Интересно дружите

      Джареду невероятно скучно. Джаред сфотографировал уже все, что мог, чуть ли не на голове решил постоять, попрыгать на кровати с хорошим матрасом, но… скука. Ужасная скука. Другие мужчины в его случае спускаются в бар, смотрят по сторонам, цепляют миловидную блондинку, брюнетку или рыжую, предлагают ей выпить за его счет, а потом… словом, всем известно. Лето считает подобное развитие событий бульварным романом, в жизни которому не место. А еще вдобавок…       У него есть своя светловолосая милая головушка, творящая неизвестно что на другом континенте. Кто сказал ту хрень, что отношения на расстоянии становятся лишь крепче? Или… или как там было? В общем, не особо важно. Он истосковался. Правда, ему даже не скучно, ему… Джаред осознает это на долю секунды и тут же отмахивается — еще чего, но ему правда грустно без неё. Сколько девушек у тебя было, Лето? Сколько девушек вообще вешались тебе на шею? Ты вообще хотя бы раз считал?       Он может поклясться, что подобное чувствует в первый раз. Правда. Это не шутки и не враки, уважаемая Марго Робби, какого хрена ты с ним сделала. Осталось закрыть глаза и вспомнить её по-детски скромную улыбку, которой она то и дело реагировала на хорошие новости, когда в помещении присутствовала компания людей, и все. Можно было улетать. Сколько там, как он сам сказал, до Марса? 30 секунд?       Наверное, тоже враки.       Дело было определенно не в физическом влечении, хотя оно тут свою роль тоже играло. Ему оставалось только пересматривать те самые затемненные фотографии, где бедняжка Робби не могла выбрать цвет чулок.       Он бы выбрал вообще снять их. Собственными зубами, прикусывая кожу, так, чтобы негодница поняла, что связалась абсолютно не с тем человеком. Что с ним нельзя играть в такие шутки и нельзя заигрываться — себе же хуже будет. Несколько недель назад он просто бредил этими съемками в Японии и даже перечитал тонну материала по Якудзе (спросите, зачем, он не ответит, наверное, просто было интересно), а теперь как одержимый хочет в Лондон, к ней. Или лучше в Штаты, так, чтобы никакой подлый папарацци не засек, как она садится на самолет и тихо и осторожно приезжает в тот дом на окраине, который он снимал уже вот как полгода, где их определенно никто не смог бы потревожить.       Дело было не в физической, интимной близости. Ему было достаточно просто ощущать её рядом.       «Лето, ты больной идиот».       Просто пусть она сядет на колени к нему и обнимет его за шею, утыкаясь носом куда-то в мочку уха.       «Тебе пора лечиться».       Определенно пора. Наверное, это все — влияние возраста. В конце концов, ему далеко не двадцать.       «И не шестьдесят пять. И не восемьдесят. Так что свяжи её руки за спиной и покажи, кто здесь…».       Подобные мысли до добра не доводили — Лето то останавливался от поглощения пищи (каждый день — что-то новое, он уже сбился со счета, что на этот раз ему подали), то отбрасывал сценарий и закатывал глаза. Нет, а что такого? Он здоровый мужчина, он богат и знаменит, она богата и знаменита, она спит, прижавшись к нему, будто бы её не согревает ничего, кроме его тела… такие мысли вполне могут появиться в его голове, вот только одобрит ли их сама Робби.       И дадут ли они ему заснуть, твою мать, перед выматывающим съемочным днем.       Он фотографирует не потому, что внезапно увидел камеру в телефоне или посчитал сам телефон хорошей игрушкой, а потому, что хочет оставить в памяти очень и очень многое. Нет, склерозом никто не страдает, просто с фотографиями вспоминать о прошлом было куда интереснее и приятнее. Джаред открывает галерею и касается сенсорного экрана. Фотография с Шенноном аж из 2014, перед Золотым глобусом, кто бы мог подумать. И если одну можно назвать абсолютно нормальной, то на второй братья дурачатся в дорогущих костюмах. Куча фотографий из Японии, то, что уже из последних. Их больше сотни. Что он только не фотографировал.       С каждой новой публикацией перед его лицом стояла уставшая мордашка Робби, которая, смотря на экран своего телефона, отрицательно качала головой, думая что-то вроде «мое маленькое дитятко». Когда он опубликовал часть своего лица, на которое был нанесен грим, то получил сообщение буквально через полчаса. Наверное, девушка только проснулась.       «Ты поранился или это краска?».       Её забота не доставала. Даже не так — её заботу он чувствовал как-то странно, на каком-то другом уровне, словно как-то так все и должно было быть.       После чулок, съемок шоу в Нью-Йорке и встречи с Томом, что засекли папарацци (она до сих пор ненавязчиво интересовалась, как он себя чувствует и как бы случайно говорила о том, что сейчас абсолютно одна), она отправилась в Лондон. Опять. С Аккерли они все еще разъезжались, самой Марго чуть не пришлось начинать судебный процесс против него (Том, как оказывается, был одним из участников её продюсерской компании), а он все был в Токио, не имея возможности куда-то выехать, вырваться к ней хотя бы на день.       Те злосчастные фото с её… бывшим. Странно, Джаред, да? То есть, для неё нет смысла ревновать тебя к куче бывших девушек, половина из которых была еще и неправдой, придуманной интернетом, а ты мог устраивать разборки? Причем, начал он все довольно в серьезном тоне. Не позвонил, нет. Написал, интересуясь, видела ли она, как покидает один из офисов в Нью-Йорке, и Робби сразу же уловила намек, ненадолго замолкая.       «Иди полечись, серьезно».       У них с Марго был долгий и серьезный разговор. Сначала по мессенджеру, потом по телефону, потом по видео-конференции, во время которой она осмелела и выдавала что-то типа «я же свободный человек, мы просто пересеклись, хватит, закрыли тему, он меня даже бесит в данный момент».       Ага. Бесит. Улыбалась ты ему в машине так, словно заехала бы по роже, скажи он еще какое-то слово.       Он уже ни раз обжигался и не хотел повторения похожего. До Марго он решил: совсем никаких отношений. Совсем. Они только мешают. Тупые звонки, тупые «как ты там», тупые быстрые поцелуи в щеку или губы, тупая необходимость каждый день связываться с человеком.       Но с Марго…       Блондиночка, мать же твою, прекрати занимать все его мысли!       «Я не могу выбрать», — пронесся шепот в его голове, пока голова представляла, как Робби, прижатая к стене, вздрагивает и испуганно дышит в то время, пока на ней рвутся чулки. Нахрен все это. Что хотела, то и получила. Он до сих пор держал в своей голове Тома (ты-то точно пошел в задницу, тебя еще не хватало), взгляд Марго, сценарий, сцены, что предстояло отснять, тот её приезд в Будапешт и длинный чувственный поцелуй, который она оставила на его шее. То и дело она отстранялась, чтобы в первую очередь доставить удовольствие ему, дотронуться до него, провести пальцами по его мышцам и зачарованно смотреть на то, как они напрягаются под кожей.       А еще один раз Марго опустилась перед ним на колени, открывая рот и стягивая с него темные джинсы. Ничего такого. Они просто готовились ко сну, а она внезапно захотела раздеть его так, что он потом полночи не спал под звуки её милого сопения.       Невозможная проказница. Он не шутил — её действительно надо было наказать, ведь делать такое, пока он находился черт знает за сколько километров и довольствовался воспоминаниями, фотографиями, холодным душем и собственными руками (до чего же дошел, ну твою мать), было непозволительно.       Сегодня у Джареда слишком хорошее настроение, сегодня он даже выспался без того, чтобы увидеть во сне скрытую в одеялах обнаженную светловолосую фигуру (если вы считаете, что эротические сны это чьи-то завирания, то сам Лето со скрипом на зубах это опровергнет). Какая-то часть мозга то и дело сигнализировала «достала!», пока другая, адекватная, напоминала, что это все — его вина. Не стоит так зацикливаться. Может быть, она всего лишь поиграется с тобой и кинет тебя. Может быть, ей внезапно станет все это не нужно. Может, она решит, что все твои замашки — не для неё, да и вообще, встречаться с мужчиной на двадцать лет старше слишком странно.       Она вполне может тебя кинуть. Что будешь делать тогда? Включать слезливые женские мелодрамы и обнимать Шеннона вместо плюшевого мишки, пока старший брат не позвонит кому надо? Или опять уйдешь в себя, наденешь маску Джареда, которого все до охерения достало, и будешь пугать людей, работающих на твою же группу? Остынь, мужик.       Возможно, у неё все еще есть Том. Ты ведь не там, не знаешь, какие у них отношения, правда?       Подобные размышления привели Лето к мысли, что лучше уж он первый бросит Робби — так хотя бы выглядеть будет не очень… драматично для его задолбанной натуры. Но потом опять себя одернул. Схватил телефон и перечитал последние сообщения от неё — рассказы о том, как долго ей наносят грим, фото с этими забавными кудряшками, уверения в том, что Глисон, её экранный муж, ей всего лишь хороший знакомый и «Джаред, я очень скучаю, правда, хватит выдумывать себе всякую ерунду».       Хватит провоцировать его на это.       «По тебе плачет хороший психотерапевт».       Он кидает в сеть фото обезьян, то ли просто залезших друг на друга, то ли таким образом размножающихся, он так и не понял — картинка кажется ему до смеха абсурдной, как раз в том «стиле», в котором его многие знают. Снимает шесть сцен, тратит на них порядка пяти часов, получает похвалу режиссера и просто поджимает губы. Ну да, ладно, комплименты и похвалу слушать приятно, но он не настолько самовлюбленный индюк. Всего в меру, Лето. Продолжай работать и не загордись.       Когда мобильник снова оказывается в его руках, то на экране высвечивается четырнадцать не отвеченных сообщений.       Робби желает ему доброго утра, хорошего дня, говорит, что прибьет его сама, если он поранится на съемках, отправляет фотографию, где она нацеливается бутафорским ружьем себе в висок, говоря, что скоро помрет, и потом, видимо, видит ту самую фотографию.       «Я даже боюсь спрашивать, где ты находишь такие картинки».       «Это какой-то намек?».       Самое последнее сообщение, присланное минут двадцать назад.       «Как ты могла так подумать?».       Может, и намек, вот только, будь добра, думай теперь сама. Отлично еще, если рядом нет Тома, чтобы Джаред не почувствовал, как у него медленно и уверенно из головы растут рога.       «Джаред», — он почему-то ожидает пламенную тираду или еще что-то.       «Знаешь, что после спаривания самки богомолов съедают своих партнеров?».       Ага. Тирада. Том. Твоя старческая и не нужная ей ревность. Лучше приподними брови и посмотри на то, как вслед за этим сообщением приходит видео этого самого процесса. Один богомол сжирает голову другого. Хорошего дня. Приятного аппетита. Всего хорошего, в общем.       «Вот это уже больше похоже на намек».       «Намек будет более явным, если ты продолжишь меня сторониться. У меня с ним ничего нет и быть не может. Я послала его куда подальше. Чуть не влепила по яйцам, когда он брякнул что-то про „а-а, наверное, на твою шикарную задницу уже кто-то позарился“. Меня бесит, что для фотографов приходится до сих пор ходить с ним. Меня все бесит. Меня бесит его мамаша, которая теперь звонит мне и говорит, что я чуть ли не шлюха. Собственная ассистентка смотрит на меня косо. А я ведь просто киданула этого урода», — она пишет это довольно долго, поэтому Лето успевает отпить воды из стакана и нахмуриться.       «И если еще и ты продолжишь так отвечать, то, клянусь, я поеду в Токио и прикую тебя к батарее. Или запру на балконе. Меня задолбало вспоминать то, что мы делали в последнюю ночь и утро в Будапеште. Я хожу злая как черт. И нет, у меня не ПМС, если ты до сих пор не понял. Если твои чертовы съемки не закончатся как можно быстрее, после возвращения, боюсь, ты не выйдешь из дома с недели две, мой сладкий, милый и обидчивый мальчик. Ты мне нужен, Джаред. Во всех смыслах этих слов. И если в ближайшие дни ты не освободишься, чтобы мы смогли нормально поговорить, я скажу, что с Джокером и Харли выйдет фильм со взрослым рейтингом. Очень взрослым. Знаешь, как нападают на людей японские журналисты?».       Он даже не смел ничего ответить, чувствуя, как крылья носа Марго раздуваются, пока она пишет это все. Она была зла на все — на этого идиота Тома, на то, что так получилось, на съемки, на огромный мир (неужели нельзя было сделать Землю поменьше?), на свое неуемное желание и на то, что его, Джареда, нет рядом.       Но мужчина вдруг улыбается. И вместо поддержки отвечает вовсе, вовсе не то, что Робби хотела бы услышать.       «Только попробуй дотронуться до себя в мое отсутствие. Я узнаю. Я узнаю, маленькая грозная девочка, и тогда ты получишь совсем не то, что ждешь. Ты меня поняла. Ты прекрасно меня поняла».       «Охренел?».       «Нет, зайчонок (такое сюсюкание наоборот злит каждого из них), я просто хочу узнать, насколько хорошо ты можешь слушаться. Никаких прикосновений. Вообще никаких без моего согласия».       В ответ приходит фотография то ли из его Инстаграмма, то ли со Снэпчата. Вообще, это довольно древний японский инструмент, но у Марго в голове, похоже, только одно.       «Правильно, уже начинай искать плетку для своей шикарной задницы, Лето. Ты думаешь, я буду тебя слушаться? Разбежался».       «Думаешь, я не смог запереть тебя в доме точно так же и делать все, что угодно, куда больше двух недель?».       «Полиция начнет меня искать».       «Не начнет. Знаешь, когда об этом не думать, оно перестает так сильно волновать. Попытайся отвлечься. Только не на алкоголь, он для тебя тоже под запретом с сегодняшнего дня».       «Ты перегнул палку».       «Я привезу тебе подарок. Он точно понравится. Но я узнаю о том, что ты себя коснулась. Только попробуй ослушаться меня, мой невинный ангел. Получишь сполна».       Робби на несколько секунд задерживает дыхание и пытается справиться с румянцем. Боже, нет-нет-нет, она надеется, что она не красная, как помидор. Лето отклоняется в кресле, перечитывая сообщения. Самка богомола. Гневная тирада, направленная на то, чтобы он, дурак, наконец понял все. Строгие указания и… плетка. Плетка будет.       Вот только не для него.