A Case Of You

Деймона накрывает в ту секунду, когда черный джип останавливается напротив входа в особняк Сальваторе, и сквозь тонированные окна он смутно видит очертания ее профиля. Ничего конкретного, просто невнятная тень, тут же тонущая в солнечных бликах и отражении окружающего мира, но сердце его пропускает удар, и он хмурится, пытаясь разглядеть, почему они не выходят из машины, и что там вообще происходит. Смещается на метр вправо, и чувствует липкий холод, прошедший по позвоночнику, когда буквально ощущает на своей щеке теплое и мимолетное прикосновение Кэролайн к тому другому, первородному гибриду, получившему все призы этого мира, даже не попытавшись искупить свои грешки. Деймон только этим и занимается, постоянно чувствуя на шее удавку, на конце которой болтается огромный булыжник из вечного чувства вины за смерть брата и тяжелых взглядов Елены, для которой гибель Стефана означала и исчезновение их связи. Он пытается, постоянно пытается стать достойным, стать своим братом, а на деле — теряет себя, вообще забывая, что он на самом деле думает и чувствует. Потому что, если их любви с Еленой придет конец, то и жертва Стефана обесценится, а удавка переломает Деймону позвонки. Кэролайн выпрыгивает из машины, и Сальваторе скользит взглядом по ее обнаженному бедру, когда она, оборачиваясь к гибриду, одёргивает белое хлопковое платье, даже не удостоив Деймона, которого она не видела почти год, взглядом. Она смотрит на Клауса, будто без ее голубых глаз и тихих слов он сорвется и вновь превратится в того ублюдка, который может за раз убить двенадцать человек лишь потому, что они отказались стать его рабами. У гибрида вид такой, будто одна только мысль о Мистик Фоллс вызывает у него дурноту, но Деймон-то знает, что на самом деле тысячелетний параноик боится того, что любовь Кэролайн к нему не так сильна, как ее преданность друзьям, и губы Сальваторе кривятся в болезненной ухмылке, когда Кэролайн отпускает руку Клауса и быстро поднимается по ступеням крыльца, лучезарно улыбаясь. — Прекрасно выглядишь, Барби, — Деймон заключает ее в объятия, и думает о том, что от Кэролайн всегда пахнет так, будто с ней приходят самые лучшие летние дни. Она чувствует себя явно неловко в его руках, поэтому пытается мягко отстраниться, понимая, что Клаус едва сдерживает себя, чтобы не переломать Сальваторе руки, но Деймон держит ее крепко и даже закрывает глаза, размеренно дыша. — Ты тоже, — Кэролайн шепчет это ему куда-то в висок, и Деймон сразу понимает, что выглядит он фигово, и девчонка прочувствовала каждую трещинку в его душе и в их с Еленой отношениях. Становится стыдно, тошно и больно, поэтому он отстраняется, кисло улыбается и пожимает плечами, будто она со своими голубыми глазищами, теплым дыханием и розовыми губами только что не выпотрошила его наизнанку. Деймон знает, что у него есть седой волос, который наверняка не укрылся от ее взгляда, и вдруг ему хочется заорать о своем потерянном бессмертии. Кэролайн смотрит на него сочувствующе, но тут же отступает в объятия Клауса, который, к удивлению Деймона, не превращает их в стальные тиски, но скорее в надежную защиту души той, что воспринимает чужие беды слишком близко к сердцу. Он наблюдает, как первородный скользит большим пальцем по шее Кэролайн, и она тут же расслабляется, уже глядя на старого друга не так озабоченно. — Клаус, — цедит Деймон. — Не могу сказать, что я рад тебя видеть. — Это взаимно, — парирует гибрид, смиряя Сальваторе тяжелым взглядом, и мгновенно становится понятно, что Клаус, как и многие, предпочел, чтобы Стефан жил, а Деймон провалился в адское пекло вместе с Кэтрин Пирс. — Понятно, — тянет Сальваторе, и всем присутствующим действительно все становится понятно, а в воздухе виснет грозовая туча из горечи незаслуженной жизни и пепла невозвратного прошлого. Но Кэролайн все еще сияет, как маяк посредине бушующего моря, и Деймон чувствует, что падает. * * * Елена говорит о пустяках, улыбается невпопад и немного боится Клауса, который смотрит на нее с явной брезгливостью, будто перед ним всего лишь кукла-чревовещатель. Деймон впервые думает о том, что в этом доме они с Еленой ими и стали. — Он хорошо с тобой обращается? — шепчет Елена так громко, что даже человеческий слух Деймона улавливает ее слова, не говоря уже о Клаусе, который закатывает глаза и качает головой, с безразличием осматривая книжные полки. — Я же не собака, — внезапно жёстко отзывается Кэролайн, и Деймон усмехается, слыша в ее голосе оборонительные нотки. Защищает своего первородного, даже несмотря на то, что он сделал в прошлом. — Прости, я не это имела в виду, — мямлит в ответ Елена. — Мы понимаем друг друга, — мягче отзывается Кэролайн. — Я его люблю. Мне этого достаточно. Деймон прикрывает глаза, будто ему дали пощечину и шипит, когда бурбон обжигает язык. Все это так нечестно и неискренне, что у него перед глазами пляшут искры. Где-то в глубине души он знает, что Елене плевать. Ей сейчас на все плевать, кроме бесконечных раздумий о том, в какое дерьмо превратилась их жизнь, и как можно сохранить отношения, которые всегда будут иметь три угла. И от лишнего не избавиться, ведь от него остался лишь бесплотный, но вечный призрак. — Как медицинская школа? — интересуется Кэролайн. — Нормально, — бесцветно отвечает Елена. И вдруг всем становится ясно, что больше нет никаких уз, ничего, что связывает их, ничего, что могло бы заставить Кэролайн еще хоть раз переступить порог этого дома. Стефан умер, и с ним умерли все связи, выстроенные благодаря его усилиям. Кэролайн почти бежит в объятия Клауса, и с облегчение выдыхает, когда он переплетает свои пальцы с ее. Деймон чувствует, что у него в груди пожар, а у Клауса он потух: его Кэролайн теперь действительно принадлежит ему. И сердце ее больше не томится по месту, которое она считала домом. — Ты не виноват, — шепчет Кэролайн Деймону на ухо, пока он обнимает ее на прощание. — Стефан умер не для того, чтобы вы с Еленой были вместе, а для того, чтобы вы жили. Живи, Деймон. — Елена слегка щурится в дверях, будто ревнует, а на самом деле просто не может и не умеет делиться. — Живи так, как хочешь. И позволь Елене сделать тоже самое. Кэролайн садится в машину и машет Елене рукой, а она тут же скрывается в доме, натянуто улыбнувшись в ответ. Деймон же жадно ловит каждый оттенок лучей заходящего солнца, запутавшихся в золотистых волосах Кэролайн. — Ты же знаешь, что я тоже тебя люблю, — доносится до Деймона глухой голос Клауса, когда Кэролайн слегка приоткрывает окно машины. — Знаю, — она явно улыбается, и Сальваторе почти может представить ее лукавый взгляд и то, как она откидывает голову на сидение. — Почему ты не сказала этого двойнику? — недовольно бурчит Клаус, заводя мотор. — Она бы все равно мне не поверила, — усмехается Кэролайн. Ему хочется побежать за машиной, закричать, чтобы она не оставляла его в этом доме с приведениями, где весь свет из глаз исчезает и совсем не тепло, совсем не лето, а скорее лютая зима, но Деймон все еще стоит на месте до тех пор, пока не начинают петь цикады, а ощущение того, что Мистик Фоллс слишком маленький, чтобы провести в нем конечную земную жизнь не достигает апогея, перекрывая кислород. Это ощущение не дает ему спать всю ночь, а наутро выталкивает за порог, заставляет завести машину и выехать по той же дороге, что и Кэролайн. Деймон не знает, куда он едет. В Новый Орлеан к Кэролайн или в Париж к Бонни. Он просто едет. Просто учится жить.