Кэналлийская клетка для надорского вепря

Закончив с письмом, Алан еще долго сидел за столом, закрыв лицо руками и оставаясь неподвижным. Ожидание имеет послевкусие горечи, поскольку это потеря самого ценного – времени. Окделла не оставляло чувство, что все уже напрасно. Он впустил в себя слова Эрнани, как ростки плевел, и они постепенно давали всходы. Смирился с неизбежным, почти позабыв надежду. Да и была ли она до знакомства с Алвой? Всегда только долг, сколько Окделл себя помнил. Принять поражение до начала боя – обречь себя на гибель. Но как хороший воин, он продолжает бороться по заветам рыцарской чести. Даже находясь на стороне проигравшего, нужно стоять до конца. Предательство хуже смерти, и самого себя – в том числе. Но если Рамиро нынче маршал Талигойи, зачем, во имя Создателя, он ставит под сомнение его приказ? Ведь сам же просил за Алву перед королем, чтобы теперь воспринимать южанина в штыки? «Да что же с тобой такое, Окделл? Определись уже, наконец, друг или враг тебе кэналлиец. Говорить на равных научился, а признать чужое высокое положение выходит не готов». Титул властителя Кэналлоа немногого стоит для Людей Чести, да только сути в нем от этого не меньше. Оторвав ладони от лица, герцог Окделл уронил их на стол, отстраненно рассматривая руки: гладкая чистая кожа эория, но крепкие мощные кулаки рыцаря. Повелитель Скал полон противоречий даже внешне, унаследовав их от отца. От матери же ему досталось выражение глаз – отрешенное, прохладно-ровное, как дремлющие северные воды, застывшие в глыбах льда. Нечеловеческие глаза, шептались слуги. Губительные, сухо отзывался супруг, не выдерживая силы взгляда молодой герцогини. Зная об этом сходстве, Алан стойко сносил мрачные взгляды родителя в свою сторону. В старом крыле замка Надор сохранилась целая галерея портретов покойной матушки с романтическими пейзажами на заднем плане, на которых она никогда не смотрит прямо. Отец часто заказывал их у разных мастеров, словно наказывая супругу утомительными часами позирования. А быть может, искал какой-то особенный. Алан не осмелился спросить. Покойный герцог считал любопытство недостойной чертой характера для мужчины, а он же никак не мог его обуздать, особенно в раннем детстве. Покидая кабинет, когда в права уже вступило позднее утро, Алан так и не определился в своем отношении к Рамиро, но дело не столько в приказе, не в праве Рамиро повелевать, сколько в скрытности Повелителя Ветров, что наравне с радушием сбивает с толку Повелителя Скал. Непредсказуемость кэналлийца, выставляемые напоказ морисские повадки претили Окделлу, и пока он не уверится в благонадежности Алвы – ничего путного не выйдет из их зарождающейся дружбы. Не в силах выносить беспокойства и неопределенности, Алан не стал дожидаться вестей от Неда и отправился к месту встречи. Действовать следовало как можно скорее. Лучше оставить письмо в тайнике, чем мучиться в ожидании личной встречи, вот только при этом придется пожертвовать источником новостей, хотя, возможно, оруженосец найдет способ узнать как можно больше – мальчишка вполне смышленый. Освещая себе путь запыленным, но достаточно ярким светильником, Повелитель Скал спешил по заброшенному каменному тоннелю, предусмотрительно обустроенному в Обители Скал после ее возведения. Подземный путь являлся тайным знанием Главы Дома, о котором узнавал старший наследник в день своего совершеннолетия. Алан впервые пользовался им и, судя по весьма запущенному состоянию, он был одним из немногих, кто проходил этот путь, начиная с момента его создания. Идти следовало осторожно, но выдержка северянина поизносила себя за время осады, что не могло служить оправданием для рыцаря короля, и все же, герцог Окделл стремился вперед навстречу неотвратимому будущему, не дожидаясь пока оно подкрадется неслышной поступью кэналлийского соберано. Бессонные ночи, полные боли и смерти дни, когда отчаяние и вера сражались друг с другом едва ли не ежеминутно, уравнивали простых солдат, их господ, южан и северян. Сомнения и лишения объединяли их всех, но рано или поздно ситуация поменяется, уже изменилась, и Алану не терпелось узнать, кто останется рядом. Останется ли Рамиро и в каком нынче качестве. По неизвестной для северянина причине, он дорожил сложившимися отношениями с южанином, чуть ли не меньше, чем с Шарло Эпинэ. Удивительной эта мысль не казалась, а какой – Алан не мог пока себе ответить. Ему нравилось биться вместе с Алвой, а под его ли началом или на равных, плечом к плечу – не так важно. Теперь, год спустя – неважно. Выбираясь наружу, где ярко сияло, прощаясь, летнее солнце, герцог не ожидал, что его уже ждут. Корнэ стоял, опираясь спиной на толстый ствол старого дерева и потирая ладонью взмокшую шею. Служивший еще покойному Повелителю Скал и покинувший Надор после его смерти, перебравшись в столицу, он продолжал преданно нести службу Дому Скал издалека. - Эр Алан! – приветствовал улыбкой герцога Окделла хозяин таверны и уроженец Рокслей. – Что прикажете? - Доставить послание герцогу Эпинэ лично в руки. Сможешь? За подобный вопрос отец бы выпорол его собственноручно. Властители Надора не сомневаются, не задают вопросов. Их удел – повелевать, их желания – закон. Герцогу Окделлу и самому было неприятно слышать неуверенность в своем голосе. Но, ради Создателя, у них каждый день война, имеет же он право беспокоиться за родича! - Отчего ж не смочь. Шарло! Живой! Ответ, как торкский бальзам, притупил болезненное состояние, поселившееся в душе северянина этим утром. Алан с облегчением протянул бумагу с гербовой печатью и Корнэ аккуратно спрятал ее за пазуху. - А теперь рассказывай. - Да не изводитесь вы так, смотреть больно, – неожиданно ответил Корнэ, с тревогой и участием поглядывая на герцога. В его веселых глазах залегли тени прожитых лет, отчего взгляд преисполнился мудрости, перед лицом которой Алан ощущал себя безусым мальчишкой. – Живы ваши копейщики, под замком посидят, ничего с ними не сделается. Да и за себя вам грех волноваться под такой то защитой. Закатные твари, да они все верно сговорились! Будто он не воин, не рыцарь самого короля, а дитё неразумное, что оберегать следует, пока оно себя мечом не зарубило. От негодования перед глазами потемнело и скулы свело от неуместного желания зарычать, а Корнэ продолжал рассуждать: – Это он хорошо придумал, их черноглазый герцог, вроде и не у дел, все в белом – вы, да герцог Эпинэ – хотя к другому своих разбойников не приставил. Значит слухи-то не зря ходят. Разрубленный Змей, какие еще слухи? Алан уже начал сомневаться – не сон ли происходящее вокруг. Иль может бред измотанного, доведенного до предела сознания. Сколько он проспал в самом деле? Из всего сказанного, утешает лишь то, что родич, как и он, не участвует в том, чтобы там не задумал Алва. А удержать от драки норовистого Эпинэ может только решение, с которым тот согласен. - Оно и понятно, вы у нас хоть и королевский любимчик, а человек хороший… - Корнэ! – процедил Окделл, обрывая, свернувший в закатные дебри, разговор. - Простите Создателя ради, увлекся. - Герцог Эпинэ у себя в Обители? И не ранен? Не под арестом? - Так и есть. Живехонек! И никто лишний не отирается поблизости. - А что же бой? Мои люди не участвуют? - Да поди закончился бой-то, эр Алан. А без вашего изволения их и трогать не стали. Сами посудите, нехорошо бы вышло, а ему с вами ссориться не с руки. Кому? Рамиро? Да он и упираться бы не стал, если бы они только поговорили, и Алва все объяснил. А теперь остается ждать нового маршала и его разъяснений. И поздравить?.. с победой, с назначением, не обращая внимания на обиду, занозой засевшую в сердце. Несправедливое решение, которое попробуй объясни своим людям, наследнику, герцогине. Они пощадят его самолюбие вслух, однако он все равно увидит вопросы во взглядах, обращенных на него. Но если такова цена победы, Алан готов ее уплатить. Все же он не любил убивать и никогда не наслаждался битвой, только ее окончанием. Еще одна разница между Повелителями Скал и Ветров – Алва жил боем, как рыба в воде, кэналлиец был в своей стихии. Не зря они с Шарло так легко перешли на «ты», в обоих бурлила жажда завоеваний. Алан бы нисколько не удивился, узнай, что Алва выбрал в соратники Эпинэ, а вот то, что Повелитель Молний так же, как и Скал не участвовал в боях за город – изрядно изумляло и настораживало. Но родичу герцог Окделл верил как себе, а тот шел за Рамиро. Алану не остается ничего другого, как принять то же решение. - Эр Алан? – голос Корнэ вывел из раздумий Повелителя Скал. - Ступай, – кивнул северный герцог, отступая, когда вспомнил: – Корнэ! – окликнул Окделл и, дождавшись, когда тот обернется, вновь заговорил: – А что за слухи? - Болтают всякое, – замялся надорец, потупившись, – совсем народ одурел. Говорят, с женой кэналлийскому герцогу не повезло, приворожила она его, да не помогают чары. Вот он вечерами к вам и бегает, чтоб поближе быть к предмету страсти. - Что? – Алан удивленно распахнул глаза. - Герцогиня Окделл-то красавица, под стать вам… – несмело улыбнулся Корнэ и многозначительно прищурился. И тут Алан расхохотался. Чистый и звонкий смех Повелителя Скал подхватил налетевший порыв сильного ветра, унося с собой высоко в небо, утопающее в белой перине из облаков. За шумом в ушах Окделл не расслышал последних слов, сказанных к тому же негромко: - Он же котом зеленоглазым вокруг вас вьется. Поостереглись бы на людях его привечать, пока беды не случилось.