***
Когда-то малышка Алиса мечтала поскорее вырасти, чтобы наконец стать равной родителям и чтобы однажды с гордостью заявить, что она уже взрослая. Вот только она тогда не понимала, что с возрастом человек видит больше и воспринимает острее. Будучи младенцем, она считала, что их дом — тихая и мирная гавань, где все любят друг друга, но к десяти годам она узнала, как глубоко заблуждалась. Малышка Алиса поняла, что её дом — обитель ссор и криков. Их дом — прибежище недопонимания, свалка бесчисленных обид и брошенных в запале слов раздражения и злости. Когда воздух в доме начинал звенеть от криков и ругани, Алиса затаивалась в гостиной напротив отцовского кабинета и терпеливо ждала. Она затыкала уши так сильно, как только могла, чтобы не слышать родителей, ведь она уже знала, что те простят друг другу грубость, а слова растают в их мыслях, но не в мыслях самой девочки. Малышка Алиса до сих пор помнила первую подслушанную ссору мамы и папы и сколько бы не пыталась её забыть, всё было напрасно. Как только дверь кабинета распахивалась, а оттуда выбегала раскрасневшаяся мать, девочка начинала отсчёт. Цифра десять была сигналом к действию, и Алиса словно неопытный воришка подкрадывалась к кабинету, робко заглядывая внутрь. Там, свесив голову над заваленным столом, сидел поникший отец, и присутствие любимой дочери замечал, лишь когда та подходила вплотную к нему и клала свою ладошку на его напряжённую спину. Алиса была с отцом ровно до того момента, как понимала, что папе больше не нужна её помощь. Он дышал ровнее, тепло улыбался девочке, а порой нежно целовал в лоб. И глаза его — такие же серебристые как и её собственные — светились благодарностью. После этого Алиса со всех ног неслась в сад к беседке, увитой лозами винограда, где всегда находила маму. Девочка знала, что мама гораздо сильнее папы. Это чувствовалось в каждом её решении и действии, и именно поэтому малышка сначала утешала отца, а потом бежала в объятия мамы. — Мамочка, — шептала Алиса, пряча лицо у женщины на шее. — Не грусти, пожалуйста, — она вдыхала мамины духи и ластилась к ней всем своим существом. Мама больше не плакала к приходу дочери, но неизменная грусть витала в беседке, пока туда не приходил с покаянием мистер Малфой, чтобы попросить прощения. А иногда, попросив дочку подождать, миссис Малфой сама отправлялась к мужу. К ужину они выходили уже с улыбками, и до следующей ссоры Алисе казалось, что теперь всё будет хорошо.***
— Очень красиво. Гермиона нерешительно прошла в комнату, как только музыка стихла, а её дочь сложила руки на крышке рояля и в задумчивости положила подбородок на ладони. — Спасибо, — ответила Алиса, краем глаза следя, как мать опустилась в одно из кресел. На её лице уже давно жили морщины, и когда Гермиона улыбалась, то они солнечными лучиками сияли в уголках глаз, а когда хмурилась — собирались между бровями и бередили лоб. Сейчас на лице Гермионы были и те, и те. — Я понимаю, что сплетни никогда не были твоим коньком, но это не повод сбегать от Мэри и Натали. Мне показалось, они хотели подбодрить тебя. — Знаю, — Алиса выдохнула не спеша, боясь, что голос сорвётся, — просто захотелось побыть одной. Я немного… — и замолчала, не зная, как объяснить матери всю ту бурю чувств, одолевающую её с того самого дня, когда Джеймс опустился перед ней на колено. — Боишься? — Гермиона всё также улыбалась, вспоминая собственную свадьбу, когда бегала по комнате, заламывая руки и действуя на нервы Джинни и Полумне. — Немного, — и не дав матери сказать что-то банальное для успокоения, решила пойти ва-банк. — Мам, а ты действительно любишь папу? Гермиона Малфой не знала, как ответить на этот вопрос, а Алиса продолжала говорить, в запале не замечая, как всё сильнее вытягивается лицо матери. — Я видела вас на публике, видела рядом со мной и Скорпиусом и видела наедине, когда вы думали, что никого рядом нет. И… — Алиса выпрямилась, сложила ладони на коленях, комкая и теребя пышную юбку, и Гермионе невыносимо было смотреть, как измученно хмурится её дочь — как искажается её красивое личико, превращаясь в маску боли. — Мама, ты же не только из-за нас со Скорпиусом осталась с папой? Я… я столько раз пыталась понять, что такое любовь, не понимала, почему вы ругаетесь с папой и почему до сих пор живёте вместе, продолжая смеяться и улыбаться. Почему, мама? Почему ты тогда осталась?***
А ещё малышка Алиса обожала свой день рождения, ведь это был по праву её день. Когда она просыпалась, то обнаруживала коробки с подарками, аккуратно сложенные на письменном столе — от родителей и маленького брата Скорпиуса (малыш поначалу предпочитал дарить сестре простые, но трогательные картины, иногда заменяя их на гербарии или книгу, которую под взором матери сам выбирал во «Флорише и Блоттсе»), от бабушек и деда, от тётей и дядей — лучших друзей мамы и папы, которые обязательно тем же вечером появлялись в Малфой-мэноре, и девочка повисала у них на шеях, вопя «спасибо» не раз и не два. Но не только подарки составляли главную радость малышки. В этот день родители всегда улыбались. Папа катал её на плечах, подбрасывал в воздух, сколько бы Алиса ни просила, а однажды даже разрешил покататься на метле. Мама бывала чуть более сдержана — Алиса объясняла это тем, что мама не так сильна, чтобы наверняка поймать уже порядком потяжелевшую дочурку. И в принципе была права. Гермиона Малфой в такие дни творила чудеса на кухне. Готовила блинчики с сиропом на завтрак, а как бонус варила изумительный банановый какао, который хотелось часами смаковать во рту, сидя перед камином даже в тёплый сентябрьский день. Потом она провожала смеющуюся Алису и мужа настороженным взглядом, взяв с Драко обещание быть осторожным, однако не могла удержать себя от подглядывания в окно за полётом дочки на метле. И, конечно, готовила праздничный пирог — шоколадный с абрикосовой прослойкой, большая часть которого несомненно доставалась сладкоежке Алисе. Девочка доедала его ещё два дня после празднества. Вот поэтому Алиса Малфой обожала свой день рождения. В этот день она не переставал улыбаться и чувствовала невероятный прилив сил, заряжаясь энергией от окружающих и сама действовала на них как аккумулятор. Однако тринадцатый день рождения перевернулся с ног на голову. Малышка Алиса смогла упросить директора МакГонагалл отпустить её домой на выходные, поэтому в пятницу вечером она вошла в камин в директорском кабинете, бодро крикнула «Малфой-мэнор» и не могла сдержать улыбку, улетая в зелёном вихре. Однако её никто, кроме бесконечно вежливого домовика и соскучившегося по сестре Скорпиуса не встречал, хотя девочка писала родителям и была уверена, что папа тут же подхватит её на руки, чтобы по традиции подбросить в воздух — не так высоко, как раньше, но тем не менее. Скучала малышка Алиса и по маминым нежным рукам, по тёплой кофте, в которой девочка неизменно пряталась и вдыхала мамин запах. И всего этого не было. Скорпиус чуть понуро кивнул в сторону яблоневого сада, где в беседке сидела чета Малфоев. И быть может Алиса побежала к ним, забыв обо всё и желая лишь получить ежегодную порцию ласки, но она прекрасно выучила выражения лиц родителей, когда они в очередной раз ругались, поэтому не добежала до беседки. Остановилась практически около порога, спрятавшись за столбиком, увитым виноградом, и смотрела, не в силах оторвать взгляд. И Скорпиус был рядом — крепко ухватился уже набиравшими силу ручками за талию сестры, как за спасательный круг, спрятал глаза на её спине, потому что не хотел видеть ссору родителей, но в то же время не мог заставить себя уйти. Развязки пришлось ждать не так долго. Миссис Малфой вскочила с места и побежала в сторону дома, не заметив детей, которые спешно спрятались, а там, не обратив внимание на доклад домовика о прибытии Алисы, исчезла в изумрудном огне. Алиса прижала к себе братишку, который был готов расплакаться от обиды, и сама еле сдерживала такие близкие слёзы. Они не пошли к отцу, чтобы узнать, что случилось, а он не торопился уходить из беседки. Просто сидел там спиной к заходящему солнцу, не зная, что ему теперь делать. В конце концов Алиса увела Скорпиуса из сада, они закрылись в его комнате и очень долго сидели, обнявшись, как делали это раньше. Девочка даже похищала брата из колыбели, когда тот был помладше и клала рядом с собой, чтобы тому не было одиноко спать. Такими их — свернувшимися в тесный клубок — мистер Малфой нашёл спустя два часа после ссоры с супругой, очень долго смотрел на мирно сопящих детей, и грудь его сжималась от боли и вины перед ними. Особенно перед Алисой, которая явно не такого ожидала в свой день. Наутро же Алису, как и всегда, разбудил мамин ласковый голос, а потом всё было, казалось бы, по тому же — любимому плану идеального дня рождения. Были блинчики с сиропом и какао, был полёт на метле, подарки и многое другое. Однако мама с папой очень мало улыбались, а если улыбались, то через силу — Алиса понимала это, потому что к тринадцати годам видела такие улыбки не раз. Она не давала себе думать о плохом, да и родители расстарались на славу. Они даже отправились к озеру, к которому почему-то не так часто ходили, хоть и было оно близко. Всё было слишком идеально. Наверное, поэтому, когда родители отвели их в спальни, Алиса и Скорпиус только притворились спящими, будто заранее сговорились. Поэтому они крались как мышки по затихшему мэнору, зная, что домовики уже отпущены, и зная, куда им нужно идти. Поэтому, когда Малфои были уверены, что дети, утомлённые после насыщенной прогулки, давным-давно уснули, и Гермиона Малфой, не сказав супругу ни слова, собралась вновь уйти через камин, в гостиную ворвалась малышка Алиса, повисла на талии матери и, заливаясь слезами, сбивчиво принялась умолять её никуда не уходить. Скорпиус стоял в проёме, пока его не поманил к себе отец. Он вытер слёзы сына, поцеловал в лоб и, не говоря ни слова супруге, повёл мальчика обратно в спальню. В тот миг Драко меньше всего хотел давить на жалость жены, но он надеялся, что она подумает о счастье детей, когда примет решение. Несмотря на выбор, он будет ждать её и ни за что не стал бы порицать, потому что любил эту упрямую Грейнджер. А миссис Малфой прижимала к груди рыдающую малышку, успокаивала, обещая, что никуда не уйдёт, а Алиса не верила ей, пока мать не согласилась сегодня лечь с ней спать. Тринадцатый день рождения породил в малышке Алисе страх за брак родителей, и как бы они ни вели себя, этот страх преследовал её, порой затихая и прячась в потаённых уголках сознания, а порой выходя наружу, когда родители ругались из-за очередной нелепицы. Много-много позже, когда малышка Алиса подросла, и кроме родителей «малышкой» её никто не смел назвать, потому что такие наглецы сразу получали за это по лицу от Скорпиуса Малфоя, а после и от Джеймса Поттера; когда сама Алиса узнала, что такое любовь, что такое обиды, что такое прощение — тогда она поняла родителей. Поняла, что они простили друг друга и, возможно, полюбили заново. Поняла, однако страхи паутинным шлейфом следовали за ней, вовлекая в свои кружевные узоры всё новые и новые — чтобы старым скучно не было.***
— Прости меня, малышка, — прошептала Гермиона, привлекая дочь к себе. — Я уже давно не маленькая, — скорее по привычке пробурчала Алиса, когда опускалась на диван рядом с миссис Малфой. Она любила, когда мама так обращалась к ней. — Знаю, — Гермиона качнулась вправо, потом влево, словно хотела, как в детстве, укачать девушку, чтобы она уснула, и снились ей только добрые сны. — Но для нас с папой ты останешься малышкой, даже когда у тебя самой появятся дети. Простишь ли ты нас за те страхи, которыми мы наградили тебя? Алиса сильнее прижалась к матери. Вдохнула родной аромат маминых духов — она если и пользовалась ими, то только одними и теми же. — Я простила вас уже давно. Мы с Джеймсом тоже не раз ругались на пустом месте. Но я никак не могу перестать бояться того, что моя дочь однажды решит, что она виновна в наших ссорах. Не хочу этого, мам. — Этого не будет, — уверенно сказала Гермиона, отстранилась от Алисы и чуть строго посмотрела на неё, чтобы придать вес своим словам. — Ты в отличие от меня понимаешь, каково может быть детям в таких ситуациях. Я была эгоисткой и понятия не имела, что ты слышала все наши ссоры и как интерпретировала их. А в тебя я верю, слышишь! Вытри слёзы, милая. — Угу, — пробормотала уже давно не малышка Алиса, снова уткнувшись в плечо Гермионы. Слёз не было — было пусто и горько от того, что она всё-таки позволила не тем эмоциям одержать победу. — Алиса, — Гермиона тронула дочку спустя некоторое время после того, как они обе затихли, утешая друг друга, — я сейчас вернусь. Побудешь немного одна? Девушка кивнула, а когда дверь за мамой закрылась, вернулась к роялю, чтобы снова сыграть ноктюрн Шопена — всё остальное вылетело из памяти и не хотело собираться в ноты. А Гермиона тем временем буквально бежала в другую часть поместья, чтобы найти единственного человека, который мог помочь Алисе. — Миссис Малфой! — воскликнул Джеймс Поттер, когда будущая свекровь зашла в комнату, где он ожидал своего часа. Он удивлённо смотрел на пытающуюся отдышаться женщину, потом встал и подошёл к ней, позволяя опереться о своё плечо. — Что-то стряслось? Неужели я опаздываю? — Нет, — Гермиона выдохнула, осмотрелась и внутренне порадовалась, что кроме них в комнате никого не было. — Джим, пожалуйста, без лишних вопросов иди в музыкальную комнату. Ты нужен там. — Но… — Забудь о дурацких приметах и иди! — Хорошо-хорошо, — спешно согласился Джеймс, потому что давно уяснил, что с этой женщиной лучше не спорить. Они вместе вышли из комнаты. Гермиона проводила удаляющуюся спину в сером пиджаке взглядом полным надежды, обхватила себя руками, выдыхая и жалея, что с воздухом нельзя так просто прогнать из тела ненужное напряжение. Вдруг ей на плечи легли тёплые ладони, а над ухом зазвучал любимый голос: — Гермиона, что случилось?***
Драко Малфой с тревогой наблюдал за женой, которая после разговора с дочерью не улыбалась, как делала это днями напролёт в предвкушении этой свадьбы. — Так что-то случилось? — Наверное, — протянула Гермиона нерешительно. Она присела на скамейку в беседке, из которой были видны окна музыкальной комнаты. А ещё был виден Джеймс, обнимающий Алису и что-то ей говорящий. Гермиона вновь подумала о том, что решение позвать его, нарушая традиции, было правильно. Ему будет проще вселить уверенность в Алису, хотя быть может стоило и Скорпиуса приобщить к этому. — Если честно, я немного растеряна. Не думала, что мои поступки могут так больно ударить спустя столько лет. — Какие именно? — Драко обнял жену, присев рядом. Она благодарно склонила голову на его плечо, сплела пальцы с его, выдохнула. Майский ветер ласково гладил женщину по оголённым плечам и, несмотря на отсутствие припасённой заранее накидки, ей было тепло, потому что муж был рядом. — Пока не расскажешь, не отпущу. Так и знай, — Гермиона прыснула, и Драко мысленно поаплодировал самому себе. — Не хочу, чтобы ты хмурилась, пока я буду вести Алису к алтарю. — Не буду. — Будешь, я же знаю. Выкладывай, женщина, — чуть строже прошипел Драко и прикусил её ухо, за что тут же получил тычок под рёбра. — Тиран. — И ты это знала, когда говорила «да» перед алтарём. — Глупая была. — Так считаешь ты одна. — Потому что меня никто по-настоящему не знает. — А как же я? — обиженно протянул Драко. — Или почти тридцать лет счастливого брака уже не в счёт? — А был ли он счастливым? — Гермиона повернула голову к мужу. Он не знал, что сказать и молчал, ожидая продолжения. Хотел дать Гермионе высказаться. — Ты правда был счастлив? — А ты? — Не надо вопросом отвечать!.. — Был, — он скользнул губами по виску Гермионы, прошёлся ими по разрумянившейся щеке и остановился у уголка губ, оставив невесомый поцелуй. — И сейчас счастлив и не только потому, что наша дочь выходит замуж. И ты тоже, потому что сейчас в тебе говорят не самые приятные воспоминания, а завтра будешь корить себя за то, что позволила им омрачить такой светлый день. Я что, зря разгонял облака над мэнором? — Ничего ты не разгонял! — Но именно этой версии мы будем придерживаться, когда кто-нибудь заговорит о погоде. Хочу увидеть реакцию Поттера-старшего. — Павлин. — Кажется, я был хорьком. Или это повышение? И тут Гермиона засмеялась. Тихонько, даже немного несмело, прикрывая рот ладонью, — так она смеялась на их первом свидании, когда не хотела признавать, что непробиваемую Грейнджер смешат уже совсем не злобные шпильки в сторону Поттера и Уизли. Однако и этого хватило Драко, чтобы расслабиться. Ему удалось пусть только на сегодня успокоить жену, Джеймс, учитывая, что он покинул музыкальную комнату, также должен был справиться со своей миссией. А ещё время на прохлаждение у них закончилось — часы неумолимо тикали. — Я должен идти, — он поцеловал руку Гермионы. — Поттер-младший ждёт нашу дочь у алтаря. А старший решит, что я её спрятал подальше от лап его сыночка, если не появимся вовремя. Гермиона кивнула и наконец улыбнулась безо всякого стеснения — значит отпустила прошлое. Не навсегда, но на это никто не способен. Ей стало необычно легко, как и всегда было, когда они с мужем преодолевали барьеры и открывали друг другу свои страхи. Скорее всего они останутся с ней на всю жизнь, однако на всю жизнь с ней останется и Драко. Рядом с ним Гермиона давно перестала чего-либо бояться. Оставалось надеяться, что точно также Джеймс Поттер поможет её дочери.***
— Ну и зачем ты пришёл? — Твоя мама может быть убедительной. — Ещё как. Она однажды на какой-то конференции, когда отвечала на провокационный вопрос, сказала полную чушь, но с таким грозным видом, что никто не посмел возразить. Хотя она считала, что всем просто плевать было на её слова. — Малыш, что случилось? — Не называй меня так. Джеймс засмеялся, и Алисе вмиг стало спокойнее, а уже такая привычная нежность разлилась в её теле. — Твоя мама убьёт нас, если увидит. — Насколько я знаю, они с отцом и сами не особо придерживались свадебных традиций. Так что я могу нарушить хотя бы одну из них, — Джеймс погладил девушку по щеке, поцеловал в висок и повторил свой вопрос. — Так что случилось? — Прошлое не отпускает, — Алиса потёрлась щекой о шершавую ладонь жениха, прикрыла глаза, слушая его мерное дыхание. — Но мне уже легче. Правда. А мама опять нервничает из-за меня. — Это работа всех родителей, и мы, я надеюсь, тоже узнаем, что это такое. — Я потом всё тебе расскажу. Обязательно. А сейчас это просто трата времени. — Хорошо. Будем на пару прогонять твои страхи, — Джеймс поднял взгляд на настенные часы и немного разочарованно отстранился от Алисы, не переставая, впрочем, сжимать её плечи. — Мне пора, малыш. Твой отец может скоро прийти, — он быстро прижался губами к её лбу, разжимая объятия. — Буду ждать тебя у алтаря. — Люблю тебя, — шепнула Алиса вслед, уже не сдерживая улыбку. Отпустило. На сегодня точно, но в остальное время с ней будет Джеймс, и вместе они как-нибудь справятся с общими страхами. P.S. Пожалуй, это самое личное колдо из всех, что я до этого писала, и дело тут не только в страхе, которым я наградила героев. Одна из сцен была написана на негативных эмоциях почти год назад, когда я более всего злилась на близких. А другая сцена — и её я долгое время боялась большего всего — взята из собственного прошлого, так что это немногий из моих сюжетов, про который я, несмотря на действительно малый жизненный опыт, могу сказать: «Да, так тоже бывает». И страх тут не один — я бы сказала, что это один большой неразделимый клубок страхов, и я не могла писать только об одном, не затронув остальные. А ещё потому что порой один страх даёт рождение новому, и вот от него так просто не отделаешься. Поэтому получилось то, что получилось.