***
Рангвальд не вернулся домой ни ночью, ни утром. Вчера, вручив моё тело слугам, он сразу же уехал на работу. Поэтому, измучившись от неизвестности, я запретил беспокоить меня, кинул в карман пару монет и сбежал из-под домашнего ареста. Едва только переступил порог служебной калитки, как помчался изо всех сил, боясь, что кто-нибудь всё же зайдёт в комнату и, не обнаружив меня на месте, поднимет тревогу. Кроме решимости найти супруга и поговорить с ним, во мне бушевала нечаянная радость. Погрязнув в неиссякаемой череде проблем, я обрадовался мнимой свободе. И бежал, наслаждаясь встречным ветром, удивлёнными взглядами прохожих, солнечными лучами. На несколько мгновений даже удалось забыть обо всём и перепрыгнуть огромную лужу, не замочив домашних туфель. Вскинув руки в победном жесте, я замер на мгновение и побежал дальше. Мысль взять извозчика ни разу не появилась, поэтому остановившись у Залов Справедливости и Наказания, обнаружил, что немыслимо вспотел. В общественных уборных было тихо и чисто. Я умылся и кое-как пригладил растрёпанные волосы. — Адан, что ты здесь делаешь? — какое частое совпадение! Ульфхам словно мой злой гений вечно появлялся не вовремя. — Добрый день, Ваша Светлость, я пришёл к супругу, — настороженно обернулся навстречу Льёту, ожидая, что он попросту отправит меня домой. Не мог Альф не сказать брату о моем домашнем заключении. — Ну, пойдём, провожу. Вопреки ожиданиям Рангвальд не разозлился, увидев меня. Скорее, удивился и огорчился. Я тоже. В его руках был пустой запотевший бокал, но мой муж никогда не пил вино на работе. — Уже нашли себе нового донора? — скрыть язвительность не получилось, хотя и цели задеть не было. — Быть может, — спокойно ответил Альф, задумчиво разглядывая меня. — Позвольте поинтересоваться целью вашего визита? — Рангвальд, пожалуйста, не надо притворяться, что вы ничего не понимаете. Я хочу узнать, в чём конкретно вы обвиняете мою семью, что их ждёт, — хмыкнувший за моей спиной Ульфхам сбил меня с просящего тона. Кажется, я начинал ненавидеть этих риаров с вечно невозмутимыми, скучающими лицами. — Я требую, чтобы вы определились в конце концов: кто я для вас? Если преступник — бросьте меня за решетку! Если риарли — уважайте мои желания! Мужчины переглянулись, словно решая между собой: что же делать с этим проблемным, надоедливым мальчишкой. Рангвальд устало потёр лоб и поднялся из-за стола: — Идёмте, мой дорогой риарли, — последнее слово прозвучало несколько насмешливо. Но когда муж положил мне руку на плечо, вынуждая идти за ним, я понял, что он волнуется, будто собирается совершить что-то плохое, нежелаемое. Знакомые тёмные стены отдела дознания. Когда я читал приключенческие романы, то представлял себе тюремные помещения несколько иначе: капающая вода, сырой камень, бегающие крысы и жуткие вопли пытаемых. Здесь же было тихо, сухо и спокойно. Дознаватели Хранителей работали иначе: они не вгоняли иголки под ногти, не прижигали раскалённым металлом обнаженную кожу, не выкручивали суставы. Местные искусники потрошили душу и разум. Но они не были эмпатами. Поэтому я до сих пор не понимал, каким способом им удаётся разговорить своих подопечных. Дознаватели были похожи на обычных клерков: вежливые со всеми, скромные, с какими-то незапоминающимися лицами, с тихим голосом. Но при одном только их виде, бывалые преступники тряслись от ужаса. Мы остановились перед одним из кабинетов. Рангвальд открыл дверь и беззвучно проскользнул внутрь, ведя меня за собой. Внутри уже находилась тётя Лия и один из работников отдела. Он вопросительно взглянул на риара и получил разрешение продолжать допрос. Для госпожи баронессы наше появление осталось незамеченным, так как её глаза по нерушимым правилам дознавания были закрыты плотной повязкой. Изначально я думал, что преступникам надевают эту повязку, чтобы они не видели своего собеседника и не могли впоследствии найти и отомстить. Но оказалось, что лишившись зрения, подозреваемый чувствует себя более неуверенно и незащищённо, поэтому намного быстрее идёт на контакт. Всего лишь экономия времени и нервов. — Ставролия, ну вы же любили свою сестру? — мягкий, участливый голос дознавателя больше бы подошёл священнику из Храма Надежды. — Любила. Очень любила, поэтому и не могу простить маленькому ублюдку её смерть. Она же была такой весёлой, доброй. Мы все называли ее Лучиком. — Ваш племянник похож на неё? — Был похож. Я это исправила. Отучила зубы скалить. Видеть улыбку сестрёнки на чужом лице невыносимо. Вы меня понимаете? — Да, понимаю. Вам, наверное, больно? — Очень больно, потому что этот крысёныш всё ещё не сдох! — неподдельная ярость исказила пухленькое лицо баронессы. — Сколько можно ждать? Я же всё правильно делала: подсунула необученным под Хранителя, но нет, эта шлюха выкрутилась. Запрещённые феромоны дала, этот тупой гадёныш опять исхитрился что-то напутать! Сука! — Тише, милая, не нервничайте! — дознаватель ласково приобнял тётушку за плечи. — А где вы взяли наркотик, неужели не побоялись, что вас узнают? Рангвальд всё также тихо вывел меня из комнаты. Аккуратно закрыл дверь, обернулся ко мне: — Познавательная часть закончилась, дальше всякая ерунда, — он криво усмехнулся и рухнул в обморок. Ожидавший нас снаружи Ульфхам подскочил к брату, тихо выматерился и затащил бесчувственное тело в пустой кабинет, чуть дальше по коридору. — Позови госпожу Халлу, быстро! Я побежал наверх, волнуясь за состояние супруга. В дознавательской комнате осталась женщина, которую я называл тётушкой Лией. Почему-то в тот момент она совершенно не представляла для меня интереса, словно была чужой и незнакомой ранее. Зато удалось выяснить, как мой супруг умудрялся обходиться без моей крови. Вернувшись в допросный отдел с секретарём Верховного Судьи, я смог наблюдать удивительную картину: госпожа Халла не суетилась, не паниковала, увидев своего начальника, лежащим на полу. Она достала из кармана кожаный чехол, в котором находился небольшой изогнутый нож. Хладнокровно порезала себе запястье и стала вливать свою кровь в приоткрытый усилиями Льёта рот моего мужа. Второе запястье женщины было уже перебинтовано. К счастью, Рангвальд пришёл в себя достаточно быстро. Но мне не удалось с ним встретиться, так как Ульфхам шустро развернул меня и потащил на выход. — Ну ты его и вырубил! Твои силы бы в правильное русло направить! — Я ничего не сделал, вы же сами видели, — беспочвенные обвинения были обидны и непонятны — Твой ментальный вопль все эмпаты в округе услышали, голова сегодня трещать будет у многих. Ты скинул груз, Альф на себя большую часть взял. Теперь твоему мужу надо думать, куда слить негатив, — теперь моё удивительное спокойствие было объяснено, но Льёт заметно нервничал, явно желая вернуться обратно, а не отвлекаться на меня. — Я сам могу домой добраться! — Честное слово? — Обещаю, — выдержав испытующий взгляд, я получил относительную свободу и извозчика, нашпигованного угрозами и предупреждениями.***
— Ваша Светлость, — Моана принесла чай, накрыла стол, но не торопилась уходить. — Это правда, что вы разводитесь с господином Альфом? — Да, завтра, — пожалел, что этот день не наступит раньше. Ожидание становилось невыносимым. Удивлённо поднял голову, когда моя горничная рухнула на колени и горько заплакала: — Простите, пожалуйста, это моя вина! Это я рассказала всё господину о вашей встрече с госпожой Дэ Олий! — Моана, ты ни в чём не виновата! Ты всё правильно сделала! — я растерянно сел на корточки рядом. Никогда не утешал плачущих и не представлял что делать, потому что рыдания только усиливались. Затрещину не дать, в угол не поставить, строго не рявкнуть. Как утешать? Сел на пол рядом, осторожно обнял, чтобы девушка не испугалась, что я к ней пристаю. Моана тот час же прильнула ко мне в ответ, щедро смачивая мою тонкую рубашку слезами, слюнями и прочими естественными выделениями. — Ну, не плачь, всё будет хорошо! — Хм, не помешаю? — Альф замер в дверях, увидев наши тесные объятия. Моана испуганно ахнула и поднялась на ноги, быстро утирая лицо передником. — Адан, надеюсь, что вы присоединитесь ко мне за ужином. Не торопитесь! У вас есть полчаса, а я пока освежусь. — Ваша Светлость, — всхлипнула горничная, едва только за Рангвальдом закрылась дверь. Я испуганно уставился на служанку, молясь, чтобы она снова не начала плакать. — А может можно всё исправить? Господин вроде бы не злится на вас, может он простит? — Я сам себя простить не могу. Моана, подготовь к завтрашнему дню мой церемониальный костюм.***
Мы напились. Мы напились так, что наш последний ужин помню урывками. Поначалу всё было вполне спокойно, пока я не заметил, что у меня дрожат руки. Альф тоже обратил на это внимание, сообщил, что знает верное средство от этой напасти и потребовал принести бутылку коньяка. Он решил обучить меня искусству пития. Каждый раз наливая янтарную жидкость в бокал, муж рассказывал об одном полезном свойстве этого продукта и одну весёлую историю, обязательно произошедшую из-за употребления алкоголя. Помню, как подражая Моане, слюнявил батист на груди мужа, заикаясь от рыданий. Как свисал в окне, бережно поддерживаемый сильными руками. Как эти же руки умывали меня и укладывали спать. Посреди ночи я проснулся в своей постели от заполошно бьющегося сердца. Постарался дышать ровно и медленно. Вроде бы успокоился. Лёг обратно, только закрыл глаза, как почувствовал, что начинаю тонуть в страхе. Резко вскочил с постели, еле устояв на ногах. Голова пошла кругом. Неуверенной походкой прошел в спальню супруга через внешний коридор. Увидев риара в кровати, почувствовал возбуждение. — Адан, вернитесь к себе в комнату! — я слышал эти слова неоднократно, поэтому и сегодня они не удивили меня, но побудили задать волнующий вопрос: — Я вам так неприятен? Рангвальд встал с постели, накинул халат, прикрыв белоснежное тело, при виде которого мой член начал подниматься. Подошёл, наклонился и, посмотрев мне в глаза, сказал: — Адан, это не ваше желание. Это я хочу вас, а вы до сих пор не можете кончить со мной. Потому что, вы не хотите! Идите к себе! — А можно я просто посплю рядом с вами? Мне страшно одному, — я не солгал ни словом, желая прижаться и почувствовать хотя бы в последний раз себя желанным и любимым. — Можно, — Альф уложил меня, накрыл одеялом, лёг рядом и обнял. Ни любви, ни желания, ни защиты в его действиях я не почувствовал. Всего лишь вежливая уступка. — Почему не спишь? — тихий шепот слегка пошевелил мои волосы на затылке. — Не могу, думаю о завтра. Это очень больно? — Нет, не очень, — Рангвальд немного помолчал. — У тебя есть другие вопросы? — Нет, а если бы и были, то завтра всё будет уже не важно. — Спи тогда, не надо себя накручивать, — муж легко поцеловал меня в шею и прижался сильнее, будто не хотел отпускать.***
Карета остановилась в двухстах метрах от Храма Мира. Я вышел и посмотрел на чёрную громадину. Почему она раньше так пугала меня? На утреннем солнышке обсидиановый камень переливался, манил своим блеском, завораживал. Не в силах оторвать взгляд от этой красоты, медленно подошел и коснулся стены: камень оказался тёплым. Я погладил его и повернулся ко входу в ритуальные залы, где на пороге меня уже ждал мой дружка. — Сегодня вы не похвалите меня, князь? Я пришёл опять сам, — как же всё это напоминало день Воссоединения. — Накажу, — Ульфхам был спокоен, но я видел, что он нервничает: уж слишком крепко сжимал свою челюсть. Захотелось поинтересоваться, как именно он будет меня наказывать, но что-то остановило от легкомысленных слов. Какой-то неясный страх в его глазах. Впрочем, страх и Ульфхам — несовместимые понятия, поэтому я отмахнулся от своих подозрений. Для него это просто неприятная процедура. Да, именно так. Льёт подвёл меня к алтарю, вручил кубок с ритуальным напитком, не позволяющим свернуться крови. Аккуратно надрезал рукава туники, завернул наверх. Подсадил меня, помог удобно улечься на холодном камне. — Ты готов? — Да. Прощайте, Ваша Светлость. Спасибо, что помогали мне, — плохое вспоминать не хотелось, поэтому я просто улыбнулся, в ожидании ответа. Но Льёт равнодушно отошел, будто бы меня уже не было здесь. Рангвальд стоял рядом, крепко сжимая черный обсидиановый кинжал. — Ты можешь отказаться, ещё не поздно, — он не поднимал глаз, сосредоточенно рассматривая свои заметно дрожащие руки. — Альф, — рот почему-то очень пересох, стало трудно говорить. Попытался облизать сухие губы. Попросить воды — значит затягивать ритуал. Соблазн был слишком велик. — Не надо, пожалуйста. Спасибо тебе, что согласился с моим решением. Святой отец встал в изголовье алтаря. — Ты, Адан Аст Рангвальд, отказываешься от своего имени, своей жизни, своей души, своего тела, своего разума? — Да, отказываюсь. Нож обжег руку и медленно заскользил вдоль вены. Кожа раскрывалась как цветочный бутон, выпуская на волю ярко-красный пульсирующий фонтанчик. — Больно, — я слегка поморщился, не в силах отвести взгляд от вытекающей крови. Рангвальд обошел алтарь и сделал длинный надрез на второй руке: — Мне тоже. Он отложил нож в сторону: — Ты мне ещё должен. Моё второе желание как подарок на годовщину. Я поднял глаза, боясь, что Альф решил остановить ритуал. Но он покусывал губу, напряженно обдумывая что-то. Потом кивнул сам себе, словно решаясь: — Больше никогда не проси развода. Обещаешь? — Да, — смешное желание, у меня и не будет уже такой возможности. Голова закружилась. Ещё сильнее захотелось пить. Рангвальд крепко сжал мое лицо и приник к губам в яростном, болезненном поцелуе. Дал отдышаться. И снова поцеловал, но уже мягко, нежно. Наши глаза встретились. Серые льдинки были всё также холодны и спокойны, черные зрачки гипнотизировали, затягивали в темноту, обещая небытиё. Всё.