Жертва

Я сидел на стуле и раскачивался из стороны в сторону, крепко сжав коленями трясущиеся ладони. — Десять лет! Десять лет! Десять лет! — влево, вправо, влево, вправо. Стид несколько обеспокоенно заглянул мне в глаза и хлопнул по плечу: «Эй, пацан, только без истерик, хорошо? Говорю тебе, поговори с тёткой, может, впрямь какая-нибудь нелепая ошибка случилась». — А? Что? Всё нормально, я просто слегка задумался. Спасибо за проявленное участие, — выпрямить спину и унять тремор оказалось легче, чем думалось. — Лучше, раз ты уже не серчаешь, расскажи, пожалуйста, что ждёт после этого? — Теперь осталось пройти выбор. Это уж как Хранители примут решение. Говорят, что всякий раз они придумывают что-то новенькое: то конкурс красоты, то скачки на горных ослах, то совместная охота. Никто не располагает достоверными сведениями, чем руководствуются Хранители, когда избирают себе постоянного спутника. Но, как правило, в риардэны попадает не более десятка. Как-то только двое прошли конкурс, — юноша нервозно усмехнулся. — Скоро нам сообщат, чего ждать. — Сегодня? Когда все минуют избирательную комиссию? — Уже сегодня, но вечером. У тебя ещё есть время, — Стид отвернул голову, ясно продемонстрировав, что чесать языком более не намерен. Из тридцати девяти представителей благородных семейств отбор прошли всего лишь двадцать один человек. Уже светало, когда нас вывели из дворца к каретной стоянке. Парней сразу же начали расхватывать обеспокоенные родственники, кто-то из участников при виде родных снова залился слезами. Среди этой толпы я не увидел ни барона, ни баронессы, ни Эркина. — Простите, Ваше Вашество! Вы что ли будете, — грузный извозчик достал из кармана замызганную бумажку и с трудом прочитал. — А-адан ир О… Адан ир О-ли-й? Мне тут сказали вас до дому подкинуть, как выпустят. Моя колымага там, на соседней улице стоит. Пойдёмте, молодой господин, тут я не ставлю, потому как дорого больно платить налог, ну, это и для клиентов лучше, меньше плачу налогов — цену вам дешевле ставлю. Хорошо же ж? — У меня нет при себе денег. — Да вы не волнуйтесь, Ваше Вашество, мне уже заплатили. Правда, думаю, замёрзнете вы в этой рубашонке. Ехать-то на другой конец города, а с утра прохлада мурашей по телу гоняет немилосердно. Во! Вот она моя родненькая, заждалась нас уже, садитесь, прокачу с ветерком! Хотя, куда вам ветерок-то, простудитесь же. Столица просыпалась очень живо. Благословенная утренняя тишина, словно нарочно выделенная редким птичьим щебетанием, постепенно сплеталась с всевозможными, присущими огромному городу звуками, что порождало непривычную моему уху какофонию. Цоканье копыт лошадей, скрежет открываемых ставней, грохот повозок по мостовой, звонкие крики молочников и почтальонов. Я широко раскрытыми глазами обозревал окружающее пространство, забыв о тяжёлом осадке от произошедшего. Солнце всходило над городом и уверенно подтверждало его гордое название — Сияющий. Секрет столицы заключался в небольших зеркалах. На крыше каждого дома был закреплён зеркальный флюгер. Небесное светило отражалось в них, и над городом в ясный день сияло золотое зарево. На груди у всякого жителя столицы также висел отражающий медальон. В своё время гувернёр разъяснял нам смысл ношения этого особого украшения: улыбающийся человек красив и приятен, и потому, видя своё отражение, любой старается выглядеть лучше. Он выпрямляет спину, втягивает отвислый живот и придаёт лицу более-менее милое, доброжелательное выражение. В гневе же человек становится похож на уродливого зверя. Зеркала дают шанс своевременно увидеть это мерзкое превращение и включить разум. Помню, как спросил: «А отчего мы не носим?» На что мой воспитатель смутился, но нашёл вполне достойное объяснение: «Мы живём в очень маленьком городке. Проявляя грубость и неуважение там, где все тебя знают, ты можешь очень быстро оказаться в социальном вакууме, что неприятно. А в столице людей в тысячу раз больше. Даже прожив долгую жизнь, ты не познакомишься и с десятой долей жителей города. Поэтому скверные люди, испортив отношения с окружающими, меняют жильё. Они переезжают в чистое, незамутненное место, оставив после себя грязь раздора. В столице мест много, есть где нагадить. А в нашем провинциальном городе такой возможности нет. Вот ты вчера опечалил госпожу баронессу своим нелепым бунтом, отказавшись есть овсянку, так теперь все ближайшие соседи и слуги знают, что я тебя выпорол, а ты в это время недостойно орал, будто крестьянский молокосос». Коляска остановилась на большом оживлённом перекрёстке, ожидая какого-нибудь просвета в перпендикулярном движении. К нам подскочила уличная торговка пирожками и удивительно добродушно заворчала: — Эй, хрыч престарелый! Как тебе не стыдно мальчика морозить, посмотри, у него уже губы синие. На, милый, согреешься. — Дурная баба, отойди, мы уже едем, — извозчик шутливо замахнулся кнутом в сторону женщины. Они оба рассмеялись и мы снова тронулись в путь. В моих руках остался картонный стаканчик горячего кофе с молоком и горячая булочка. Я осторожно пригубил напиток. Было чрезвычайно вкусно. Я пил, ел и плакал. Сияющий город отображался в моих безотрадных слезах.

***

К моменту прибытия в гостиницу, смог взять себя в руки и придать лицу соответствующее моему благородному происхождению надменное выражение. Поблагодарил и отпустил извозчика. Медленно, очень неспешно поднялся по спиральной лестнице на третий этаж, где наше семейство снимало номер и постучался в дверь. — Ой, молодой господин! Доброе утро! — горничная баронессы запустила меня внутрь. — Я вас ожидала чуточку позже и не успела заказать завтрак. Может покамест воды подать? Я твёрдым шагом прошёл в гостиную: — Где все? — Молодой господин, вы не знаете? Сегодня такой важный день, они с первыми лучами солнца отправились в Храм Мира, у господина Эркина сегодня же посвящение! Так вам завтрак заказывать? — Не стоит. Ушёл в спальню, где разместились мы с братом. На кровати лежала свёрнутая записка, которая и сейчас, в момент написания этих воспоминаний, находится передо мной. Позвольте ознакомить с её абсолютно прозаичным содержимым, мой дорогой читатель: «Адан, брательник! Сердечно поздравляю! Я так понимаю, что ты прошёл испытание. Но я тебя всё равно обогнал. Опять! Сегодня вечером обещаюсь рассказать, что нам наврали про Храм Мира. Я же буду совершеннолетним гражданином нашей Империи. Ура! Ура! Ура! Подзатыльник тебе и щелчок по носу. Эркин». Аккуратно свернул записку, убрал в карман брюк и запрокинулся на кровать, уткнувшись лицом в подушку.

***

Я спал до такой степени крепко, что даже не почувствовал, когда заявилась горничная и аккуратно раздела меня. Не слышал, когда возвратились родственники. И проснулся, лишь когда солнце окрашивало Сияющий в багряный наряд заката. — Где тётя? — мой резкий вопрос заставил Эркина вздрогнуть и расплескать чай по столу. — Ты чего такой нервный, сон что ли плохой приснился? Лучше поздравь меня, три седых волоса я сегодня заработал. Могу со всеми основаниями считаться взрослым. — Где тётя? — я вскочил в постели и, в чём мать родила, подскочил к брату. — Эй, братишка, да что случилось-то? Ты обиделся, что я первым в Храм попал? Расслабься, будет и на твоей улице праздник. Мама с отцом уже во дворец укатили. — Почему меня не растолкали, когда пришли? — Так мама тебя пожалела, будить запретила. Сказала, что когда проснёшься, тогда мы их во дворце и найдём. Иди одевайся, не маши тут колокольчиками своими. А то горничная на весёлый звон заявится. Я в рекордные сроки собрался, намочил и расчесал пальцами растрёпанные волосы, выскочил из номера. На удивление, Эркин послушно отставил кружку и быстро проследовал за мной. В карете он попытался начать разговор, но быстро заткнулся, встретившись с моим пустым взглядом. Я не злился, я не психовал, я ждал встречи с тётей. В этот вечер мост Намерений не создал для меня никаких существенных трудностей, я прошёл его уверенно, легко обгоняя еле плетущуюся толпу и потеряв где-то брата. Сияние королевского дворца не слепило и было словно приглушено туманной дымкой. В какой-то момент промелькнула мысль, что нынче лакеи забыли зажечь все огни. Гости только начали съезжаться, благодаря этому мне не составило труда убедиться, что в бальной зале барона с благоверной нет. Попытки пройти в какие-либо иные помещения моментально пресекались королевскими стражниками. Я неприлично быстро вылетел из дворца; в галдящий толпе входящих промелькнуло и снова исчезло растерянное лицо брата. Единственным, неохваченным моим вниманием местом был знаменитый королевский сад, куда я и направился. Чистый, ухоженный и освещённый огромным количеством фонарей парк был практически безлюден. Редкие парочки уже торопились обратно, дабы не пропустить начало великосветского бала. Я остановился отдышаться и моя голова чуть не взорвалась от ранее удерживаемых мыслей. Почему тётя меня обманула? В чём именно она обманула? Знал ли дядя? Знал ли Эркин? Хотя, подозрения по поводу осведомлённости Эркина сразу же отмёл: мой брат был на редкость прямолинеен и бесхитростен. Так, почему же старшие не сказали правду и в чём заключается правда? Если тётя хотела, чтобы я стал риардэном, то почему не призналась? Я бы не сопротивлялся, она должна была это понимать. Почему Эркин не прошёл конкурсный отбор? Мысли вертелись, чередовались, возвращались. Отсутствие ответов сделало меня злым и раздражительным. Захотелось что-нибудь пнуть. Вдруг в одной из обвитых плющом беседок зарделся огонёк и я безотчётно двинулся к нему, как глупый ночной мотылёк летит на смертельно опасный свет свечи. Поднявшись по ступенькам, увидел двух столичных аристократов. Они пили вино, курили сигареты и вели негромкую беседу, которую прервало моё появление. — Молодой человек, вы не могли бы оставить нас? — один из незнакомцев плавно развернулся. Я не видел его лица, так как единственными источниками света здесь служили уголёе сигареты и, еле пробивающееся через искусно обрезанные парковые заросли, сияние дворца. Но различимый силуэт принадлежал очень высокому мужчине. Я поднял голову и спросил: — Кто такой риардэн? — Спутник Хранителя, неужели вы настолько необразованны, что не знаете об этом факте? — в голосе мужчины звучала неприкрытая издёвка. — Кто такой спутник Хранителя? — Его супруг. — Это почётно? — Говорят, что очень. — А вы что думаете? — Думаю, что всецело зависит от спутника. А теперь, юноша, я настоятельно прошу вас бесследно исчезнуть, — теперь мой невидимый собеседник позволил прорваться нотке раздражения. — Простите, но я ещё не закончил задавать вам вопросы, уж коли вы оказались столь осведомлены, — продолжил я с несвойственной моему характеру твёрдостью. — Да ладно? — снова издевка и некоторое насмешливое удивление. Я глубоко вздохнул и попытался задать очередной вопрос, дабы утолить информативный голод. Да, мой уважаемый читатель, всего лишь попытался, так как кто-то подступил сзади, схватил меня за горло и приподнял над землёй, крепко прижимаясь жёсткой грудью к моей спине. — Малыш отчаянно хочет пообщаться? — жаркое дыхание шевельнуло мои волосы на затылке. — От-пус-ти-те! — прохрипел я, вцепившись в душащую руку. — Ну, малыш, ты был таким решительным и настойчивым, что я поверил тебе. И теперь тоже хочу, — свободная рука неизвестного нырнула в мои штаны и больно сжала яички, а зубы впились в мочку уха. Попытка лягнуть неизвестного ногой бездарно провалилась. Наглый язык лизнул ухо, отчего по всему телу пробежала дрожь отвращения. Мой собеседник из беседки потягивал вино и молча смотрел, как я дёргаюсь в руках насильника. Но всё-таки что-то побудило его остановить нелицеприятное действие. — Оставь его! — Да ладно, он такой сладенький! Если не веришь — попробуй сам. — Я сказал, оставь его, нам пора идти! Я рухнул обратно на ступени и резко обернулся. За моей спиной никого не было. Беседка также оказалась пуста. Зато стояли бокалы с красным вином и дымилась недокуренная сигарета. Подошёл и поднял её с пола. Вишнёвый аромат приятно щекотал ноздри. Сел на скамеечку, закинул ноги на балюстраду, затянулся, закашлялся с непривычки. Поспешно дотянулся до недопитого бокала и залпом проглотил содержимое. Встал, аккуратно поставил бокал обратно на столик. Опустошил второй. Затоптал сигарету и направился обратно во дворец.

***

— Адан, ты где был? — на главном входе стояла встревоженная тётушка. Она схватила меня под руку и потащила за собой. — Уже все претенденты собрались, только тебя нет! Неужели ты хочешь моей смерти? — Тётя, нам необходимо поговорить! — Потом, дорогой, нужно торопиться! — Нет, мы поговорим сейчас или я никуда не пойду, — грубо вырвал свою руку и упрямо насупился. — Я знаю, что вы меня обманывали. — О, Боги! Адан, не сейчас, не позорься перед людьми! И ты… Ты что, пил? — Мне плевать на людей, пусть смотрят, слушают, смеются. Да, особенно смеются над болваном, который слепо верил своей любимой тёте. И да, я пил, — звонкая пощёчина оборвала мою скандальную речь и заставила несколько протрезветь. Любопытствующие гости останавливались и начинали шушукаться. Я схватился за щёку и медленно осел на пол, не отрывая взгляда от тётушкиного лица. Столь искреннее выражение обиды и недоумения заронили сомнения и пробудили росток искреннего раскаяния. Баронесса села на корточки рядом, такой поступок на глазах высшего света был слишком смелым. Я практически уверился в своей неправоте. — Простите, тётя! Я… — Не надо, Адан, я все понимаю и ты тоже извини за то, что я не сдержалась и ударила тебя. Мальчик мой, мы всенепременно поговорим позже, но сию минуту нам на самом деле надо поторапливаться. Вставай.