Жертва

— Ты жене трёх погодков заделал, ублюдок! — Дарр кричал на щупленького молодого мужчину, виновато съёжившегося под взорами всех присутствующих. — Когда член из штанов доставал, то считал себя взрослым? Когда молодую красавицу в дом привёл, женой назвал? Теперь деньги кончились с её приданого, так всё? Не нужна тебе обуза более? Святой отец положил руку лейтенанту на плечо, призывая того успокоиться и передать ему слово: — Сын мой, мужчиной тебя делают не жена, не дети и не прожитые года. Взрослый муж — это человек, который не только берёт ответственность за себя, но и за поступки, судьбу и благополучие тех, кого он принял под свою руку. Ты уверен, что готов признать себя незрелым? Что обманул всех, назвавшись мужем? — Нет! Ваше Сиятельство, нет! Вы меня неправильно поняли! — мужчина попытался упасть на колени перед храмовником, чем вызвал брезгливую гримасу как у меня, так и у лейтенанта. — Я не отказываюсь от семьи, я просто хотел немного отдохнуть. — Выгнав жену и детей в дом её родителей вместе со всеми вещами? — Дарр не удержался от ехидства, несмотря на предупреждающий знак от святого отца. — Может всё-таки сдадим его в приют Взращивания? Позвольте на минуту отвлечься от повествования, немного разъяснив озвученную лейтенантом угрозу тем читателям, кто не утруждал себя чтением храмового устава, регулирующего семейные отношения. Приют Взращивания Ответственности был страшным местом, пребывание в котором являлось позором в глазах общества. Большим позором, чем тюрьма, к примеру. Годами он пустовал, отчего стал забываться как нежелательный кошмарный сон. Попадали туда только мужчины, которые беспричинно оставляли свои семьи на произвол судьбы. Их лишали всех званий и имущества, но самое ужасное — они получали статус несовершеннолетнего, неразумного. И попадали на несколько лет под жёсткую опеку храмовников, терпеливо и усердно взращивающих в своих подопечных чувство долга и ответственности. После так называемого освобождения, несмотря на повторное признание государством этого человека совершеннолетним, редкая женщина соглашалась рискнуть и связать свою жизнь с этим несчастным. Поэтому воспитанники приюта Взращивания часто оставались одинокими, презираемыми изгоями. И теперь молодой мужчина, шокированный подобными перспективами, бросился уже к жене, находящейся здесь же: — Милая, прости! Я не хотел расставаться с тобой! Мне просто надо было немного подумать о наших отношениях. Ты ведь и сама знаешь, что в последнее время у нас всё шло не очень гладко. Я признаю свою необдуманную глупость, прости! Скрытно радуясь изменившему поведение мужу, молодка всё же не удержалась от воистину ехидной женской мстительности, желая припугнуть: — Я ещё не верю тебе… Но священник не дал женщине возможность насладиться видом униженного мужа: — Вина здесь обоюдная, дочь моя. Не стоит радоваться своей победе. Правая рука не многое может сделать без участия левой. Свою несчастливую жизнь вы построили вместе. У негодного мужа хорошей жены не бывает. Ты требуешь уважения, любви, достатка, но сама дрянная хозяйка, у которой дом не прибран, дети грязные и голодные. — Он всё пропивает, негодяй! Денег не так уж много приносит, чтобы жить в хоромах белоснежных. Святой отец, я же всё делаю, чтобы мужу угодить! Детей на улицу отправляю, чтобы он отдохнуть в тишине и покое мог; чарочку подношу, спать укладываю, — женщина обиделась, не принимая обвинений в свой адрес. — Ты действительно считаешь, что бессловесной угодливостью радуешь мужа? Пусть так, но мне непонятны тогда твои нападки в его сторону. Наливаешь и жалуешься на пьянство; гонишь из дома детей и негодуешь, что муж не общается с ними. Ты уж, милая, определись, чего добиваешься от благоверного. Хочешь любви — люби сама, хочешь уважения — сделай что-нибудь достойное, хочешь достатка — поддержи мужа дома лаской и заботой, а не спаивай. — Не мне говорились эти слова, но падали раскалёнными каплями в душу, выжигая очередную важную мысль: «Хочешь — добейся сам. Не ной, не проси, сделай сам». За два года совместной работы мои сослуживцы ни разу не спросили о причинах, по которым я сменил мужа и имя. Конечно, святой отец должен был быть в курсе основных событий, но не стремился пообщаться по этому поводу. Он всего лишь каждый раз звал меня на такие вот семейные разбирательства, будто хотел что-то показать на чужих примерах. Поначалу я не осознавал тайных мотивов храмовника, но спустя какое-то время, стал проводить параллели со своей жизнью и приходить к неутешительным выводам: мои страдания — мой выбор. В какой-то момент даже начал ностальгировать по Рангвальду, но быстро отринул иллюзии, встретившись с бывшим супругом. Помню тот день, как будто он был вчера. — Добрый вечер, — учтиво, но холодно поздоровался Альф, посетив мой нынешний дом только через полгода после нашего развода. Он присоединился к нам за ужином. Знакомая картина: я, мой муж и брат супруга. Только вот произошла небольшая перестановка актёров на сцене. Я тогда несколько растерялся, хорошо чувствуя на себе колючий взгляд Льёта: — Добрый вечер, Ваша Светлость! Вы долго отсутствовали в столице. — У меня был траур, Адан! Вы не слышали разве, мой супруг умер? — Рангвальд сдержанно улыбнулся. — Предпочёл уйти в мир иной, лишь бы сбежать от меня побыстрее. — Сочувствую, — промямлил я, абсолютно ничего не понимая в этом абсурдном разговоре. — Почему он так поступил? — Роль риарли оказалась слишком тяжела для него. Надеюсь, что вы сильнее, — он повернулся к брату. — Ты счастлив в супружестве? — О, да! Неимоверно! — ухмыльнулся Ульфхам и коснулся моей руки, призывая подтвердить его слова. — Не так ли, малыш? Уж ты-то прилагаешь все усилия, чтобы сделать нашу жизнь прекрасной? Я уткнулся в тарелку, будучи не в состоянии внятно ответить на вопрос, озвученный столь саркастичным тоном. Но когда Льёт покинул столовую, чтобы принести какие-то документы, которые пожелал увидеть наш гость, я собрался с духом и спросил: — Альф, почему вы дали мне развод? Почему отдали брату, словно ненужную вещь? — Вы снова ленитесь думать, Адан! Я не имел права отказать вам в разводе, это вполне чётко прописано в Уложении, — менторским тоном ответил риар. — Что касается второго вопроса, то по моему мнению, вам ещё рано являться на суд Богов. А потакать в ошибках, вызванных юношеской горячностью — глупо. Также вы просили меня о любви, которую я не смог пообещать. Поэтому, чувствуя и свою вину в наших развалившихся отношениях, решил дать вам шанс попробовать начать всё сначала. — Я не просил этого шанса. И почему именно Льёт? Почему вы тогда не предложили мне выбора? — я начал закипать от столь возмутительного объяснения. — Потому что я попросил! — неожиданно Ульфхам показался возле стола, оставляя мне возможность гадать, что из вышесказанного он успел услышать. — Малыш, не забывайся! Риарли для риара, а не наоборот. Права выбора тебя первыми лишили твои родственники, вторым — ты сам, когда сказал "отрекаюсь". Ульфхам был зол. Неимоверно зол. Но с видимым усилием сдержался, вернувшись к обсуждению рабочих моментов со своим старшим братом, закрыв неприятную для него тему. Я тоже не стал настаивать на продолжении разговора, чувствуя его бессмысленность. Хранителей не интересовало моё мнение.

***

Два года. Долгих два года, будучи риарли Ульфхама, я не понимал его выбора. И задавался каждый день одним лишь вопросом: "Зачем? Зачем он взял меня к себе?". Мы всё так же спали, тесно прижавшись друг к другу голыми телами. Это была единственная ситуация, в которой Льёт отказался уступать, несмотря на мои многочисленные просьбы о раздельных спальнях. Каждое утро я усиленно тренировался в боевых искусствах под руководством Винка или Ронни. И зеркало отражало уже не мощи и кости, а худощавое, подтянутое тело. Иногда мой супруг посещал наши занятия в качестве зрителя, не вмешиваясь в обучающий процесс. Завтрак и ужин также были совместными, если Льёт не уезжал куда-либо. И он больше не проверял мои познания в юридическом ремесле, чему я был несказанно рад, да и моя задница обрела ровный белый цвет кожи. Всё шло ровно и прекрасно, с моей точки зрения, кроме одной вещи. Я не знал, что делать с учащающимися случаями возбуждения. Лёжа в горячих объятьях, боялся, что муж увидит мой поднявшийся член и примет на свой счёт. Я не мог даже удовлетворить себя, чтобы не разбудить супруга. Иногда часами ждал наступления утра и обретения долгожданной свободы из пленивших меня рук и ног. Странно, что попытки возбудиться и попробовать получить самоудовлетворение в полном одиночестве проваливались безрезультатно. Вот и сегодня я проснулся от собственного стона и болезненно налившегося члена. Пытаясь успокоить частое дыхание, настолько ушёл в себя, что чуть не заорал, когда рука Льёта сжала мой ствол и всего лишь в три движения довела до оргазма, отравленного стыдом и ненавистью за унизительную помощь. — Я мог и сам. — Так нравится мучиться? Уже спать не могу по утрам от твоих ёрзаний. Всё жду, когда же ты сам... Не стесняйся, я же говорил тебе, что это нормально, — насмешливо фыркнул муж и облизал свои пальцы, вгоняя меня в ступор. Когда он скрылся в ванной, я растерянно коснулся своего семени и попробовал на язык: солоновато, но не столь противно, как представлялось.