Я буду рядом

— Что значит «примите соболезнования»? — Лала побледнела. — Вы хотите сказать… этого не может быть! Нет, так не бывает! Это неправда! — она прислонилась к стене. — Я не верю… я отказываюсь верить! — проговорил Саша. Медсестра, видя состояние Лалы, поймала ее и уложила на каталку. Ей тут же что-то вкололи и повезли в палату. — Осторожней с лекарствами, она в положении! — крикнул Александр. Он попытался осознать произошедшее, но мысли путались в голове. Собравшись с духом, чтобы не зарыдать и быть сильным мужчиной, он отправился в сторону палаты Ирины, чтобы последний раз посмотреть на свою любимую бабушку, покинувшую их так рано. В коридое показался Бокерия: — Александр, доложили, что с вашей мамой. И я вам обещаю, что все будет хорошо. — Лео Антонович, хватит обещаний! — в сердцах сказал Саша. — Вы и про Иру говорили то же, а теперь… теперь ее нет… — В смысле нет? — Лео Антонович во все глаза посмотрел на Александра. — Ваша медсестра сказала, что Ира… умерла, — Александру было трудно произнести эту фразу. — И, в отличии от вас, она даже выразила соболезнования. — Какие хорошие у нас медсестры, — улыбнулся Бокерия. — Так, молодой человек, пойдемте в мой кабинет, я вам все объясню. Александр нехотя пошел за ним. Войдя в кабинет, Бокерия налил ему стакан воды и предложил сесть. — Я буду откровенен. Ирина находится в коме, состояние крайне тяжелое. Мы сделали все, чтобы не допустить этого, но, видимо, ее организм оказался достаточно слабым, чтобы противостоять. Я хочу надеяться, что она выйдет из комы и выйдет без последствий, но, к сожалению, гарантий в такой ситуации дать не могу. Я врач, а не оракул. — То есть… — Саша, распахнув глаза, посмотрел на Бокерию. — Ира жива? — Конечно, жива! — ответил доктор. — А с этой медсестрой я поговорю. — Нет-нет, не надо, — Александр закачал головой. — Это наша вина, мы не так ее поняли… Боже мой… неужели Ира жива… — Да, но вы должны понимать, что исход может быть печальным. — Лео Антонович, она жива — это главное. А остальное… все будет хорошо! Мы рядом, мы справимся, мы же Аллегровы! Я так ее люблю, я ни за что ее не отпущу! — у Саши скатилась слеза. Бокерия улыбнулся и, подойдя к мальчику, погладил по голове. Тот почему-то уткнулся в плечо и стал просить, чтобы он не бросал Иру и не дал ей уйти. — Я сделаю все, что от меня зависит, я обещаю. А ты отдохни, поспи. Я сейчас попрошу медсестер выделить тебе отдельный бокс. — Я должен идти к Ире! — Саша, сейчас к ней нельзя. А тебе нужно отдохнуть. Завтра мы все решим. В конце концов, Александр понял, что Лео Антонович прав и с ним лучше не спорить. Глубокой ночью Лепсу приснился кошмар: он в палате психиатрической клиники, к нему заходят санитары и во весь голос смеются над ним, включая на переносном магнитофоне песню «Я тебе не верю». Потом — туман, белый коридор, и среди всего этого стоит Ирина в белых легких одеждах. Ткань струится по ее телу, она похожа на уходящего ангела. «Она умирает…» — ударила в подсознании мысль, и Лепс тут же вскочил. Он не сразу понял, где находится. Затем провел рукой по лбу — холодный пот. Григорий попытался понять, как он себя чувствует, в состоянии ли встать. Оказалось, что чувствовал он себя вполне нормально, а с помощью лекарств умудрился бы даже прекрасно выспаться, если бы не кошмар. «Так… — тихо проговорил он, чтобы не разбудить сладко спящих обитателей палаты. — Надо найти Иру. Сколько можно быть в неведении… Тем более, если все плохо, то…» Он предпочел сейчас не думать, а действовать. Надев халат и тапочки, Лепс прокрался к двери и вышел из палаты. В коридоре был полумрак. Ни одной человека, кроме медсестры, посапывавшей на посту. Григорий прекрасно знал, что если он спросит, где Ирина, ему не ответят, тем более, не пустят к ней. К тому же, была высока вероятность, что медсестра окажется истеричкой и тут же вызовет врача, а он снова прикажет вколоть бедному Лепсу успокоительное или снотворное. И тогда он не увидит Иру… А если она не доживет до утра?.. Григорий еще потоптался на месте, пытаясь придумать, что делать. И тут его осенило. Он собрался с мыслями и бросился к медсестре: — Девушка, девушка! — Что случилось? — дремавшая медсестра подпрыгнула на стуле. — Почему вы вышли из палаты? Вам плохо? — Нет, не мне! — Лепс попытался изобразить ужас. — Там, в боксе номер 6, Артемьев бьется в конвульсиях! Я так испугался! — Что? — она вскочила и бросилась в палату. Лепс быстро пробежался глазами по бумагам. Благо, журнал, в котором были прописаны номера палат и фамилии пациентов, лежал сверху. К своему удивлению, Григорий довольно быстро нашел в списке Иру. Услышав, что медсестра возвращается, он сделал вид, что не рылся в ее бумагах. — Зачем вы меня обманули? — спросила она. — Артемьев спит. — Спит? Ну, слава богу! Значит, мне показалось. Знаете, он во сне бывает такой буйный, что кажется, будто бьется в конвульсиях. — Да? — медсестра поморщилась. — А вроде спортсмен, кажется здоровым человеком. — У всех есть свои маленькие тайны, — Лепс попытался пофлиртовать, чтобы медсестра скорее забыла об этой ситуации и не доложила врачу. — Но хорошо, что вы меня разбудили. Скоро должны привезти срочного пациента. А если Лео Антонович увидит, что я сплю… — Ну, если я спас вам жизнь, — улыбнулся Лепс, — может, и вы спасете мою? Очень покурить хочется. Вы случайно не курите? Не подарите мне сигаретку? — Вам я подарю что угодно, — смущенно проговорила медсестра и, достав из кармана пачку сигарет и зажигалку, отдала Лепсу. Потом попросила автограф. Он расписался и сделал вид, что отправился в сторону лестницы, а сам завернул в коридор, ведущий к реанимации. Вскоре палата Ирины была найдена. Сначала Григорий взглянул на нее через стекло. Его любимая женщина лежала на молочного цвета простынях, и цвет ее кожи буквально сливался с ними. Лицо выглядело таким безжизненным, что Лепсу сделалось не по себе. Он понял, что она вряд ли может пойти на поправку, болезнь слишком сильно ударила по ней. А все эти трубки, прицепленные к ней, только усиливали его уверенность. Убедившись, что поблизости никого нет, Лепс вошел в палату и тихо подошел к кровати. Быстро прочитал записи, висевшие на спинке кровати, и пришел в ужас. Теперь понятно, почему она так выглядит. Кома. Григорий не выдержал и, опустившись у кровати на колени, взял Ирину за руку. Уткнувшись лицом в ее руку, он просидел так достаточно долгое время, будто отключившись. Он пытался осознать то, что происходит, но у него не получалось. «Дорогая… что мне делать? — он посмотрел на нее, зная, что она не ответит и вряд ли услышит его. — Если ты уйдешь… Ты же понимаешь, что я тоже тогда… того-этого?! Представляешь же всю эту цепочку: ты умираешь — у меня снова открывается язва — я умираю… Я не думаю, что смогу жить без тебя, это непредставимо. Так что я просто приказываю тебе выкарабкаться. Ты не можешь меня оставить. Просто не можешь… Господи… Ира, я так люблю тебя! Ты не представляешь, как я люблю тебя! Я бываю таким идиотом, я не всегда веду себя с тобой так, как ты заслуживаешь, но ты же знаешь… это все мой характер… Я пытаюсь поменяться ради тебя, но в моем возрасте это уже так сложно делать… Ирочка, почему все так? Я знаю, я виноват в том, что ты сейчас на этой кровати. Клянусь, я бы все отдал, чтобы оказаться на ней вместо тебя. Я понимаю, что это все из-за новости о ребенке… Я сказал Лале, что обязательно его признаю, что наш с ней ребенок не будет нуждаться в отце. Но если бы ты знала, как мне плохо, Ира… Я не изменял тебе, слышишь? Тогда случилось что-то непонятное, какое-то помутнение. Я до сих пор думаю, думаю и не могу разобраться. Лала встретила меня в аэропорту, забрала меня на машине. Мы приехали к отелю, и она сказала мне, что ты приедешь туда. Что это ты назначила мне тайное свидание и попросила ее помочь нам с тобой встретиться. И я поверил. Потом мы выпили… И, я клянусь тебе, я все время думал, что я с тобой… Это как какая-то галлюцинация… Я не сразу понял, что произошло. Сначала меня насторожило твое поведение — ты вела себя так, будто ночи в отеле просто не было. А потом, на речном трамвайчике… Помнишь те смс? Вот тогда я и понял все… будто вспомнил… Ира, я не знаю, что это было за помутнение. Но я клянусь, что добровольно я бы не изменил тебе никогда… Ира…» — Лепс несколько раз поцеловал ее руку. Тут что-то тяжелое опустилось Лепсу на плечо, и он повернул голову. Перед ним стоял Бокерия: — Что вы здесь делаете? — Я… я должен был увидеть ее… — Выйдите отсюда. Сюда нельзя. — Но… — Выйдите! — скомандовал Бокерия. — Я не уйду! — запротестовал Лепс. — Тогда я вызову санитаров, — Бокерия хотел уже пойти их искать, но Лепс отсановил его: — Ладно, хорошо, я уйду. Только не надо санитаров. — И вернитесь в свой бокс. Нечего тут шастать, — сказал Бокерия. — Иначе я попрошу вколоть вам такую дозу снотворного, что вы проспите еще неделю. — Не надо снотворного, доктор, — Лепс развел руками и посмотрел на Иру. — Я еще вернусь, Ира. Я обещаю. Бокерия проверил жизненные показатели и, выйдя из палаты в коридор, где Лепс уже смотрел на нее через стекло, напомнил ему про снотворное. Лепс покачал головой и послушно направился прочь. Дождавшись, пока Лепс уйдет, Бокерия направился обратно в свой кабинет. И в этот момент, в палате реанимации, Ирина открыла глаза. Григорий снова прошел мимо поста медсестры (на этот раз она отлучилась) и направился в свой бокс номер 6. Зайдя внутрь, он заметил, что Артема нет на месте. «Тем лучше. Не увижу его рожу, засыпая», — подумал Григорий. Но заснуть ему было не суждено. ак бы он ни старался, сон никак не приходил. Тогда Лепс вспомнил про сигареты. Снова облачившись в халат и тапочки, Лепс вышел из палаты и направился к лестнице, сжимая в кармане драгоценную пачку. «Хорошие медработники всегда поделятся с больными своим никотином», — подумал он. Открыв дверь, Лепс прошмыгнул на лестницу. Света там было мало, но хватало для того, чтобы различить, что происходит. Григорий только собирался закурить, как услышал голоса на другом пролете. Они показались ему знакомыми. — Я никогда не прощу себе, что по нашей вине она в таком состоянии… Если она умрет… — сказал женский голос, на что мужской ответил: — Ну что ты заладила «наша вина», «наша вина»? Самой не осточертело? Мы не виноваты, что она такая хилая. — Не говори так! Она моя мать! «Лала! — подумал Лепс. — А с ней, видимо, мой обожаемый идиот Артем!» — Да вы уже достали меня своими проблемами! — Артем повысил голос. — Я из-за вас на бабки попал! Мне теперь самому, что ли, их выплачивать?! Ты вообще в курсе, что последнюю транзакцию отменили?! — Тебе не кажется, что сейчас ты думаешь не о том? — Да как не о том, Лала? О том и надо думать: какого хрена нет денег на счетах? — Лепс все понял и отменил перевод, — тихо проговорила она. Григорий, услышав упоминание о себе, вжался в стену, чтобы его не заметили. — Вот скажи мне, дорогая, от тебя хоть в чем-то есть толк? — съехидничал Артем. — Я просил тебя об элементарном: отвлечь этого урода. Ты даже этого не смогла. Ты баба или кто? Я тебе лекарства для чего дал? — Тебе не надоело меня оскорблять? — огрызнулась Лала. — Подсыпала я эти чертовы лекарства в вино. — По ходу мало подсыпала, раз он смог понять, что происходит с деньгами, — с сарказмом проговорил Артем. — Я же не могу его накачать галлюциногенным порошком. У него все-таки возраст. И язва. А если бы он умер? Ты хочешь, чтобы на нас повесили убийство? Да и Гриша — бывший наркоман. Ты можешь себе представить, чем это могло бы обернуться? — Е-мое, Лала, давай мне без твоих психологических вставок. Мне на него наплевать. — Я сделала все, что было в моих силах. Он думал, что спал с Ирой. Потом понял, что нет. Но он не знает, что не спал со мной. — Ты сама-то уверена? — усмехнулся Артем. — А то знаю я тебя. — Ты совсем кретин, что ли? Ты за кого меня принимаешь? Ты всерьез думаешь, что я буду спать с любовником матери? — На что только люди не идут ради денег. — Ага, но ты не забывай, пожалуйста, что не одна в доле. Сам же только что ныл: «Я попал на бабки, я попал на бабки». — А что, не попал, что ли? — закричал Артем, но, видимо, вспомнив, где находится, понизил голос. — И корпоратив этот накрылся медным тазом. — Да, с сауной мы лоханулись, — согласилась Лала. — Я надеялся навертеть побольше бабла. Все-таки чиновники хотели видеть Аллегрову в сауне. А с учетом привата сумма набегала нехилая. Наверно, этот урод Лепс приложил к этому руку. Он же теперь как пес цепной у твоей мамаши. — Артем, ты переходишь границы, — сказала Лала. — А когда это ты заделалась святой? — засмеялся он. — Сама же недавно была не против, чтобы Иры полуголая пела и отплясывала в сауне перед кучей мужиков! Сама же была не против сделать из матери дорогую проститутку! Лала промолчала. В чем-то он был прав. Какое-то время они молчали, потом Артем спросил: — Ты мне скажи лучше — реакция на ребенка есть? — Да он согласен его признать и платить алименты. — Хоть где-то Лепс оказался полным придурком, — засмеялся Артем. — Собрался воспитывать несуществующего ребенка. — Но зачем ты его избил? Ты же знаешь правду… — Ну, во-первых, если уж ставить спектакль, то играть надо и мелкие детали. Если бы я промолчал на то, что Лепс обрюхатил мою жену, это было бы странно. А во-вторых, после ситуации с деньгами мне ужасно хотелось начистить ему физиономию. Ну, и еще… — Что? — Да так, ничего, — Артем занервничал. — В общем, слушай: ты должна попросить у него денег. Ровно ту сумму, которую нам заморозили. — И как ты себе это представляешь? — А это уже не мои проблемы. Ты не справилась с задачей, и это нужно исправлять, ЛЮБИМАЯ. Артем начал подниматься на этаж. Лепс, услышав это, быстро снял тапки и, взяв их в руки, шмыгнул этажом выше. Дождавшись, пока Артем уйдет, Лепс собрался спуститься к Лале и высказать все, что думает. Но в последний момент остановился. Нет, пока он не разберется до конца во всем этом, нельзя себя выдавать. Он услышал, как Лала зарыдала, но успокаивать ее не собирался. «Вот сволочи, — думал Лепс, — Ира умирает, а они делят эти чертовы деньги!.. Стоп… — он застыл. — Значит, я не спал с Лалой? И никакого ребенка не существует?» У него снова был порыв подойти к Лале, но он снова одернул себя. Неужели это правда? Он измучил себя вопросами, готов уже был идти к психиатру из-за того, что ничего не помнил о той ночи — вернее, помнил, что провел ее с Ирой… А оказалось, что все дело в галлюциногенном порошке! Лепс даже не знал, радоваться ему или расстраиваться: с одной стороны, он был в ужасе от той паутины лжи, которую свили эти двое в поисках легкой наживы, от того, что по их вине Ира сейчас в таком состоянии. Но с другой стороны, он понял, что он не псих, что во всем виноваты лекарства, и что он не изменял Ире. А главное — нет никакого ребенка! Но что делать со всем этим обилием информации, Лепс не знал. Лала перестала плакать и ушла, а Лепсу, наконец, удалось покурить. Он так нервничал, что засунул в рот сразу несколько сигарет и зажег их. Надо было надышаться никотином так, чтобы успокоиться и не пойти снова бить Артема и орать на Лалу. Надо было держать себя в руках.