Драмиона. Сборник колдографий

      — Вы шутите?!       Невольный вскрик Гермионы эхом пронёсся по залу, заставив спорщиков замолчать и обратить внимание на неё. Кто-то смотрел на неё с любопытством, кто-то с откровенным презрением — они-то были уверены, что формально присутствовавшие Гарри Поттер и его подруга не доставят никаких хлопот в принятии решений по «оживлению» магической Британии. Первые двадцать минут они со всей осторожностью описывали то, как хотят реформировать Министерскую политику. В основном планировали оставить всё, как было ещё при Фадже и Скримджере, как заведённые болванчики кивали на предложения Гарри по информированию населения об опасности и их последующей защите — Пожирателей-то до конца не отловили.       Гермиона практически не слушала их. Она пришла лишь по просьбе Гарри — ему нужна была поддержка близкого человека, поэтому она отрешённо слушала людей, которые во время власти Волан-де-Морта покорно отсиживались на своих креслах, не желая ничего делать для спасения общества от хаоса. Она прекрасно знала, кого из них не волновала судьба полукровок и магглорождённых и кто безропотно отправлял невиновных в камеры Азкабана.       Гермиона видела, что Гарри, как и она устал, от этой болтовни. Он сказал о том, что его тревожило, опустился обратно на свой стул. Он часто морщился и потирал шрам, который на самом деле не мог болеть, хотя, по словам самого Гарри, иногда ему казалось, что боль, а вместе с ней и мысли Лорда накатывают на него, и тогда ему тяжело оставаться в реальности.       Когда она в очередной раз сочувствующе сжала его руку, Гарри еле слышным шёпотом извинился и поспешил покинуть зал — не хотел, чтобы его слабость стала совсем явной. И в тот момент, когда за ним захлопнулась дверь, Гермиона расслышал обрывок разговора чиновника, после чего последовал тот самый гневный выкрик.       — Что вас так взволновало, мисс Грейнджер? — вежливо поинтересовался мистер Роберт Дженкинс, глядя на поднявшуюся со своего места девушку. Говорил он неторопливо, с лёгкой улыбкой на губах, но в глазах Гермионы он представлялся змеёй, которая лишь ждёт момента для броска. — Нам показалось, вы одобряете это предложение.       Гермиона вспыхнула, понимая, что её поймали на безразличии к происходящему. Она, как, впрочем, и забывшийся в фантомных болях Гарри, не слышала, как разговор потёк в этом русле, но решительно была против него.       — Я не одобряю то, как вы с такой лёгкостью обсуждаете способы казни, — а ещё более мерзко то, как спокойно они это делали, и это выводило Гермиону из себя. — «Казнить так, как когда-то магглы казнили уличённых в магии», — вы себя-то слышите? Чего вы хотите добиться этим? Если желаете держать общество в страхе, как это делал Волан-де-Морт, то вы своей цели добьётесь.       Большинство поморщилось при упоминании имени поверженного волшебника, кто-то перешёптывался с соседом, искоса смотря на Гермиону, но их злые языки её не волновали.       — А как вы предлагаете поступить с этими людьми? — продолжил допытываться Дженкинс. От его снисходительной улыбки сводило зубы.       — Я предлагаю не рубить им головы и не подражать им же, посылая в грудь убивающее проклятье. Я уверена — с ними можно сотрудничать. Десятки Пожирателей на свободе, и никто понятия не имеет, где они прячутся, так почему бы не спросить тех, кто это может знать? — продолжала Гермиона, надеясь, что её слова будут поняты. — Вместо того, чтобы рубить головы, мы можем показать силу милосердия, уменьшив их срок или отпустить, лишив права владения магией. Я считаю, это наказание в полной мере подходит этим людям.       Один из чиновников поднялся со своего места. Он был молод — по виду ему не было и тридцати. Гермиона на миг решила, что хотя бы он её поддержит.       — Мисс Грейнджер, видимо, считает, что, если отобрать у Пожирателей их палочки, они смогут на своём опыте понять, что в каком-то роде магглы превосходят нас. Это… электричество и прочие современные удобства — возможно, поняв, что магглы не так плохи, бывшие Пожиратели осознают, как ошибались они, следуя за Тёмным Лордом. Мисс Грейнджер, — он сочувственно развёл руками, — простите, конечно, но раз вы правда верите в подобную картину, то вы слишком наивны, что очевидно, исходя из вашего возраста. Легко помочь одиннадцатилетнему ребёнку объяснить, что есть магия, или сообщить, что он сквиб и привычная с детства магия родителей ему неподвластна. Это не тот случай. Эти люди сами предпочтут заключение в Азкабане или даже смерть, но не захотят унижаться подобным образом.       — Я может и молода, — холодно сказала Гермиона, — и может многого не понимаю. Но я достаточно видела на этой войне. Я видела моих однокурсников, которых заставляли принять метку в обмен на безопасность близких. Я видела тех, кого держали под Империусом долгие месяцы и как они умоляли не убивать их, стоило заклятью пасть. Вы не имеете права лишать людей жизни только потому, что они заклеймены, — она вытянула левую руку и продемонстрировала оставленное Беллатриссой Лестрейндж слово грязнокровка. — Мы не можем клеймить этих людей, как они делали это с нами.       — Мы как раз никого не клеймим! И раз уж вы показали своё клеймо, то я напомню, что у вас поболее причин ненавидеть этих людей. Поправьте, если я ошибаюсь, но не из-за вашего ли заклинания Беллатрисса Лестрейндж сорвалась с Астрономической башни Хогвартса?       — То была война, сейчас их предводитель мёртв. Они ничего из себя не представляют…       — Мисс Грейнджер.       Твёрдый голос председателя собрания заставил спорщиков замолчать. Председатель Майлз снял очки и пристально посмотрел на Гермиону, отчего ей стало не по себе.       — Мы поняли вашу позицию и примем её к сведению, когда будем принимать окончательное решение. Сейчас нам нужны предложения. У вас всё по этому вопросу?       — Всё.       И не оборачиваясь, Гермиона поспешила к выходу, понимая, что ничего уже не сделает — ей оставалось надеяться на благоразумие чиновников.

***

      — Я польщён! Хотя нет — не так. Я готов преклонить колени перед тобой! Меня же почтила визитом сама героиня войны…       Драко Малфой слегка склонил голову набок, с любопытством разглядывая сидящую напротив него Гермиону.       — Так что же не преклоняешь?       — Не хочу, чтобы этот верзила, — он кивнул на дверь, за которой скрылся охранник, габариты которого действительно внушали трепет, — рассказал Пророку об очередном падении Малфоев, — скривившись, закончил Драко.       Когда Гермиона видела его в последний раз, он был с ног до головы покрыт пылью с написанным на лице страхом — за свою жизнь, не иначе. И нельзя сказать, что сидящий перед Гермионой наследник чистокровного дома выглядел хорошо. Казалось, Драко стал ещё бледнее — ещё немного и он бы стал просвечивать как призраки; похудел так, что тюремная роба мешком висела на костлявых плечах, которые, несмотря на бесконечные испытания, не поникли. Наоборот, Драко сидел прямо, словно перед ним был Министр магии, а не девчонка, которую он столько лет презирал.       — Долго будем в гляделки играть? —от скуки он стал выстукивать ногами одному ему известный ритм. — Зачем ты пришла?       Гордый. Он приподнял подбородок, будто бы мог от этого стать ещё выше — не привык Драко Малфой смотреть на людей снизу-вверх. Может ещё и поэтому он никогда бы не преклонился перед кем-либо, кого не считает достойным или не боится до смерти.       «Интересно», — невольно подумала Гермиона, — «какой он видит меня?»       — Я пришла, — начала она, опираясь локтями о стол и чуть наклоняясь к Драко, — чтобы узнать, почему ты отказался сотрудничать с Министерством.       Вдруг Драко рассмеялся да так громко, что Гермионе на миг почудилось, что это всё ей просто снится. Слишком непривычно было слышать его смех.       — Мерлин Всемогущий! Это однозначно достойно попадания в исторические хроники. Меня не просто посетила героиня войны — она ещё и о моей шкуре печётся!       — Рада твоему восторгу, — сухо откликнулась Гермиона. — Но понимать его отказываюсь. Драко, — возможно, её тон теперь походил на материнский, но Гермиона не собиралась так просто отступать, — тебя ждёт казнь. Неужели тебе не дорога твоя жизнь?       — Какая к чёрту жизнь, Грейнджер? — на удивление Драко говорил совершенно спокойно — даже устало, будто превратился в умудрённого жизнью старика. — Жизнь — это когда у тебя есть цели и мечты, когда ты не просто ходишь в подчинении у министерских крыс и делаешь, что каждая из них прикажет, а именно такая судьба мне уготована. Даже мне это известно. Ради чего — или кого, — тут Драко сморщился, — мне жить? Семья важнее всего, говорил мой отец, и семьи у меня больше нет. Отец уже рассудок потерял и убьют его у меня на глазах. Мать уже мертва, и я не знаю, винить в этом Поттера, которого она прикрыла, или себя, потому что делала она это ради меня.       — Но…       — А какая девушка согласится на брак с изгоем магического мира, скажи мне, Грейнджер? И вот такой будет моя жизнь — пустой, без семьи. Без единственной вещи, ради которой я готов жить.       — Ты даже бороться не хочешь. Это же самоубийство!       — Самоубийством это было бы, — наставительно возразил он, — если бы я сейчас украл у тебя палочку, чтобы изрезать себя Сектумсемпрой. А уж сколько раз я мог просто подойти к решётке, когда рядом проплывала эта тварь из ада… Самоубийство предполагает выбор между жизнью и смертью, — и его голос понизился до змеиного шипения, — а мне такого выбора не дали.       — Но ведь к тебе приходили для допроса и не раз! Я видела отчёты.       — Приходили, — кивнул Драко. — И первые два раза пытались по-честному разговорить меня. Обещали смягчить приговор, вернуть часть конфискованного имущества… — он замолчал, отвёл взгляд, чтобы посмотреть на свинцовые тучи за решётчатым окном. Гермионе захотелось прогнать эти чёртовы тучи и впустить немного тепла и света в отравляющее душу помещение. — Смешно, наверное, но я ни на один их вопрос не ответил. Я никогда не знал всех имён Пожирателей – особенно тех, кто из-за границы пожаловал. Глупые фанатики. Местонахождение убежищ неизвестно, какие-то особые задания Лорда на случай его смерти тоже, — он криво усмехнулся, и от этой ухмылки Гермиону охватило отчаяние. — Я оказался самым бесполезным Пожирателем после Хвоста. Представляешь, организацию проникновения в Хогвартс оценили выше предательства родителей Поттера и воскрешения Лорда. Этот сморчок только и делал, что ныл о своей преданности, а после забивался в нору и ныл там.       Драко перевёл дух и заговорил уже спокойнее. И снова неотрывно смотрел на Гермиону.       — Никому не нужен бесполезный балласт. Они даже заставили выпить сыворотку правды, но какая правда может быть о том, чего я и не знал?       — Но так нельзя! — не сдержалась от вскрика Гермиона, сжимая руки в кулаки так, что ногти до боли впились в кожу. — Ты не выдал нас в Малфой-мэноре, и мы можем…       — Эта карта уже сыграна, Грейнджер…       Тут Гермиона поняла наконец, что всё правда бесполезно. Если и этот аргумент не подействовал на мстительных чиновников — ничто не подействует.       — Они были у меня три раза, и я использовал все козыри. А у них есть неоспоримая причина для ареста — меня видели на пяти операциях по зачистке магглорождённых. Подтвердить неиспользование непростительных, естественно, никто уже не может.       — А мне кажется, ты просто сдался…       — Твоё право. Да и кто знает, может на той стороне меня ждут приключения, о которых я когда-то мечтал. Хотя я надеюсь на нечто другое.       — И что ты увидишь там?       Уголки его губ задрожали — Драко еле сдерживал улыбку, возможно, вполне искреннюю, а не ту ироничную ухмылку, и глаза его наконец засветились жизнью.       — Вечный кошмар.       Гермиона удивлённо моргнула и, прежде чем подумала о том, что в общем-то ответ должен быть ей безразличен, выпалила:       — А как он будет выглядеть?       Выпалила и получила в ответ лишь упрямое молчание, и большего от Драко она так и не смогла добиться. Он перестал отвечать на вопросы — просто сидел и смотрел на Гермиону, отчего она чувствовала себя не в своей тарелке. Ей казалось, что Драко изучает — а может запоминает? — её.       Вернулся охранник, и, пока освобождал Драко из оков стула, Гермиона всё надеялась, что он в этот самый последний момент согласится на её помощь — решит бороться до победного конца. Однако этого не случилось, и ей оставалось только попрощаться с ним:       — Прощай, Драко       И когда он переступал порог комнаты, в которой осталась лишь она, то прошептал так тихо, что охранник принял этот звук за вздох:       — Спасибо, Гермиона.

***

      Вполне вероятно, пройдут дни, месяцы, годы, но Гермиона не сможет забыть то мрачное промозглое утро, как не сможет забыть другие военные дни, во время которых она видела смерти и страдания людей. Кап-кап-кап — раздражающе стучали капли по её щекам и как молот ударяли по макушке. Толпа гудела от возбуждения и предвкушения долгожданной расправы, кто-то задел её плечо, подталкивая ближе к помосту, а ей хотелось аппарировать прямо из толпы, чтобы не видеть этого. Накануне она долго убеждала себя, что не стоит идти, однако нечто тянуло её. Что-то нашёптывало — она должна быть там.       Наверное, ради Малфоя, хоть она ничего не значила для него. То с какой болью он говорил о том, чего не будет в возможной жизни, то, как он смотрел на неё, гипнотизируя своими пасмурными глазами — возможно, чтобы в последний раз увидеть его, Гермиона пробивалась сквозь толпу поближе к помосту, потому что заливающий лицо дождь не собирался давать ей увидеть Драко.       Конечно, он был там. И он был… спокоен? Гермиона жадно разглядывала лицо Драко, не видя на нём тех эмоции, которые испытывали другие Пожиратели — которые должны были испытывать. Не было там ни гнева, ни печали, ни страха. Только… скука? Сложно было точно определить, особенно, когда дождь, барабанивший всё сильней и сильней, упрямо застилал взор своей стеной, а волны людей то загораживали обзор, то снова открывали, но тут же Гермиона вновь получала тычок в спину.       Она так и не смогла расслышать приговор хотя бы одного Пожирателя, не обратила внимания на упавшие тела Амикуса Кэрроу и Люциуса Малфоя — всё её внимание было сосредоточено на Драко, которого в конце концов, подталкивая в спину, заставили выйти вперёд. Его час пришёл.       Гермиона встала на носочки и наконец смогла до малейших чёрточек рассмотреть лицо Драко Малфоя. И да, она не ошибалась, когда утром думала, что никогда не забудет этот день, но в отличие от прочих он не отпечатается в мозгу кровавыми чернилами и в нём не будет криков боли. Этот день Гермионе запомнится солёными каплями дождя и улыбкой Драко Малфоя.

***

      Драко знал, что увидит Грейнджер в толпе, хоть происходящее было ей противно. На её лице слишком много боли, кусает губы чуть ли не до крови, а по щекам текут то ли слёзы, то ли капли дождя. Она ненавидит высокомерных Пожирателей, которые даже на эшафоте не опускают головы и с презрением взирают на толпу, жаждущую крови, но не хочет такой смерти для них. Драко уверен, она с большей бы радостью пустила в них заклинание в пылу битвы, но так… «Отвратительно», — читает он на неё лице.       Первое тело падает с глухим стуком, а Драко даже не смотрит в его сторону. Какая разница, кого отправили в Ад — Долохова или Руквуда. Да даже если первым выбрали хромающего и смотрящего пустым взглядом отца, разницы нет — их всех ждёт одно.       Самое время для сожалений, и Драко чуть не смеётся от своих мыслей. Как человек, который сражался не на той стороне, как тот, кому вынесли безжалостный приговор, по идее он должен старательно проклинать врагов, желая им мучительной смерти, но не собирался этого делать. В конце концов, что это даст? Об упущенных возможностях он вдоволь насокрушался в камере — сейчас он будет наслаждаться последними секундами в мире живых.       И как он раньше не замечал, что стоять под дождём без зонта так приятно — сама природа смывает с тебя грязь, прохладными каплями стекая по телу, вытесняет из него жар… А как приятна на вкус! Блаженство.       Жаль, что он слишком много не замечал, но — и в этом Драко был уже уверен — одно из сожалений будет на той стороне. Палач поднял палочку, наводя её на грудь Драко. Он даже поразился тому, что рука палача не дрожала, хотя Драко был далеко не первым и не последним за это мрачное утро. Интересно, сколько тут на самом деле палачей? Скольким людям дали право безнаказанно применить непростительное заклинание?       Вот оно — дыханье смерти коснулось шеи Драко в мягком поцелуе. Он сделал вдох и ещё раз посмотрел в толпу. Нашёл взглядом Гермиону Грейнджер и теперь даже порадовался тому, что она пришла — так ему будет проще вспомнить. Дождь застучал по помосту ещё сильнее, заменяя барабанщиков. Пожалуй, под такой звук приятно уходить — не слышно осуждающих криков как не слышно и приговора, который снова и снова зачитывает министерский работник, как будто у приговорённых сильно отличаются список преступлений. Наказание-то одно.       Палочка нашла свою новую жертву, а Драко не мог больше сдерживать победной улыбки, слыша окончание диалога с Грейнджер в комнате для свиданий.       — И что ты увидишь там?       — Вечный кошмар.       — А как он будет выглядеть?       И за миг до того, как зелёный луч врезался в его тело, Драко одними губами прошептал ответ, которого не дождалась в камере Гермиона.       — У него твои глаза.