***
До развода осталось пять дней. Всё свободное время я проводил в районном суде, стараясь успеть разобрать как можно больше дел. Вместе со святым отцом и лейтенантом мы пару раз даже навестили другие окраинные участки, где помогли немного очистить камеры заключения. Моя работа заключалась не только в разрешении различных криминальных инцидентов. На приём приходили и обычные люди, не совершившие ничего, что преследовалось законом. Жёны просили поговорить с загулявшими мужьями. Мужья умоляли защитить от жен, которые подозревали своих благоверных в измене. Прибегали и детишки, восхищенные широко расходящимися байками, будто риарли из суда может не только читать мысли, но и находить клады, летать по воздуху и призывать духов. Я принимал всех, порой вызывая участкового священника на помощь. Мои, смею надеяться, друзья очень удивлялись той спешке, которую я развил в нашей работе. Но мне не хватало смелости признаться, что очень скоро наш коллектив распадётся и всё вернется на круги своя. Ульфхам сдержал слово, не сообщив Рангвальду о моём своевольном поступке. Он действительно оформил бумаги, закрепив за мной северо-западный район. Но отношение ко мне переменил на более холодное: прекратил шутить, улыбаться и называть «малышом». Я был и доволен, и нет. Всё-таки Льёту удалось заронить в моей душе семена благодарности к нему и раскаяния к мужу. При встречах мне хотелось растормошить этого ехидного человека, заставить заметить меня, но благоразумие каждый раз побеждало. А дома всё было по-прежнему. Рангвальд присоединялся к завтраку, звал на ужин, но спали мы раздельно. Да и мою кровь он больше не пил. Видимо, я действительно испортил ложью и наркотиками свои душу и тело. Несколько раз я просыпался ночью, мучаясь от желания. Стучался в соседнюю спальню, но дверь оставалась закрыта на защелку. Мы уже не были супругами, скорее — соседями.***
— Куда мы едем? — вместо того, чтобы двигаться от Сияющего, карета свернула на боковую дорогу, идущую вдоль городских стен. — В Храм Надежды, тебе будет полезно, — буркнул риар, не отрываясь от своих любимых бумажек, которыми забил полный дорожный сундук. Я с любопытством высунул голову из окошка, обозревая окрестности. Луга и поля постепенно сменились на лиственную рощу. Воздух стал заметно чище, здесь не летала пыль, а аромат цветущих деревьев пьянил и кружил голову. Хотелось рассмеяться, выпрыгнуть из кареты и убежать в лес, слиться с ним воедино, упасть на зелёную траву и кататься по земле, снимая напряжение и боль. — Только заехали, а вы уже опьянели! — проворчал Рангвальд затаскивая меня обратно. Я и не заметил, как вылез в окно по пояс. Немного успокоившись от охвативших меня радостных эмоций, я было заскучал, но карета остановилась и муж, распахнув дверцу, вышел первым. — Ваша светлость, позвольте напомнить, что вам сюда нельзя! — будто из воздуха появился в поле зрения пухлый Храмовник. Красные щёки и большие круглые глаза цвета полуденного неба делали его похожим на младенца. Даже вместо нормальных волос на его голове топорщился какой-то рыжеватый пушок. — Вот видите, Адан, мне тоже не всё дозволительно, — Альф слабо улыбнулся и помог выйти из кареты, подхватив под локоть. — Успокойтесь, святой отец, я всего лишь привез к вам гостя. — Адан Аст Рангвальд! Очень рад вас видеть, надеюсь, что вы задержитесь хотя бы на ночь? — священник практически вырвал меня из рук моего мужа и потащил за собой. Я оглянулся на князя, но он разрешающе кивнул и сел обратно: — До завтра, дорогой!***
Храм Надежды разбил в пух и прах все мои представления о нём. Заместо какого-нибудь монументального строения, здесь был высажен огромный лес, в центре которого создали подобие запутанного лабиринта из высоких кустов и каменных глыб. Священник завел меня в чудесную беседку, искусно созданную из рукотворно переплетённых между собой живых деревьев. — Подождите немного здесь, Ваша Светлость, я сейчас нам чаю принесу. Сами выращиваем! Он скрылся за кустами, а я в предвкушении уставился в сторону огромного лабиринта. Очень хотелось начать исследование, которое пообещал мне Храмовник. Недалеко от лабиринта располагались небольшие павильоны, в которых жили служители и прихожане, решившие отдохнуть здесь от мирских забот и тревог. Я уже увидел эти белоснежные постройки и даже заглянул в тот домик, который выделили мне на ночь. Там не было больших шкафов, кроватей, ковров: дощатый выбеленный пол с яркими циновками, служившими заменой стульям и столам. Небольшой матрас, застеленный льняным постельным бельём, лежал под покатой крышей с огромным окном, предоставляя возможность перед сном полюбоваться на ночное небо и звёзды. В углу стоял небольшой сундук, куда гость мог убрать свои вещи. И маленькая уборная, где вместо вместительной ванны стояла бочка с холодной водой и деревянный ковшик для обливания. После роскошных княжеских хором, я был весьма счастлив от предоставленной возможности пожить в столь непривычной и уютной простоте. — Я вернулся, Ваша Светлость! — священник принес обугленный котелок с ароматным горячим чаем. — Позвольте вас угостить! Это особый взвар! Земляника заряжает энергией, хвоя можжевельника укрепляет ослабевшую от тяжелых испытаний душу, вымоченный зелёный орех пробуждает любопытство, и синий чай поддерживает любовь к жизни. Он протянул мне большую деревянную кружку, которой только что зачерпнул чай. Я глубоко вдохнул и почувствовал, как защемило сердце. Кружка упала на пол, дрожащие руки оттянули душащий шейный платок. — Ваша Светлость! Что с вами? — Храмовник взял меня за плечи и с тревогой заглянул в глаза. — Простите, кажется я ошибся и неправильно подобрал травы. Схожу, сварю другой. Схватив за руку мужчину, который уже намеревался унести котелок, я немного отдышался от уже исчезнувшей боли: — Не надо, я хочу выпить этот чай! Боль вернулась, пока я пил чай. Сердце судорожно сжималось, прерывисто отдаваясь в ушах. Хотелось взвыть, но я стискивал кружку в руках и глотал обжигающий ароматный напиток. Я не получал наслаждения от боли, как мог бы подумать читающий эти строки. Просто чувствовал, что боль эта целебная, нужная. Святой отец молча сидел рядом и гладил меня по скованной спине, снимая напряжение. На третьей кружке я вовсе забыл о неприятных ощущениях, прислонившись боком к Храмовнику. — Всё ушло, умничка! Слишком много обиды в вас было. Нельзя копить эту гадость в своем сердце. — А как избавляться? — Прощать надо.***
В лабиринт мы вошли вдвоём. Святой отец держал меня за руку, словно боялся, что со мной что-нибудь случится. Чай вымыл весь негатив и теперь я чувствовал себя необыкновенно лёгким, воздушным. Хотелось прыгать, скакать, смеяться. Был бы только повод. И не было бы в меня вложено столько усилий по воспитанию. — А для чего лабиринт здесь? В чём его смысл, если я почти ничего не чувствую? — Для исцеления. Вы ничего не чувствуете, потому что я напоил вас несколько особенным взваром. По этому пути мы немного прогуляемся, но только для ознакомления. На полное прохождение обычно требуется весь световой день. Где-то впереди нас уже идут несколько человек, пытающихся излечить душу, — храмовник немного помолчал, не прерывая мерного шага, и продолжил. — В нашем Храме два лабиринта. Первый для любого человека, кто желает изменить себя. Очиститься. Этот путь бесконечен, пока шагнувший на него наполнен негативными эмоциями. — Как бесконечен? Отсюда не выйти? — окружающая плотная зелень разом угрожающе потемнела в моих глазах, притворившись непролазной стеной с опасными шипами. Правда, коснувшись одной колючки, я обнаружил, что всего лишь маленький листочек развернулся ребром и показался не тем, чем был. — Позвольте, не раскрывать наши секреты, молодой человек, — мужчина улыбнулся и покачал головой, будто сожалея о моей глупости. — Никто не заблудится, никто не умрёт. Каждый найдет свой выход, когда будет готов. — А второй лабиринт? — Совсем маленький по площади, но более посещаемый. Туда приходят те, кому нужна защита. Кстати, давайте свернём здесь. Мы прошли развилку и оказались в совершенно иной действительности. Сотни белоснежных беседок выстроились по спирали, соединенные узкими переходами, огороженными сплошными решетками из вьющейся зелени. В центре этой огромной улитки находился невысокий, но очень вместительный павильон. — Это второй лабиринт? — Да, пойдемте за мной. Ваша Светлость, я не планировал приводить вас сюда, но позже решил несколько поменять программу, хочу чтобы вы кое-что увидели. Здесь действительно было много прихожан. Пройдя несколько беседок, я заметил одну общую особенность: в центре каждой стоял небольшой каменный алтарь. Люди ставили у подножья приношения и молились, абсолютно не обращая внимания друг на друга. Эйфория, которая была со мной в предыдущем лабиринте, полностью схлынула, вытесненная черными хлопьями горя и отчаяния, идущими от молящихся. Хотя, не все пришедшие сюда были отягощены проблемами. На лицах некоторых виделись радость и облегчение. — О чём они молятся этим камням? — Это не камни, подождите, мы скоро придём и вы всё поймете, — священник быстро вел меня, не давая возможности остановиться и оглядеться. Чуть не доходя до основного павильона, мы наконец-то остановились в одной беседке. — Можете посмотреть на алтарь, — отпустив мою руку, священник отошел в сторону. На коленях перед алтарём стояло целое семейство. Я тихонько подкрался, чтобы не прерывать чужую молитву и с любопытством посмотрел на верхушку камня, где было что-то высечено. «Князь-Риарли Адан Аст Рангвальд, защитник» Я медленно отшагнул назад, тем более люди передо мной начали подниматься на ноги. Увидев профиль женщины, я вспомнил её: всего лишь неделю назад она рыдала в моём кабинете, жалуясь на издевательства свекрови. Тогда я навестил их семью и поговорил с обидчицей по душам. Старушка не могла признать невестку, так как в молодости оказалась неудачницей в борьбе за любимого. По иронии судьбы, любимым был покойный отец молодухи. Свекровь неосознанно ненавидела невестку, которая как две капли воды была похожа на свою мать, победительницу. Пришлось воззвать к той нежной и чистой любви, которую женщина всё еще хранила в своем сердце. Испугавшись, что меня узнают, быстро отвернулся. Священник понял мое смущение и заслонил собой, провожая семейство на выход. — Почему здесь моё имя? — глухо спросил я, не решаясь вновь развернуться к алтарю. — Не спрашивайте меня, сын мой, наши прихожане сами решают, кому и чему здесь быть, — Храмовник мягко развернул меня за плечи. — Посмотрите, вас любят, вам благодарны, за вас молятся. У подножья действительно лежало много фруктов, цветов и даже несколько детских игрушек. — Это глупо! Я не понимаю, зачем они это делают! — трудно было представить себя божеством, всю жизнь находясь в подчинении. — Они просто хотят выплеснуть свои чувства к вам. Как могут, так и делают, — священник смеялся, внимательно осматривая меня своими чудесными лучистыми глазами. — На бога вы пока не тянете, но к святым ликам при должном старании вполне можете быть причисленным. — Отче, не смейтесь! Не вижу ничего смешного! — я разозлился, но его смех был настолько заразителен, что не сдержался и тоже улыбнулся. — Все эти алтари с именами риарли? — О нет, разные бывают. К примеру, алтарь «Жадность» для тех, кто страдает или пострадал от этого недуга. То есть, люди приходят сюда с определённой целью найти здесь совет, помощь, поддержку по разным вопросам. Если цель совпадает у большого количества прихожан, то мы создаем по их просьбам вот такой алтарь с конкретным наименованием или именем. — А если никто не приходит больше к алтарю? — Меняем камень на новый. — А что со старым? — я подошел и потрогал своё имя. Какое странное ощущение. Ничего, скоро тебя сотрут. — Если сохранить память покажется нам важным, то переносим в Сердце Храма. Где любой желающий может увидеть славное прошлое, почитать историю, и может, запомнить что-нибудь пригодное для светлого будущего.***
Ночью не смог заснуть. Лежал и любовался на звёздное небо. Казалось, что они движутся и меняются местами, чтобы затруднить счёт. «Интересно, сколько надо прожить, чтобы на каждую звезду было по одному хорошему поступку?» Утром святой отец провожал меня до ожидающей уже кареты. Не доходя шагов тридцать, он остановился и взял мои руки, принуждая внимательно выслушать прощальное напутствие. — Мальчик мой, позвольте вас так называть, — Храмовник заглянул мне в глаза, вызывая чувство неловкости, будто я намеренно старался обмануть его. — Берегите супруга. Вы понимаете, почему он не может войти сюда также, как вам недоступен вход в Храм Мира? Я помотал головой, предчувствуя, что услышу сейчас что-то очень нежелательное. — Он — ваш Мир. Вы — его Надежда. — Надежда на что? — непослушные губы еле разомкнулись, я чувствовал, как кровь отхлынула от лица. Хотелось стереть свой вопрос и не слышать ответа. — Надежда на любовь, понимание, верность. Вы — его сердце, душа. Берегите его. Я посмотрел на Рангвальда, который уже вышел и ждал меня, прислонившись к дверце кареты. Безумно уставший, вымотанный риар с тёмными кругами вокруг глаз и хмурой морщинкой между бровей.