Я буду рядом

На протяжении сорока минут четыре санитара и медсестры пытались успокоить Григория и Артема. С Николаевым и Крутым было проще: им обработали раны, вкололи лекарства, и они почти заснули. — Не трогайте меня, идиоты! — орал Артем. — Я не инвалид, я трехкратный чемпион! Не буду я лежать в вашей вонючей больнице! — Опустите меня! — орал Лепс. — Она умирает, я знаю, я чувствую! Я должен ей все сказать! Я должен с ней проститься! Наконец, одной из медсестер удалось вколоть успокоительное Артему, и он почти успокоился. Но Лепс не собирался сдаваться. Казалось, он стал еще более буйным, чем в коридоре. — Григорий Викторович, если вы будете дергаться, мы не сможем наложить вам швы! — Не надо накладывать мне швы! Я вам что, шмотка какая-то?! — Я ему сейчас вмажу, — один из санитаров уже был на взводе. — Да куда ему? — послышался голос Артема. — Я ему уже навалял по полной программе. Жаль, зубы не выбил уроду. — Сам ты урод! — кричал Лепс. — Я должен идти к Ире! Если она умирает… вдруг я смогу спасти ее?! — О да, твоя гнусная рожа — это то, что мечтает увидеть каждый на смертном одре, — снова сказал Артем. — Да она как только тебя увидит, еще быстрее помрет. — Да что ты знаешь, кретин? — закричал в ответ Лепс. — Ну, а кто сделал ее еще раз бабушкой? И переспал с любимой дочерью и, между прочим, моей любимой женой? — Ты заткнёшься или тебе добавить? — Лепс готов был вырваться от санитаров. — Ты теперь для нее персона нон грата, — продолжал Артем. — Это не тебе решать, щенок! Ты бы за собой следил, а то твоя жена спать к другим ходит! — Урод! — оскалился Артем, но из-за внушительной дозы успокоительного он не мог сделать что-то большее. — Ты громче ори, а то еще Первый канал не в курсе, что Лепс пошел по рукам. Малахов будет рад. — Вот скотина, а! Какого хрена… — но Лепс не успел доорать, потому что в конце концов один из санитаров не выдержал и ударил его в челюсть. Лепс вырубился и упал на кровать. — Елки, ты что делаешь? — спросил второй санитар. — Зато теперь можно работать, — пожал плечами первый. — Он меня достал. Удовлетворенный увиденным Артем улыбнулся и, отвернувшись к стене, заснул. Когда у Ирина остановилось сердце, Лала почувствовала это. Ее вдруг накрыла такая тоска, что захотелось что-нибудь с собой сотворить. Но Лала была сильной женщиной, поэтому решила узнать всю правду и отправилась в больницу. Она так сильно нервничала, что на дороге была похожа на Шумахера, маневрирующего в потоке машин. «И как на зло, опять эти пробки!» — подумала она. Лала чувствовала, что мама умирает. В голове мелькнула мысль о том, что она ни за что не простит себе того, что случилось по ее вине. И ни за что не сможет простить себе, если не успеет попрощаться с Ириной. От этой мысли Лале стало дурно, руки затряслись и она что есть силы дернула руль, свернув на тротуар. Но внимание подвело ее, и машина врезалась в столб… Последнее, что запомнила Лала — какой-то грохот и поваливший из-под капота дым. Ощутив, как кровь стекает по виску, Лала потеряла сознание… Тем временем в больницу вбежало несколько журналистов. Охранники и санитары стали стеной, чтобы сдерживать их, но это слабо получалось. Журналисты махали перед ними своими микрофонами и кричали наперебой. — Скажите, а правда ли, что Лепс ворвался сюда с оружием и расстрелял медперсонал больницы? — Похороны Аллегровой назначены на послезавтра? — Правда ли, что Крутой подрался с известным спортсменом Артемом Артемьевым? — Скажите, как долго будет в коме Николаев? Вопросы сыпались, как горох, а санитары в недоумении переглядывались, пытаясь понять, когда журналисты успели придумать столько чуши. Потом они вспомнили, что большинства собравшихся были не кем иным, как представителями желтой прессы, и все стало на свои места. Один из санитаров увидел прорывающуюся сквозь толпу красивую женщину. Узнав в ней жена Лепса, он нырнул в толпу и, огородив ее от журналистов, провел за «линию». — Это ужас какой-то, — сказала Анна, отряхиваясь. — Как на похоронах Сталина. — И как они все так быстро узнают? Надо попытаться вытурить их на улицу, — сказала одна из медсестер санитару, и он вернулся на линию фронта. — Где мой муж? И как он? — спросила Анна у медсестры. — Нам еле удалось его успокоить. Сейчас он, должно быть, спит. Мы даже начали сомневаться, не нужна ли ему психиатрическая помощь. — Да, Гриша бывает эксцентричным, — Аня качнула головой. Медсестра объяснила ей, как пройти в бокс номер 6, и Анна отправилась по коридору. Войдя в палату, она услышала храп. Все пациенты, наверное, видели уже по сотому сну. Найдя глазами мужа, Аня подошла к нему и посмотрела. Он был так сильно избит, что ей стало не по себе. Но она понимала, что если бы Григорий вел себя иначе и жил иначе, то мог бы избежать таких проблем. Вдруг Лепс перевернулся на спину. «Ира… Ира…» — пробормотал он во сне. Аня почувствовала, как злость охватывает ее. Он снова бормочет во сне имя этой женщины! Он хоть когда-нибудь думал о том, что чувствует она, его жена? «Какой же ты дурак, Гриша!» — у Ани покатились слезы. Тем временем в коридоре Саша, все еще сидящий на пол, гипнотизировал коридор в надежде, что доктор Бокерия вернется и расскажет, как Ира. Но доктора не было, и Саша терял надежду. Он очнулся, когда чья-то рука легла ему на плечо. Подняв глаза, Саша увидел Лалу: — Мама! — Как она? — спросила Лала. — Не знаю… — Саша поднялся с пола. — Врача нет так долго… — Что же делать… — Лала тоже нервно посмотрела в коридор. — А с тобой что случилось? — Саша посмотрел на ее разбитую голову и засохшую кровь. — Ерунда, небольшая авария, — ответила Лала. — Как это ерунда? У тебя кровь! А ребенок? Что с ним? — Ребенок? — Лала удивленно посмотрела на Сашу. — С ним все нормально, у меня ничего не болит, правда. — Пусть тебя осмотрит врач! — Это лишнее. Пока они спорили, в коридоре появилась одна из медсестер. Саша увидел ее обеспокоенное лицо и потухший взгляд и кинулся к ней: — Скажите, что с ней? Как она? — Вы… родственники? — спросила медсестра. — Да, да, родственники, — протараторил Александр. — Как она? Медсестра на пару секунд замолчала. Было видно, что ей трудно говорить то, что она собиралась сказать. Наконец, она собралась с духом: — Мне очень жаль. Мы сделали все, что могли. Примите мои соболезнования.