***
Я совсем не горел желанием продолжать претендовать на сомнительно почётное звание риардэна. Человек, у которого чужой дядя соизволил поковыряться в заднице, вряд ли вообще мог на что-либо претендовать. Но уже попав на наклонную дорожку, внеурочный выход с которой был чреват крупными всевозможными неприятностями, позволил вытолкать себя в очередную комнату. Едва прошёл в тёмное помещение, вспыхнул свет и я со всей дури попытался вынести дверь, которая только что захлопнулась за мной. Две огромные королевские гарпии рванули с ужасающим рыком навстречу. Моя реакция была настолько предсказуемой, что предусмотрительный священник запер дверь с той стороны. Оставалось лишь уповать, на то, что родная тётя, несправедливо лишённая объекта заботы, отомстит со всей своей неизрасходованной страстью. Близкое дыхание хищных тварей вывело из ступора и я обнаружил, что эти милые зверушки прикованы длинной железной цепью к противоположной стене. Правда, цепь была действительно длинной, и лишний шаг мог моментально привести в жадные объятия этих пожирательниц падали. Я очень аккуратно сполз по стеночке на пол и уставился на самых уродливых представительниц женского пола с каким-то нездоровым любопытством. Художники и скульпторы излишне приукрасили суровую действительность. Белоснежные крепкие орлиные лапы, стройный стан с девичьими персями, гордая посадка головы — гарпии на парадных фасадах зданий или на художественных полотнах выглядели чарующе прекрасно. На поверку, девица-орлица оказалась гигантской пёстрой курицей с обвисшими, сморщенными кожными складками заместо женской груди и оскалом кривых, правда, острых зубов в довольно массивном кожистом клюве. Через какое-то время эти рвущиеся к живому мясу дамочки стали мне несколько ближе, я узнавал в их искажённых мордах черты любимой тётушки. Не зря как-то барон гордо хвастался перед своими ближайшими друзьями, что его супруга — чистокровная гарпия, если её вывести из себя. Не знаю, сколько по времени продлилось наше взаимолюбование, но дверь напротив отворилась и из неё выглянул какой-то весьма почтенный старик. — Девочки, угомонитесь! Молодой человек, вам не стыдно? Сидите тут перед милыми дамами, нас заставляете ждать. Вам было ясно сказано, чтобы проходили дальше, а вы тут посиделки устроили. — Да эти твари как набросились… — Молодой человек, немедленно извинитесь перед дамами! Ошалев от абсурдности приказа, я встал, поклонился гарпиям, шаркнул ножкой и произнёс приличествующие случаю слова извинения и сожаления. Чудовища милостиво кивнули в ответ, будто поняли сказанное и тихо, миролюбиво уединились в углу, начав перебирать друг другу пёрышки. С некоторой опаской и неестественно прямой спиной я прошёл в открытую дверь, где меня действительно поджидали очередные священнослужители. Но если в Храме Мира традиционно носили карминные балахоны, то тут использовались зелёные. Я с некоторым трудом вспомнил, что зелёный цвет — это цвет надежды. Храма этого светлого чувства я ещё не видел, так как уже упоминал, что в нашем городке его не было. А служителей наконец-то удостоился лицезреть. — Адан Ир Олий? Присаживайтесь, пожалуйста, вот в это кресло. Старичок тотчас же помог мне сориентироваться, схватил под локоток, сопроводил и усадил. — Сейчас мы завяжем вам глаза и зададим некоторые вопросы. Приступать к ответу надо не раздумывая. Лгать запрещается. На третьей секунде молчания будете получать удар палкой по плечу. Ещё раз повторяю, раздумывать над ответом нельзя. Вам все ясно? — Да, — сказал я, дозволяя закрыть себе глаза плотной повязкой. — Ваше имя? — Адан Ир Олий. — Ваше любимое блюдо? — Овсянка. — Ваше нелюбимое блюдо? — Овсянка. — Кого из семьи вы любите больше других? — Тётю Лию. — Кого из семьи вы ненавидите больше других? — Ай, больно! — Кого из семьи вы ненавидите больше других? — Тётю Лию. — Он издевается что ли? — раздался в стороне тихий возмущённый шёпот. — Вы девственник? — Да. — Вы когда-нибудь с кем-нибудь целовались? — Да. — Как часто? — Почти каждый вечер перед сном. — С кем? — С тётей Лией. — Вы её так любите? — Я её обожаю. — Вы уже занимались мастурбацией? — Ой! Что? Ай, я не понял вопроса! — Вы онанируете? — Ай, я честно не понимаю! — Вы ласкаете свой член? — Нет. — Кого вы любите? — Тётю Лию и овсянку. — Он идиот или издевается? — все тот же шёпот отвлёк от очередного вопроса. — Ай, не надо, пожалуйста! Я не знаю сколько длился этот интенсивный допрос. Вопросы повторялись неоднократно, иногда один и тот же задавался несколько раз подряд. Уже минут через пять я начал заикаться, сбиваться и получать палкой все чаще и чаще. Мне стало мерещиться, что во вселенной остались только трое нас: я, жалящая палка и этот голос. Он звучал набатом в моей голове, сводя с ума тупыми, бесцеремонными вопросами. Я подробно рассказал о себе всё, что знал, а может, и больше. Когда наступила тишина, то решил, что снова пропустил вопрос и привычно сжался в ожидании удара. — Закончили, молодой человек! Вы прошли вторую проверку, — старик снял с меня повязку и стал втирать в ноющие плечи какую-то мазь с довольно приятным мятным ароматом. В комнате всё так же стояли стулья, но священников здесь уже не было. — Куда все ушли? — Вы у нас не один и не последний претендент. Сейчас плечи вам натру, провожу и вернусь к проверяющим.***
Радости не было предела, когда меня привели в комнату, где находились претенденты, уже прошедшие отбор. Я завертел головой, пытаясь отыскать Эркина, но его не было. Поэтому я быстро подскочил к тому самому парню, который поделился сведениями о предстоящих испытаниях. — Слушай, ты моего брата не видел? — Нет, здесь только те, кто миновал конкурсный отбор. Я сел рядом и нервно начал грызть ногти. Почему Эркин не прошёл отбор? Эркин, который, по мнению всей ближайшей округи, был не только самым красивым, но и умным, отважным, сильным и прочие хвалебные эпитеты. Уж кто и должен был пройти, так это мой брат. Именно таким я представлял себе спутника Хранителя, верного помощника в благородной борьбе за прочный мир и вселенскую гармонию. Пожилой укротитель гарпий завёл в кабинет очередного парня. Не прошло и пяти минут, как он привёл ещё одного. — Как тебя зовут? — я решил познакомиться со своим информатором, так как продолжать задавать вопросы незнакомому человеку было неприлично. — Стид Ир Кхай. — Очень приятно, а меня — Адан Ир Олий. Извини, но я тут, видимо, случайно, ничего не знаю, ничего не соображаю. Ты можешь разжевать, почему меня мурыжили часа два, а этих ребят отпустили через пять минут. — Не тупи, три приёмных комиссии работает, иначе бы за ночь не управились. Да и никто не тратил на тебя два часа, в установленных правилах чётко было написано, что на одного претендента рассчитано сорок пять минут. — Мне бы почитать эти правила… — очень хотелось задать вопрос по поводу медицинского осмотра, но серьёзное опасение, что только моя задница подверглась вероломному вторжению, заставило чуть-чуть притихнуть. Я был чудовищно расстроен отсутствием брата, прошедшими приёмочными испытаниями, но неимоверными усилиями и большими стараниями тётушки Лии чётко помнил правила приличия для особ аристократического рода, находящихся в глубоком отчаянии: * Сиди прямо, не сутулься словно калека на паперти. * Не порть настроение окружающим своими слезами, истериками и унынием. * Не ной, надрывные монологи — исключительная прерогатива театральных актёров. * Не скули, это нелепо и недостойно. * Не демонстрируй своей боли, дабы окружающие не испытывали к тебе унизительной жалости. У молодых парней, сидящих в этой комнате, не было моей тётушки. Кто-то слегка постанывал, держась за плечи; кто-то всхлипывал, громко хлюпая носом. Даже мой собеседник сидел, обхватив двумя руками голову, и слегка покачивался. — Стид, ты чего? Всё уже закончилось ведь. Или нет, я что, опять не в курсе предстоящих событий? — Блядь, да отъебись ты от меня! Задолбал! — парень вскочил на ноги и гневно уставился на меня. — Хочешь знать что со мной? Полный пиздец со мной и с моей семьёй! Я рассказал тем людям обо всех денежных махинациях моего папеньки! Видишь того парня? Он описал в очень ярких деталях, как его брат насиловал служанку. Каждый из нас сейчас донёс на своих родственников! И ты спрашиваешь, что со мной? — А меня спрашивали только про овсянку… — оторопело пробормотал я, отодвигаясь от брызжущего яростной слюной Стида. — Овсянку? Овсянку? — видно было, что он немного успокоился. — Никому не нужна была твоя овсянка. Первыми вопросами умышленно путают и вводят в транс, а потом уже задают более серьёзные. Потом ты все вспомнишь и станет так же хреново. Откуда вообще ты взялся, наивное создание, небось всю жизнь в глухой деревне прожил? — Ну да, я первый раз в столице. — Оно и видно. Здесь не бывает легко и просто. Единственное, что я не понимаю, почему родители не провели с тобой обстоятельную беседу об испытаниях. Это ведь очень важно для них самих, твоя ошибка — их расплата. — У меня нет родителей, а тётушка говорила, что официальное письмо пришло за день до бала. — Письма отсылались ровно десять лет назад. А также Устав, правила и методические рекомендации по правильному воспитанию риардэна. В каждую семью приезжал королевский посланник, лично вручал письмо под подпись. За неделю до бала королевский посланник посетил каждого и принял либо согласие, либо отказ с подтверждающим документом. Я ж тебе говорил о необходимой бумаге, которую в Храме Мира подписывают. Исключений нет. Так что советую поговорить с тётушкой. Она, видно, так тебя любит, что решила особо не волновать. Смутные сомнения и подозрения начали выгрызать мой мозг. Тётя, ты где?