согреть сердца подростков. Им оставалось уповать на тепло, которое могли подарить слова поддержки, на те самые неуловимые жесты и действия, которые могут быть опорой, даже когда надежда на счастье помахала ручкой и ушла, не оставив ничего.       Их осталось трое. Трое лучших друзей — за семь лет они стали братьями и сестрой, и теперь никого дороже друг друга у них не было. Трое друзей, три проступка, что невозможно простить самому себе, и три покаяния, которые они дарили друг другу, чтобы хотя бы попытаться изгнать из сердца гложущую вину. А быть может они хотели, чтобы их услышали те, за кем жаждали уйти на Тот Свет, а в ответ узнать, что их простили. Но старый дом на площади Гриммо угрюмо молчал, молчали и призраки, которые хотели сказать столь нужное «прости», но не могли и надеялись, что Гарри, Рону и Гермионе хватит сил, чтобы простить самих себя.