Жертва

Эркина увели двадцать четвёртым по счету. Нас осталось пятнадцать. Да, я сидел и считал, всякий раз нервно вздрагивая, когда отворялась дверь. Мальчики поочерёдно скрывались за ней, но возвратились только двое. Одного претендента вывели под белы рученьки, в голос рыдающего, размазывающего сопли по всему лицу. Он силился что-то выговорить, но судорожные всхлипывания делали его речь абсолютно не внятной. Второй парень вышел самостоятельно, облобызал длань выпроваживающего его священника и неспешно удалился, обрывая с рукавов алые кружева. — Адан Ир Олий! — Здесь! — я вскочил на ноги, с грохотом опрокинув не только свой, но и поставленный впереди стул, попытался перескочить, споткнулся и плашмя упал под ноги служителя, который тут же без труда поднял меня, огорошив силой, скрывавшейся в его сухощавой, малость сутулой фигуре. — Ну-ну, молодой человек, не надо так волноваться, заходите. Пройдя в поедающий претендентов проём, я оказался в достаточно светлом кабинете, совершенно не походящим на логово сказочного чёрного колдуна-людоеда. Передо мной сидели трое священников и красивая дама в строгом платье оливкового цвета. — Ваше имя? — Адан Ир Олий, Ваше Сиятельство! — Возраст? — Полных шестнадцать со вчерашнего дня, Ваше Сиятельство. — Эркин Ир Олий ваш брат-близнец? — Никак нет, кузены, просто родились в один день. — Снимайте с себя одежду полностью. Я вытаращил глаза от неожиданности: «Но тут же женщина, ой, простите, госпожа?!» — Молодой человек, на данный момент я не только госпожа, но и доктор, который очень хочет обследовать состояние вашего здоровья, так что разоблачайтесь, пожалуйста, — грудной голос этой прекрасной дамы звучал устало и безучастно. Миновало не меньше пяти минут, прежде чем я соизволил уяснить, что все эти сурово молчащие люди не отступятся и дождутся моего оголения, даже если понадобится потратить целую жизнь. Я отчаянно потянул через голову рубашку, от волнения не потрудившись расстегнуть ни манжеты, ни воротник. Поэтому все были вынуждены ещё пару минут любоваться моим впалым животом, пока горловина удерживала мёртвой хваткой вырывающегося меня. Штаны, чулки и туфли не доставили особых хлопот. А вот найти храбрость и наглость, чтобы снять оставшуюся деталь гардероба — панталоны, не смог. И дело было не только в даме. Четыре дня назад я здорово провинился перед дядей, пролив свою воду на его газету, за что был не менее сильно выпорот. Более всего барон досадовал, что не успел прочитать новости из мира спорта. Типографская краска оказалась нестойкой, я не смог распознать имена победителей в последнем конном пробеге. Гувернёр очень взмок, работая розгами, и припомнил, что видел этот же номер у садовника. Теперь, теребя ленточки, удерживающие на моих худосочных бёдрах заключительную деталь облачения, я мрачно смотрел в пол: сверкать синяками и рубцами на ягодицах мнилось большим позором, чем просто показаться нагишом. — Молодой человек, вам требуется подмога? — Подождите, Ваше Сиятельство, давайте я сначала осмотрю его так, а потом уже проверите все остальное, — милосердная женщина подошла и, положив руку на мой затылок, неожиданно прижалась мягкой грудью к моему лицу. — Не вырывайтесь, юноша, я всего лишь хочу удостовериться в отсутствии лишней живности в ваших волосах. Я послушно замер в неудобном наклоне, затаив дыхание от жуткого смущения, а её тёплые руки нежно поворошили мои волосы, затем заскользили по плечам, ноготками провели по спине и мягко сжали ягодицы. — Тебе точно уже есть шестнадцать? — дама отступила на шаг и приподняла мою пылающую физиономию за подбородок. Я утвердительно моргнул, стараясь не встречаться с ней взглядом. Она наклонилась и припала ухом к моей груди. Причём одна её рука снова опустилась на мою пятую точку, а другая легла на сосок и легонько сдавила его. Госпожа доктор не проверяла моё здоровье, а мучительно убивала стыдом. Только крепко и надёжно вбитое через задницу воспитание позволило мне не оттолкнуть её, а стоять прямо, изо всех сил держась взглядом за высокий карниз над беспросветным чёрным окном. — Вполне здоров, небольшое истощение и сопутствующая анемия, авитаминоз, по этим же причинам несколько замедленное физическое развитие, но каких-либо серьёзных нарушений нет. Я закончила, господа. Позвольте покинуть вас минут на пятнадцать. Кстати, молодой человек, чересчур строгие диеты не годятся для растущего организма! — она слабо улыбнулась мне, сделала реверанс в сторону сидящих и вышла из комнаты. Я уставился в полнейшем шоке на дверь, скрывшую незнакомку. Высокая квалификация столичных врачей не шла ни в какое сравнение с докторами нашего захолустья. Кучу дотошных анализов, простукиваний и прослушиваний заменили на похлопывание по ягодице и пощипывание соска? Эркин наверняка был в невообразимом восторге. — Молодой человек, снимите наконец-то эти унылые панталоны. Подойдите к письменному столу и обопритесь, — один из священников поднялся и грозно двинулся в мою сторону. Деваться было некуда, поэтому я немедленно выполнил указания с некоторым содроганием в душе. Требуемая позиция была болезненно знакома, только в прошлые разы я находился в кабинете дражайшего дяди в обществе самого барона и гувернёра. Крепко вцепился в края стола, сжал зубы и пообещал себе стойко выдержать экзекуцию, даже не задумываясь над возможными причинами, повлёкшими постыдное наказание. Привычка оставила разум без дела. Нет, если бы меня спросили, то выдал бы кучу прегрешений, за которые вполне мог заслужить трёпки: пререкание, медлительность, опоздание. Всю жизнь я оценивал любой свой поступок именно по этим критериям: накажут или пронесёт. — Разведите ноги пошире, пожалуйста! Наклоните спину сильнее! — исправив недочёты, служитель обошёл стол, встал напротив и накрыл мои сжатые ладони своими. — Приступайте, уважаемый коллега. Я ожидал боли, но не того, что случилось дальше. Второй экзекутор тесно приблизился и поначалу понюхал мои подмышки, после этого зашёл сзади, присел на корточки и развёл мне ягодицы, обнажая то, что я сам никогда не видел, да и не желал видеть. Бездумная попытка выпрямиться была пресечена в тот же миг третьим из этой компании. Он подошёл сбоку и взял меня за затылок, слегка развернув лицом к себе. Я почувствовал не просто гнетущую тревогу, а нарастающую, безудержную панику. Эти равнодушные люди собирались сделать что-то неприглядное, противоестественное. Рванулся ещё раз и был жёстко впечатан в стол. — Не надо волноваться, мы не нанесём вам вреда. Это просто медицинский осмотр, — я вроде бы слышал обращённые ко мне слова, но биение перепуганного сердца заглушало посторонние звуки и мешало осмыслить сказанное. Не боль, а беспредельное отвращение заполнило все естество, когда священник ввёл в мой анус какой-то продолговатый предмет и начал шевелить им. Оно было настолько сильным, что меня вырвало выпитой на балу водой. — Всё! Всё закончилось, успокойтесь, пройдите в уборную и приведите себя в порядок, — один из проверяющих слегка похлопал меня по щекам, вручил одежду и мягко подтолкнул в нужном направлении. — О, Боги, какая молодёжь нервная в наше время. Ещё не отойдя от шока, я умылся дрожащими руками, кое-как натянул одежду и на подгибающихся ногах вышел к своим мучителям. Был уверен, что меня отправят обратно домой, но услышал только: «Проходите на второе испытание».

***

Я совсем не горел желанием продолжать претендовать на сомнительно почётное звание риардэна. Человек, у которого чужой дядя соизволил поковыряться в заднице, вряд ли вообще мог на что-либо претендовать. Но уже попав на наклонную дорожку, внеурочный выход с которой был чреват крупными всевозможными неприятностями, позволил вытолкать себя в очередную комнату. Едва прошёл в тёмное помещение, вспыхнул свет и я со всей дури попытался вынести дверь, которая только что захлопнулась за мной. Две огромные королевские гарпии рванули с ужасающим рыком навстречу. Моя реакция была настолько предсказуемой, что предусмотрительный священник запер дверь с той стороны. Оставалось лишь уповать, на то, что родная тётя, несправедливо лишённая объекта заботы, отомстит со всей своей неизрасходованной страстью. Близкое дыхание хищных тварей вывело из ступора и я обнаружил, что эти милые зверушки прикованы длинной железной цепью к противоположной стене. Правда, цепь была действительно длинной, и лишний шаг мог моментально привести в жадные объятия этих пожирательниц падали. Я очень аккуратно сполз по стеночке на пол и уставился на самых уродливых представительниц женского пола с каким-то нездоровым любопытством. Художники и скульпторы излишне приукрасили суровую действительность. Белоснежные крепкие орлиные лапы, стройный стан с девичьими персями, гордая посадка головы — гарпии на парадных фасадах зданий или на художественных полотнах выглядели чарующе прекрасно. На поверку, девица-орлица оказалась гигантской пёстрой курицей с обвисшими, сморщенными кожными складками заместо женской груди и оскалом кривых, правда, острых зубов в довольно массивном кожистом клюве. Через какое-то время эти рвущиеся к живому мясу дамочки стали мне несколько ближе, я узнавал в их искажённых мордах черты любимой тётушки. Не зря как-то барон гордо хвастался перед своими ближайшими друзьями, что его супруга — чистокровная гарпия, если её вывести из себя. Не знаю, сколько по времени продлилось наше взаимолюбование, но дверь напротив отворилась и из неё выглянул какой-то весьма почтенный старик. — Девочки, угомонитесь! Молодой человек, вам не стыдно? Сидите тут перед милыми дамами, нас заставляете ждать. Вам было ясно сказано, чтобы проходили дальше, а вы тут посиделки устроили. — Да эти твари как набросились… — Молодой человек, немедленно извинитесь перед дамами! Ошалев от абсурдности приказа, я встал, поклонился гарпиям, шаркнул ножкой и произнёс приличествующие случаю слова извинения и сожаления. Чудовища милостиво кивнули в ответ, будто поняли сказанное и тихо, миролюбиво уединились в углу, начав перебирать друг другу пёрышки. С некоторой опаской и неестественно прямой спиной я прошёл в открытую дверь, где меня действительно поджидали очередные священнослужители. Но если в Храме Мира традиционно носили карминные балахоны, то тут использовались зелёные. Я с некоторым трудом вспомнил, что зелёный цвет — это цвет надежды. Храма этого светлого чувства я ещё не видел, так как уже упоминал, что в нашем городке его не было. А служителей наконец-то удостоился лицезреть. — Адан Ир Олий? Присаживайтесь, пожалуйста, вот в это кресло. Старичок тотчас же помог мне сориентироваться, схватил под локоток, сопроводил и усадил. — Сейчас мы завяжем вам глаза и зададим некоторые вопросы. Приступать к ответу надо не раздумывая. Лгать запрещается. На третьей секунде молчания будете получать удар палкой по плечу. Ещё раз повторяю, раздумывать над ответом нельзя. Вам все ясно? — Да, — сказал я, дозволяя закрыть себе глаза плотной повязкой. — Ваше имя? — Адан Ир Олий. — Ваше любимое блюдо? — Овсянка. — Ваше нелюбимое блюдо? — Овсянка. — Кого из семьи вы любите больше других? — Тётю Лию. — Кого из семьи вы ненавидите больше других? — Ай, больно! — Кого из семьи вы ненавидите больше других? — Тётю Лию. — Он издевается что ли? — раздался в стороне тихий возмущённый шёпот. — Вы девственник? — Да. — Вы когда-нибудь с кем-нибудь целовались? — Да. — Как часто? — Почти каждый вечер перед сном. — С кем? — С тётей Лией. — Вы её так любите? — Я её обожаю. — Вы уже занимались мастурбацией? — Ой! Что? Ай, я не понял вопроса! — Вы онанируете? — Ай, я честно не понимаю! — Вы ласкаете свой член? — Нет. — Кого вы любите? — Тётю Лию и овсянку. — Он идиот или издевается? — все тот же шёпот отвлёк от очередного вопроса. — Ай, не надо, пожалуйста! Я не знаю сколько длился этот интенсивный допрос. Вопросы повторялись неоднократно, иногда один и тот же задавался несколько раз подряд. Уже минут через пять я начал заикаться, сбиваться и получать палкой все чаще и чаще. Мне стало мерещиться, что во вселенной остались только трое нас: я, жалящая палка и этот голос. Он звучал набатом в моей голове, сводя с ума тупыми, бесцеремонными вопросами. Я подробно рассказал о себе всё, что знал, а может, и больше. Когда наступила тишина, то решил, что снова пропустил вопрос и привычно сжался в ожидании удара. — Закончили, молодой человек! Вы прошли вторую проверку, — старик снял с меня повязку и стал втирать в ноющие плечи какую-то мазь с довольно приятным мятным ароматом. В комнате всё так же стояли стулья, но священников здесь уже не было. — Куда все ушли? — Вы у нас не один и не последний претендент. Сейчас плечи вам натру, провожу и вернусь к проверяющим.

***

Радости не было предела, когда меня привели в комнату, где находились претенденты, уже прошедшие отбор. Я завертел головой, пытаясь отыскать Эркина, но его не было. Поэтому я быстро подскочил к тому самому парню, который поделился сведениями о предстоящих испытаниях. — Слушай, ты моего брата не видел? — Нет, здесь только те, кто миновал конкурсный отбор. Я сел рядом и нервно начал грызть ногти. Почему Эркин не прошёл отбор? Эркин, который, по мнению всей ближайшей округи, был не только самым красивым, но и умным, отважным, сильным и прочие хвалебные эпитеты. Уж кто и должен был пройти, так это мой брат. Именно таким я представлял себе спутника Хранителя, верного помощника в благородной борьбе за прочный мир и вселенскую гармонию. Пожилой укротитель гарпий завёл в кабинет очередного парня. Не прошло и пяти минут, как он привёл ещё одного. — Как тебя зовут? — я решил познакомиться со своим информатором, так как продолжать задавать вопросы незнакомому человеку было неприлично. — Стид Ир Кхай. — Очень приятно, а меня — Адан Ир Олий. Извини, но я тут, видимо, случайно, ничего не знаю, ничего не соображаю. Ты можешь разжевать, почему меня мурыжили часа два, а этих ребят отпустили через пять минут. — Не тупи, три приёмных комиссии работает, иначе бы за ночь не управились. Да и никто не тратил на тебя два часа, в установленных правилах чётко было написано, что на одного претендента рассчитано сорок пять минут. — Мне бы почитать эти правила… — очень хотелось задать вопрос по поводу медицинского осмотра, но серьёзное опасение, что только моя задница подверглась вероломному вторжению, заставило чуть-чуть притихнуть. Я был чудовищно расстроен отсутствием брата, прошедшими приёмочными испытаниями, но неимоверными усилиями и большими стараниями тётушки Лии чётко помнил правила приличия для особ аристократического рода, находящихся в глубоком отчаянии: * Сиди прямо, не сутулься словно калека на паперти. * Не порть настроение окружающим своими слезами, истериками и унынием. * Не ной, надрывные монологи — исключительная прерогатива театральных актёров. * Не скули, это нелепо и недостойно. * Не демонстрируй своей боли, дабы окружающие не испытывали к тебе унизительной жалости. У молодых парней, сидящих в этой комнате, не было моей тётушки. Кто-то слегка постанывал, держась за плечи; кто-то всхлипывал, громко хлюпая носом. Даже мой собеседник сидел, обхватив двумя руками голову, и слегка покачивался. — Стид, ты чего? Всё уже закончилось ведь. Или нет, я что, опять не в курсе предстоящих событий? — Блядь, да отъебись ты от меня! Задолбал! — парень вскочил на ноги и гневно уставился на меня. — Хочешь знать что со мной? Полный пиздец со мной и с моей семьёй! Я рассказал тем людям обо всех денежных махинациях моего папеньки! Видишь того парня? Он описал в очень ярких деталях, как его брат насиловал служанку. Каждый из нас сейчас донёс на своих родственников! И ты спрашиваешь, что со мной? — А меня спрашивали только про овсянку… — оторопело пробормотал я, отодвигаясь от брызжущего яростной слюной Стида. — Овсянку? Овсянку? — видно было, что он немного успокоился. — Никому не нужна была твоя овсянка. Первыми вопросами умышленно путают и вводят в транс, а потом уже задают более серьёзные. Потом ты все вспомнишь и станет так же хреново. Откуда вообще ты взялся, наивное создание, небось всю жизнь в глухой деревне прожил? — Ну да, я первый раз в столице. — Оно и видно. Здесь не бывает легко и просто. Единственное, что я не понимаю, почему родители не провели с тобой обстоятельную беседу об испытаниях. Это ведь очень важно для них самих, твоя ошибка — их расплата. — У меня нет родителей, а тётушка говорила, что официальное письмо пришло за день до бала. — Письма отсылались ровно десять лет назад. А также Устав, правила и методические рекомендации по правильному воспитанию риардэна. В каждую семью приезжал королевский посланник, лично вручал письмо под подпись. За неделю до бала королевский посланник посетил каждого и принял либо согласие, либо отказ с подтверждающим документом. Я ж тебе говорил о необходимой бумаге, которую в Храме Мира подписывают. Исключений нет. Так что советую поговорить с тётушкой. Она, видно, так тебя любит, что решила особо не волновать. Смутные сомнения и подозрения начали выгрызать мой мозг. Тётя, ты где?