***
— Нет! Нельзя! — я уже занес ногу, чтобы переступить высокий черный порог, как меня отдернул назад дюжий храмовый служка. Пару секунд назад он тащил на своем хребте рыдающего толстяка, но путь до извозчиков был не маленький, и я удивился, что служка успел так быстро. Ан нет, прихожанин ползал по ступенькам и рвал волосы на голове, надрывно завывая. — Почему нельзя? Всем можно, я уже совершеннолетний! — Вам нельзя, вы же риарли! — мужчина взял меня под локоток и вежливо оттягивал от входа в Храм. — Это для обычных людей, Ваша Светлость! А вам ни в коем случае нельзя. Любопытство засвербело со страшной силой, захотелось оттолкнуть служку и быстрым птахом влететь в эту секретную кладовую страха и ужаса. — Я не риарли, вы меня с кем-то спутали! — очередная попытка оказалась неудачной. — Ваша Светлость, ну вы словно ребенок маленький, — служка так укоризненно взглянул, что мои уши зачесались от притока крови. — Мы всех риарли в лицо знаем, и по именам тоже, светлейший Адан Аст Рангвальд. Давайте-ка я лучше вас к вашему духовному отцу отведу, он все и объяснит. Священник искренне обрадовался моему приходу и мягко пожурил, что я забыл о его приглашении. Личные кельи оказались большими, яркими и светлыми, вместо ожидаемых мрачных узилищ. Мы уютно разместились на диване и хозяин начал колдовать над туркой. Я попытался сказать, что не люблю кофе, но других напитков в шкафчике не нашлось: — Адан, все же попробую вас разубедить и сварю по своему собственному рецепту. Многие не любят черный кофе, чаще всего это люди-фантазеры, которым сладкие мечты приятнее горькой реальности. А те, кто крепко стоит на своих ногах, умеет бороться, добиваться намеченной цели — вот они и есть самые настоящие ценители, — духовник так увлеченно говорил, что его сухое лицо озарилось любовью и нежностью. Он перебрал зернышки, ласково коснувшись каждого, перед тем как размолоть их в крошево. Затем засыпал в турку, залил воды и замер, вглядываясь в узкое темное горлышко, будто видел там что-то очень увлекательное и важное. Когда кофе сварилось, он бросил в него дольку лимона, несколько лепесточков мяты и прикрыл блюдцем, чтобы магия от его чародейства не выветрилась напрасно. — Еще чуток подождем и попробуем. А пока, мой друг, расскажите, что привело вас в Храм. Не успел я собраться с мыслями, как мой рот уже открылся и невнятный, путанный поток слов хлынул на слушателя. Рассказал ему абсолютно все, периодически пугаясь своей откровенности. Разум пытался притормозить, но душа упрямо сбрасывала груз, давящий на плечи. Когда я наконец замолчал, священник невозмутимо протянул наполненную кружку: — Попробуйте, правда вкусно? — мне подумалось, что он не услышал ни слова из моего монолога. — Если будет все еще горько, то можете добавить капельку мёда. Я предпочитаю именно так. Кофе действительно оказалось очень вкусным, мята и лимон смягчили вкус. Но пришел сюда я за другим и, сделав пару глотков, выжидательно уставился на священника. — Я не имею права выделять учителей для соединенного риарли, Адан. Постороннее вмешательство в чужую семью слишком опасно. Все, что я могу сделать, так это позволить вам высказаться и дать свой совет, — он задумчиво отпил из кружки. — Но, даже выслушав, уверяю, очень внимательно, я не скажу сегодня ничего, потому что вы уже нашли не самый плохой путь, чтобы улучшить свою семейную жизнь. Читайте книги, разговаривайте с супругом. Пробуйте что-то новое и не бойтесь ошибаться. В тишине мы допили кофе. И священник сопроводил меня на выход: — Адан, не держите зла на свою семью и тем более — не обижайтесь на отца. Люди от горя могут порой совершать глупые и страшные поступки. Если бы он сумел сдержаться и не уйти малодушно из жизни, то кто знает, может быть понял бы свою ошибку и исправил, — Храмовник мягко обнял меня за плечи и улыбнулся. — А в этот Храм Мира вам действительно нельзя. Ваш Храм — это ваш супруг.***
Возвращался домой весьма расстроенным. Выговорившись священнику, я действительно чувствовал огромное облегчение, но свою проблему так и не решил. Одной философией сыт не будешь, и вопрос «сексуальной безграмотности» остро стоял на повестке дня. — Милейший, ты не знаешь какой-нибудь дом терпимости поблизости? — мне пришла в голову сумасшедшая мысль и прочно заняла головную позицию. Извозчик хитро подмигнул и свернул в какой-то темный закоулок. Неприметное серое здание внушало опасение, что мы приехали не по адресу. — Не волнуйтесь, Ваша Милость, это самое лучшее, да и никто вас здесь не увидит. Сюда все аристократы ходят, — извозчик постучался в тяжелую дверь и быстро оттарабанил в открывшееся окошко какое-то подобие детского стишка. — Открывай ворота, я привез с собой кота. Мягкий и блестящий мех. Заработал я орех? Странное приветствие, но дверь открылась и я зашел внутрь. Небольшой холл сразу же вызвал неприятие: из-за обилия ярко-красного бархата он напоминал зияющую, кровоточащую рану, а тяжелый запах благовоний душил и напрочь лишал обоняния. Встречающая дородная дама была одета в алое платье, пошитое из того же материала, что использовался в декорировании, и походила на живую часть интерьера: — Доброе пожаловать в «Дом причудливых желаний»! Что вы желаете, молодой господин? Девушку, юношу, постарше или помладше? — Парня. — Мои щеки стремились сравняться цветом со стенами этого заведения. Хозяйка провела меня в комнату с огромной кроватью под кровавым балдахином. — У вас здесь всё красного цвета? — О да, господин, цвета страсти и любви, — женщина так тяжело задышала, прикусив жирную от толстого слоя помады губу, что я немного испугался. Но она лишь провела пальцами по моей груди и вышла. Не успела за ней захлопнуться дверь, как уже снова в комнате было людно: трое парней с тряпочками на бедрах предстали перед моим взором. — Кого из нас вы выбираете? — спросил один, показавшийся смутно знакомым. — Повернись спиной! — я растерянно сел на кровать и уставился на тоненькую ниточку шрама на ягодице юноши. — Год назад ты был в тюрьме или похищен? Он удивленно обернулся: «Не был, господин». — Шрам откуда? — А-а-а! Это клиенты поставили, я как-то раба изображал, типа меня наказали. Помню, злился жутко, не предупредили, что резать будут. Вы тоже хотите так поиграться? — Кто был клиентом? — Господин, мы ваших имен не спрашиваем. Вы платите, трахаете, уходите. Все. Полная кондеаль… Тьфу, кон-фи-ден-ци-альность. Меня выбираете или кого-то другого? Я выбрал худенького блондинчика, не решаясь остаться один на один с бывшим сокамерником. Почему-то испугался, что он вспомнит меня. Выбранный юноша шустро подскочил и попытался избавить меня от одежды. — Эй, руки убери! — я вскочил с кровати и оттолкнул его. — Подожди, мне надо подумать! — Господин, что тут думать, я так хочу вас! — заканючил парень каким-то неестественно сладким голосом. — Пожа-а-алуйста, трахните меня! Отошел подальше из соображений безопасности: — Так, стоп! — я совершенно не понимал, что от него требовать. — Давай сначала! Покажи, как ты меня соблазнять будешь. — Господин, так как же я вас соблазнять буду, если трогать нельзя! — Это твои проблемы, соблазняй, я жду, — сел в кресло, скрестив руки на груди. Парень, не долго думая, опустился на колени и начал медленно ползти ко мне. Полз, издавал какое-то подобие мявканья и вилял задницей, сильно прогибая спину. Если я не ошибался, то он притворился котом. Остановившись в шаге от кресла, где я занял оборонительную позицию, начал облизывать свои пальцы, другой рукой лаская своего маленького друга. Перевернулся задом ко мне, и засунул пальцы в свой анус. Застонал. — Господин, почему вы не смотрите! — обиженный голосок заставил убрать руку, которой я прикрыл глаза, чтобы не видеть продолжение непотребства. — Позвольте коснуться вас! — Руки сперва помой, — передернул плечами, представив, как его, мягко говоря, нечистые пальцы касаются меня. Пока блондин плескался в ванной, решил собраться с духом и позволить ему показать на мне искусство обольщения. О Боги, я уже чувствовал себя таким грязным и пропитавшимся тяжелым духом этого дома. Когда чужие руки коснулись моей груди, я вздрогнул, но сжал веки еще сильнее, будто отсутствие картинки делало реальность сном. Ловко расстегнув пуговицы, пальцы, словно играя гаммы на рояле, пробежали под рубашку и сжали сосок. Мокрые губы занялись вторым, а я вцепился в подлокотники кресла и сжал зубы, чтобы не взвыть от омерзения. Цепочка поцелуев к животу, звяканье расстегиваемой пряжки и горячее дыхание там, внизу. — Нет! Не могу! — выскользнул из кресла, судорожно поправляя беспорядок в одежде. — Сколько? Парень взял золотой и тихо вышел. В ванной висело огромное зеркало, я долго рассматривал свои расширившиеся зрачки и пытался успокоиться. Умылся, утерся полотенцем и вернулся в комнату. Кресло оказалось занято черной высокой фигурой: — Позвольте спросить, мой любезный супруг, что вы здесь делаете?