Драмиона. Сборник колдографий

      Он должен был догадаться, что без происшествий не обойдётся. В принципе, это понятно каждому, кто знает, какие отношения связываю слизеринцев и гриффиндорцев в любом поколении, вот и Драко стоило бы понять, что собирать и тех, и других в одном помещении чревато. Хотя поначалу всё шло более чем гладко. Гости спокойно здоровались друг с дружкой, были вежливы, а если кто и отпускал колкости, то моментально надевал маску раскаяния, а жертва снисходительно улыбался. Но собрать всех вместе — одно дело, усадить за стол — проще простого, а вот сделать так, чтобы потом никто не заскучал — вот истинная проблема. Нить разговора постоянно обрывалась. Мало кому хотелось в праздничный день обсуждать работу. Беседу между парней поддерживал интерес к вечному квиддичу, среди девушек — сплетни, которые, впрочем, не всем нравились.       Драко начинало казаться, что он жестоко ошибся. Да, во время войны, когда он и его друзья приняли сторону Ордена и всячески старались проявить себя с лучшей стороны, им в какой-то момент поверили и приняли в свои ряды. Близнецы Уизли даже перестали пытаться подложить в их комнаты своих змеек, которых они тестировали. И что уж говорить, о Поттере и Уизли, с которыми он мог находиться в одном помещении больше двух часов и не поцапаться при этом. Успех!       Однако на этом всё закончилось. Закончилась война — ушла общая цель, и они вернулись к нормальной жизнь — если её можно было назвать таковой, а мнимая дружба помахала ручкой и разделилась. Половинка — к гриффиндорцам, половинка — к слизеринцам, и только неожиданно для всех вспыхнувшее чувство между Драко и Гермионой удерживало эти половинки на так и норовивших порваться ниточках.       Тогда в доме на площади Гриммо, где не только проводились собрания, но и жили многие орденовцы, в тёмное время появился на свет тоненький и робкий росток, который упрямо — назло не верящим в подобное — запускал свои корни глубоко в сердца, а как только в беспросветную бездну прорвался лучик света вместе со звеневшей мёртвой тишиной победой, его бутон раскрылся. А дальше всё стало только сложнее: они должны были доказать, может ли любовь, взращённая во время войны, прижиться в мире и тиши.       Казалось, что не может. Все друзья были уверены — ещё немного, и они сломаются. Скажут наконец то, что порвёт ту нить и выдернет цветок, оставляя обрывки корней на сердце, которые будут жалить всю жизнь, но ничего не происходило.       Корни намертво прижились. Кажется. А бутон не завял, но и новые не спешили появляться.       — Предлагаю игру! — закричала Панси, привлекая к себе всеобщее внимание.       Драко нахмурился, когда заметил, как переглянулись меж собой Панси с Блейзом, но не успел возразить — гриффиндорцам тоже наскучила эта тягучая беседа.       — Правда или желание! — закончила Панси.       Рон не удержался и фыркнул.       — Я-то думал, это что-то поинтереснее, — протянул он и снова запрокинул голову, прикрыв глаза. — Знаем мы вас — ни на что не будете отвечать правдиво…       — А если я скажу, что у нас есть вот это?       Блейз, усмехающийся в предвкушении интересной игры, достал из кармана маленький флакончик из прозрачного стекла, в котором по виду была обычная вода.       Только закончившая убираться на кухне и присоединившаяся к остальным Гермиона ахнула, как только ступила на порог гостиной и гневно воззрилась на Панси.       — Даже не думайте! — она стремительно пересекла гостиную и почти смогла выхватить пузырёк, но Блейзу достаточно было поднять руку, чтобы тот оказался вне зоны досягаемости Гермионы. — Прекрати, Блейз. Это нарушение кучи законов.       — Трёх, если быть точными. И ни один из них не отправит нас в Азкабан, если пай-девочка с Гриффиндора не побежит к профессорам, чтобы нажаловаться.       — Расслабься, Гермиона, — примирительно подняла руки Панси. — Одна капля этой штуки никому не навредит и добавит перчинки в нашу игру.       — Действительно, Гермиона, — все повернулись к Рону, у которого неожиданно глаза зажглись азартом, — мы же не в школе…       Панси вопросительно посмотрела на Драко, потому что он как хозяин дома мог тут же прервать эту затею, но тот только рассмеялся и махнул рукой, давая добро. Он решил, что эта давняя слизеринская забава — добавление «сыворотки правды» в напитки присутствующих — вполне подойдёт для завершения вечера. Ведь не для ссор они собрались, а чтобы попытаться ещё раз скрепить странную дружбу.       Они с Гермионой узурпировали весь диван, тогда как остальные расположились в креслах, а Гарри, например, устроился на полу, откинув голову на колени Джинни, и со всё нарастающим весельем наблюдали за друзьями, которым неожиданно игра пришлась по душе. Да, «правду» выбирали редко — особенно Рон, ожидавший подвоха, но сам, скорее всего подготовивший каверзный вопрос, — но выбирали, а вопросы не выходили за рамки, порой задавались в подтрунивающей форме, а уж на «желаниях» они отрывались, накладывая друг на друга обязательства, срок действия которых мог затянуться на несколько дней. В общем, всё шло даже слишком гладко, что Драко расслабился и потеснее прижался к Гермионе, которая тоже больше не беспокоилась об использовании «сыворотки правды», а если и беспокоилась, то виду не подавала.       Может, Драко даже заснул бы прямо там, разморенный сытным ужином и окружившим его теплом, если бы голос подруги не вырвал из дремоты.       — Правда, — откликнулся он, не задумываясь. Это же Панси в конце концов.       Только впервые подруга нанесла удар под дых.       — Ты любишь её?       Все резко замолчали и насторожились. Ни для кого не было секретом, что довольно напряжённые отношения Драко и Гермионы до сих пор подвергались непростым испытаниям, и даже сегодня согласились прийти только потому, что знали — это нужно обоим, чтобы почувствовать — ничего странного, как говорят незнающие люди, — в их отношениях нет.       И, конечно, Гермиона. Она не стала поворачиваться, чтобы посмотреть в лицо Драко, но он чувствовал напряжение, сковавшее её тело, а потому сам постарался расслабиться.       — Дааа, Панси, не ожидал от тебя, — расхохотался он. — Конечно, я люблю Гермиону. Что за вопрос?       Он не поцеловал Гермиону, хотя хотел сделать это для большего эффекта, но ему хватило того, что её плечи под его ладонью расслабились, а когда очерёдность перешла к другим, она тихонько шепнула: «Я тоже люблю тебя», — и сердце Драко затрепетало от непривычного чувства, охватившего его. Счастье? Окрылённость? Он не мог дать определение этому, но знал, что сегодняшнее признание откроет новую главу в их жизни.       Наверное.       Он невольно посмотрел на подругу, которая в тот момент со смехом ждала, когда пунцовый Рон ответит на её вопрос, и ведь соврать не получится. Занятно, но Пэнси эта игра так нравится, несмотря на то, что ей также приходится честно отвечать на все вопросы. Магия?       Неприятное воспоминание укололо, и Драко скривился. «Если ты любишь её», — непривычно серьёзно сказала Панси неделей ранее, когда он сказал, что до сих пор не видит, куда их с Гермионой ведут эти отношения, — «то остальное приложится. У нас же с Блейзом получилось… Вам просто надо поговорить».       Ты, Панси чертовски права и твоим советам хочется следовать, потому что очень немногим людям она их даёт. Однако почему же надо было вот так всё контролировать?       «А ещё будет легче, если перед этим ты в этом признаешься самому себе», — сказала она ему, а потом пообещала прийти на день рождения.       О да, Панси, было бы гораздо легче, если бы это признание он сделал по собственному желанию, а не под чужой указкой. Было бы легче, если бы на него не смотрели десятки глаз и Гермиона не дрожала в его объятиях.       Было бы горазд легче, если бы те же самые слова, с точно такой же непринуждённостью он произнёс под действием сыворотки правды.       Потому что ранее в напитки была добавлена самая обычная вода.       И впервые за долгие месяцы мирной жизни на стебле появился второй бутон, потому что ему не нужно ни солнце дня, ни слова, сказанные под указкой зелий, — ему нужны искренние чувства, и поэтому отныне он продолжит цвести.