Кэналлийская клетка для надорского вепря

У его груди спокойно билось сердце отступника и убийцы короля. Жестокого, вероломного, умного, сильного. С ним не сумел справиться ни герцогский ублюдок Франциск Оллар, ни королевский рыцарь Эктор Придд. Но Алан был уверен, что отобрать жизнь Рамиро под силу лишь ему, единственному, от кого Алва не станет защищаться. К нему он шел обессиленным и безоружным, невзирая на угрозу и недоверие. Его рукам подставлял сейчас спину, словно зная, что не ударят в ответ. Дышал в ключицу глубоко и размеренно, цепляясь как за необходимую опору. Аромат благовоний щекотал ноздри, ненавязчиво проникая в легкие. Тонкий, но сильный, чужеродный, он отвлекал, сбивал с мысли. Рамиро на плече зашевелился, потерся носом о шею, прижёг кожу губами. Алан от неожиданности задохнулся, впился пальцами в чужие плечи, отталкивая. Рамиро лишь сильней навалился всем телом, вжимая его спиной в стену. За окном вспыхнуло и взорвалось черное небо. Губы Рамиро подобно каплям дождя беспорядочно обрушивались на лицо и горло. Они порхали и жалили и, казалось, были везде. Но первое прикосновение чужого рта к своему напугало всерьез. Руки уперлись в хаотично вздымающуюся грудь кэналлийца, увеличивая расстояние между лицами. Алва выпустил его из объятий, но отступать было некуда. Их глаза схлестнулись в поединке. Неистовые черные против ошеломленных серых. Отрезанные от остального мира пеленой дождя они остались вдвоем в молчании комнаты. Алва медленно, напоказ потянулся к его щеке длинными смуглыми пальцами. Окделл дернулся, уходя от неизбежного прикосновения, но вторая ладонь накрыла скулу, удерживая на месте – в две руки Рамиро держал его голову, медленно и неотвратимо сближая их губы. И чем сильнее Алан отталкивался от его груди, тем настойчивее его тянули обратно. Где-то совсем близко ударила молния, сжигая в ослепительном огне тени кабинета. Прикрытых на мгновение глаз оказалось достаточно, чтобы потерять позицию. Жадные умелые губы смяли рот северянина, пальцами удерживая за шею и подбородок, Рамиро пил его дыхание, щедро делясь своим. Поцелуи сменяли друг друга, пока Алан не забылся в ощущениях, не сдался под ожесточенным напором губ и языка, идеально принимая навязанный темп чужого желания. Узкие ладони охаживали бока, спину, ягодицы. Ловкие пальцы нетерпеливо тянули рубаху из-под пояса штанов, желая коснуться обнаженной кожи. Если бы у Алана была возможность трезво мыслить – безудержный напор долго сдерживаемого желания Рамиро сказал бы ему гораздо больше любых клятв и признаний. Но все его существо сейчас истекало кровью, раненое открывшейся истиной – он целовал того, кого любил несмотря ни на что. Окделл надеялся лишь на то, что у него не будет времени свыкнуться с этой мыслью. - Посмотри на меня. Закаленные сражениями шероховатые пальцы легли на вспотевшую кожу упругого живота, замерли ненадолго, прежде чем спуститься ниже, потянув за завязки. Черная бездна в глазах кэналлийца голодно и цепко смотрела в затуманенные пеленой телесного наслаждения и душевной муки глаза северянина. - Сизые, подобно крыльям ангелов, - восторженно и любовно шептал в губы Рамиро, пока его рука, жесткая и нежная одновременно, ласкала отзывчивую возбужденную плоть. – Смотри… смотри на меня… И Алан смотрел, проваливаясь в темный омут без дна и возможности на спасение, забывая о чести, совести, долге. Пронзительный острый взгляд, как лезвие кинжала, проникал в самое сердце, оставляя на нем свой неизгладимый след. От Алвы разило мощной сокрушительной силой, присущей особенным ни на кого не похожим людям, отмеченным Создателем или Леворуким. И нечем было от него защититься, оставалось только гореть и тянуться навстречу, подставляясь под руки и губы, взгляды и движения. Дыхание прорывалось с хрипами, Алан цеплялся за Рамиро и глазами, и пальцами: за жесткие мышцы под рубахой, за обезумевшую от вскипевшей крови жилку на заласканной солнцем шее. Это была битва, в которой он проигрывал, сдавался шаг за шагом под безжалостным натиском Рамиро. Алва не щадил его как и любого противника, осмелившегося встать у него на пути. Ласки, словно удары морисской стали, достигали намеченных целей, били по нервам немыслимым наслаждением, вспыхивая внизу живота и растекаясь до кончиков пальцев. Раньше так еще не было: странно, страшно хорошо, до выламывающей дрожи, до сладостной боли. До вскрика, царапнувшего пересохшее горло и пойманного в плен красивыми припухшими губами. Рамиро на мгновение прихватил белоснежными зубами его дрожащую нижнюю губу, заглушая собственный стон, и после жестко поцеловал, утверждая право победителя над побежденным. Стиснул в кулаке потемневшие влажные пряди на затылке, потянул, выгибая покорную белую шею под горячий наглый язык, набрасываясь на терпко-соленую нежную кожу. Сквозь марево слабости и уходящего блаженства каждое последующее касание Алвы виделось чем-то темным и опасным, больше похожим на всемогущую волю соберано вся Кэналлоа, за которым терялся привычный и близкий образ Рамиро. Столь разительная перемена стегнула раскаленной плетью, вырывая из расслабленной неги на откуп отданное тело. Алан отдернул руки, словно ошпарившись, вжался в стену, весь каменея, пока Рамиро продолжал свои небрежно-повелительные ласки. - Эрэс дэсэо*, – мягким и певучим голосом кэналлиец нашептывал в покрасневшее ухо, неустанно терзая его своим ртом. – Дэсэо ту куэрпо… ийя но кьеро эсперар**. Алва нехотя отстранился, удовлетворенным взглядом отмечая расхристанный вид северянина, достал расшитый морисскими узорами платок и вытер сначала испачканные семенем собственные пальцы, затем живот и пах Окделла. Алан с отстраненным видом наблюдал за действиями Рамиро, потрясенный настолько, что даже не пытался сопротивляться. Тот тщательно и деловито приводил его тело и одежду в порядок, действуя так легко, по-хозяйски, как будто имел на это право. Алан не мог поверить, что подобное происходит с ним, с ними. Его руки безвольно висели, скованные ужасающе-стыдными мыслями, будто невидимыми тяжелыми цепями. Алва, стоя вплотную, задумчиво перебирал пальцами ткань использованного платка. На его безупречно красивом лице застыло противоречивое сочетание из отступившей на самое дно болезненно-пылающей жажды и бескомпромиссного расчетливого замысла. Он выглядел сосредоточенным и отрешенным одновременно, потерявшим всякий интерес к происходящему, мысленно пребывая где-то далеко. Сильные гибкие пальцы замерли, напряглись, сдерживая себя из последних сил, прежде чем расслабиться и метнуться к лицу в бесстыдно-интимном жесте. Этого Окделл вынести уже не мог – он отвернулся, зажмурившись так крепко, что стало больно. Только бы не видеть, как длинные черные ресницы опускаются, и тонкие трепещущие ноздри глубоко вдыхают запах, хранившийся в складках дорогой ткани. - Ал… Голос приглубый ласкающий, совсем непохожий на Шарло или Ларса, звал его детским именем. Алан неверяще распахнул глаза – Рамиро заглядывал ему в лицо. Собственное имя оседало на губах чужим жарким дыханием. Алва не хотел или не мог держать дистанцию. - Нам все же придется поговорить, – слегка улыбаясь, серьезно сказал Рамиро, – но не здесь. Его смуглая ладонь скользнула по пальцам северянина, переплетая их со своими. Секунды текли в молчании. Внутри Окделла все онемело. Он словно перешел черту, за которой все чувства сгорели, и лишь их отголоски слабым тлением отзывались в душе. Взгляд, которым Алва смотрел на него, нельзя было ни с чем спутать. Торжествующий. Истинное ликование проступало в каждой черточке остро отточенного лица, делая его невозможно нечеловечески красивым. - Байас***. Он потянул северянина за собой, не в первый раз сбиваясь на кэналлийский. Такое уже случалось. Забывшись под очередной кубок любимого вина, Рамиро тихо посмеивался, исправляя себя, но все повторялось. Алан не был против, с удивлением подмечая, как расслабленно чувствует себя кэналлийский герцог в его обществе. Они так и спускались, держась за руки, похожие на мальчишек, устремившихся навстречу приключениям. Рамиро вел его за собой твердой рукой и уверенной быстрой поступью. Его смоляные пряди, разметавшись по плечам от быстрой ходьбы, как никогда напоминали блестящие черные крылья. Во дворе их ждал небольшой кэналлийский отряд и двое слуг Эпинэ. Они под уздцы держали белоснежную мориску Алвы и незнакомого буланого жеребца необычайно редкой отмастки – золотисто-серебряной. Коня, на котором Окделл проделал путь до Обители Молний, не было видно, как и Корнэ. - Там, где золото превращается в серебро, – негромко произнес Алва, стоило им приблизиться к солнечному чуду. Он положил их ладони на теплую шею мориска. – А серебро – в золото. Было нелепо считать эти фразы двусмысленными, но Рамиро смотрел на их соединенные руки и Алан предполагал, что упускает подлинный смысл. Снова. - Я как раз забирал Соло****, когда новость о вашем исчезновении настигла меня. Вы предсказуемо непредсказуемы, Алан. Веселая злость в бархатном голосе помогла, наконец, освободить от плена руку. Не чувствуя под собой ног, Повелитель Скал отшатнулся. И тогда он увидел Шарло: его несчастное застывшее лицо и обессиленно привалившуюся к стене понурую фигуру. Он был сильно пьян, с трудом держался на одном фамильном упрямстве и отчаянной решимости, что Алан читал в хмельном поплывшем взгляде. - Ал, – сипло позвал родич. – Я должен… - Держитесь сделанного выбора, Эпинэ, – резко оборвал его Алва, изящно вскинув руку в предостерегающем жесте. – Не время сожалеть. Это была пощечина. Демонстративно-унизительная и безжалостная. Шарль дрогнул, оступаясь на полушаге, и осторожно опустил веки, принимая последствия. Окделловское бешенство немедля распалило свои угли. Непоказное сдержанное величие кэналлийского соберано стало заметно ощутимо и ничего приятного и располагающего оно не сулило. - Не так должна была пройти его первая поездка по столице, – ни к кому толком не обращаясь, вздохнул герцог Алва, поглаживая сияющую в начинающихся сумерках шкуру мориска. – Седло ждет вас, герцог Окделл. - Я могу… Упрек, такой же невидимый и ощутимый, как словесная пощечина, вынуждал Повелителя Скал медлить. Он обошелся бы любой другой лошадью, раз у этой имелось особое значение. - Не можете, – отрезал кэналлийский герцог и, смягчившись, добавил: – Не нужно все усложнять на пустом месте. Пора. Он буквально впорхнул в седло своей мориски, и Алану не оставалось ничего, кроме как последовать примеру Рамиро. Стройные ноги жеребца тут же затанцевали под ним, готовые сорваться с места. Повелитель Скал обернулся назад, но Иноходца уже не было. Пришлось направить коня к ожидавшему его кэналийскому герцогу. Свита из южан окружила их, образуя подкову, отчего неуютное чувство чужого превосходства лишь усилилось. Алан сцепил зубы, изо всех сил сохраняя непринужденность позы. Рано. Время разбрасывать камни еще не настало.