A Case Of You

Где-то в сознании гудит монотонный звук, похожий на крик из детских кошмаров, который рассеивается миллиардами искр в освещенном неоновыми фонарями помещении, где все заволочено белым дымом с сладковато-тошнотворным запахом гашиша. Кэролайн плывет сквозь волны непреодолимой бури извивающихся людских тел, мимо неаккуратных граффити на влажных стенах субструкций моста, мимо дурмана и оглушающей музыки, биты которой бьют по ушам так, что она невольно зажмуривается. Девушки здесь — сплошь фиолетовые и иссиня-чёрные мазки краски на белом ватмане бумаги, украшенном серебристыми булавками. И ее золотистые волосы отливают оранжевым на фоне круглой кровавой луны, висящей на берегу залива, улыбающейся ее отчаянной любви кривым оскалом Глазго. — Эй, девочка, — звучит со всех сторон, будто оставляя масляные следы на ее острых скулах. — Ты потерялась? Насмешливо и хлестко. В обители полуночных огней и опасного экстаза. Ей бы хотелось сказать, что она потерялась, но, к сожалению, она пришла как раз по адресу. — Я ищу кое-кого, — Кэролайн поднимает бровь и склоняет голову набок, а потом опустошает залпом стопку отвратного пойла, которое ей наливает бритый под ноль бармен с тоннелями в ушах. Запах смрада. Запах опасности. — Тебе не пора спать, принцесса? — вопрошает он, скользя пальцами с обгрызенными ногтями по ее запястьям, обнажая стальные зубы, и Кэролайн расплывается в кисло-горькой улыбке в ответ, обхватывая тонкими пальцами деревянную рукоятки ножа. Ее глаза наполняются тьмой, и парень хотел бы отшатнуться, но Кэролайн держит его крепко, делая небольшой надрез на перепонке между большим и указательным пальцем руки. Аккуратно, будто всего лишь ласкает. — Клаус Майклсон? — девушка слизывает паршивую кровь, полную алкоголя и дешевых наркотиков с рукоятки, и тут же сплевывает, брезгливо морщась. — Ушел полчаса назад, — парень выталкивает из себя слова склизкими комьями страха. — Лучше тебе не ходить за ним. Кэролайн улыбается, и в ее глазах светится темное пламя, которое на мгновение заглушает все остальное: пульсирующие артерия посредине неоновых софитов. — Лучше им не ходить за мной, — Кэролайн выпускает нож из рук, кивая на двух громил, покрытых татуировками, которые расталкивают толпу убитой дурманом молодежи, приближаясь к ним. Бармен судорожно и смазано кивает, когда она небрежно швыряет нож ему под ноги. — Твоя кровь на вкус как помои. Шершавые кирпичные стены гулко отражают звук ее шагов, заставляя жмущихся по углам людей вздрагивать и кидать ей вслед настороженные взгляды: красновато-желтые белки глаз с расширенными до предела зрачками. Кэролайн не помнит, когда в последний раз ей доводилось бывать среди такого дна общества. И доводилось ли вообще? За годы, что она провела рядом с Клаусом, учась принимать его тьму и питаться ею, следить за уничтожением его врагов и бесконечной погоней за большей властью, Кэролайн повидала многое. Но эта стая из Саутгемптона не стоила и секунды времени первородной семьи, если бы не одно «но». Самое главное «но» в жизни семьи Майклсон: Хоуп. Сбежавшая с каким-то молодым волком, покуривающим гашиш под мостом Итчен. Волосы, собранные в хвост, кожаная куртка и мотоцикл без глушителя. Спасти Хейли от праведного гнева Клауса было не так просто, поэтому Элайдже пришлось в спешке покинуть Новый Орлеан вместе с волчицей, пока Кэролайн пыталась убедить Клауса в том, что мать вовсе не виновата в поведении дочери: в конце концов, Хоуп уже двадцать пять, а это возраст принятия самостоятельных решений. Гнев Клауса был окрашен в цвета шторма и молний, и он только усилился, когда стало понятно, что найти ведьму, которая не хочет быть найденной, — не так уж просто. Найти тысячелетнего гибрида, который не желает, чтобы его нашли, — еще труднее. Но после трех недель погони, Кэролайн все-таки удалось напасть на его след, который привел ее в эту дыру, где обитали портовые крысы и отбросы. Вокруг пахнет сладкой гнилью, цветущий водой и нездоровым потом, и за эти неудобства (не говоря уж о любезно переломанной Клаусом шее) девушка планирует спросить со своего суженного сполна. Во влажном воздухе аромат крови угадывается особенно отчетливо, и идя мимо горящих огней, Кэролайн так же ясно слышит полузадушенные крики и всхлипы. Отчаянные, предсмертные. Пока воздух в легких не превращается в раскаленные угли. На губах Кэролайн появляется ядовитая ухмылка, когда она с ноги вышибает дверь, мгновенно окунаясь в вязкую атмосферу полутемного прохода к другой стороне моста. Крысы с громким писком жмутся к отсыревшим стенам, чувствуя хищника за версту, и девушка резко оборачиваясь, встречаясь с хмурым взглядом Марселя, чья эбеновая кожа отливает зеленым, а глаза полностью залиты черным. — Тебе следовало остаться в Орлеане, — вымученно заявляет Жеррар. — Он будет недоволен. — Ты когда в последний раз ел? — Кэролайн с нескрываемым раздражением оглядывает посеревшего вампира. — Иди. С Клаусом я как-нибудь справлюсь. — Кэролайн, он… — начинает вампир, но девушка лишь поднимает руку и кидает на него такой взгляд, что сразу становится понятно: она все знает, а ему лучше уйти. Гулкие шаги Марселя раздаются у нее за спиной под стать мерным ударам пульса, и лишь после глубокого вдоха Кэролайн двигается дальше по коридору, все ближе различая бешенный стук сердца и запах зверя. Кровь и ошметки плоти — малая плата за пропажу Хоуп, и Кэролайн остается лишь бороться с собственной жаждой, которая отражается на лице сеткой вен и клыками, прорезающими десна. Волк скалится, поворачивая к ней голову и все, что она способна видеть лишь перепачканную алым пасть и чей-то палец тут же оказывающийся зажатым между мощными челюстями. — Хватит, — твердо произносит Кэролайн, хоть собственный голос и кажется ей далеким и бесплотным. — Так ты ее не найдешь. Приди в себя. Волк рычит, выплевывая остатки тела несчастного оборотня, и через мгновение Кэролайн чувствует, как из нее вышибает весь дух, а перед глазами мерцают огни. Воспаленные, черно-оранжевые глаза Клауса будто вгрызаются в ее лицо, пока рука сжимается на тонкой шее, и ее начинает лихорадить от прикосновения к его обжигающему запястью. — Я велел тебе остаться в Орлеане, — рычит Клаус, и да, Кэролайн знает этот голос. Низкий, утробный, пугающий. — Велел? — в груди Кэролайн начинают подниматься волны ярости, и она молниеносно обхватывает его шею в ответ, сжимая кадык в цепких пальцах, раздирая кожу до крови. — За пятнадцать лет ты не усвоил, что приказы можешь раздавать своим шавкам, а не мне? — Я не в настроении для перепалок, Кэролайн, — огрызается Клаус, выкручивая ее запястье и тут же снова припечатывая к стене, на этот раз надежно фиксируя руки над головой. — Я еле сдерживаюсь, чтобы не переломать тебе шею и не отправить в Новый Орлеан первым рейсом в багажном отделении. — Поэтому Хоуп и сбежала, — ядовито выплевывает Кэролайн. — Твои бесконечные угрозы и манипуляции уже в печенках у всех сидят. Продолжишь в том же духе и потеряешь не только дочь, но и меня. Лицо Клауса искажается в полутьме, и Кэролайн не может не вздрогнуть от вида его заостренных скул, прорезанных узорами голубоватых вен. Клыки слишком близко, так близко к ее трепещущим артериям. Секунда. Две. Три. Губы Клауса обрушиваются на нее, и зубы раздирают плоть, а Кэролайн может лишь мучительно простонать в его горячий рот, чувствуя на языке собственную кровь. Запах Клауса — острый, мускусный, пряный. Запах зверя, из чьих раздувающихся ноздрей валит раскаленный пар. Он рычит, вспарывая кожу шеи клыками, вдавливает ее в холодную стену своим горчим обнаженным телом, оставляя синяки на талии и бедрах. Кэролайн выгибается ему навстречу, чувствуя разгоряченную и подрагивающую плоть, а когда она скользит ладонью между их телами, обхватывая и обводя пальцем головку, Клаус опаляет ее язык своим рыком и подхватывает ее под колени, заставляя обхватить себя ногами за талию. Его мышцы напряжены и так мучительно сладко перекатываются под ее дрожащими пальцами, что Кэролайн сама скидывает с плеч тонкие лямки черного платья, чувствуя лишь горячий язык скользящий по ключицам и дальше вниз, пока тело не пронзает резкая боль. Клаус вгрызается зубами в напряженный сосок, грубо сминая шифоновую ткань, щипля и терзая дрожащие бедра Кэролайн, пока его пальцы не проникают в ее жаркую глубину. Резко, жадно, до боли. — Кэролайн, — шипит он, когда девушка цепляется за его ладонь и разворачивает так, чтобы большой палец скользнул по самом чувствительному месту. Ее тело пронзает дрожь, и она выгибается дугой, отчаянно цепляясь за шершавую стену. Просто болезненного удовольствия уже мало. Они пропитались развратом и низменным пороком этого места, поэтому когда Клаус резко отпускает ее тут же опускаясь на колени, опаляя дыханием трепещущие бедра, Кэролайн знает, что ее ждет настоящее наказание. Он заставляет ее упереться спиной в стену, закидывает ноги себе на плечи и тут же скользит острием клыка в опасной близости от того места, где все пульсирует и ноет. Ее крик выдалбливает весь воздух у него из легких, и зверь внутри отчаянно воет, скребется, требует полностью подчинить, подавить волю к сопротивлению. Но Кэролайн не боится, а милостиво сдается ему, запуская руки в его волосы и притягивая голову еще ближе, встречая движение его жадного языка громкими и пошлыми стонами, которые становятся только громче, когда пальцы Клауса вновь проникают в нее, задавая бешено-болезненный темп. Недели разлуки казались настоящей пыткой, и воспоминания о том, какого быть вдали от нее, опаляет разум Клауса то огнем, то ледяной водой. Кэролайн дергается в сторону, не в силах выносить бешенную пульсацию внизу живота, которая уже начинала причинять дискомфорт: Клаус наказывает ее. Точно знает, что надо делать, чтобы оттянуть падение в пропасть. Его собственная плоть наливается свинцом, и не выдерживая, он обхватывает ее ладонью, делая поступательные движения, пока снова не срывается на утробное рычание, и Кэролайн кричит от вибрации, которая прокатывается по всему телу электрическим разрядом. И в момент, когда она царапает ногтями спину, разрывая плотную кожу, Клаус скользит указательным пальцем в другой ее проход, тугие мышцы которого мгновенно обхватывает его плотным кольцом. Кэролайн вымученно стонет, бездумно мотая головой, чувствуя, как опустошительные волны мощной разрядки заставляют пальцы на ногах поджаться, а все мысли испариться из головы. Подхватив Кэролайн за талию, Клаус разворачивает ее к стене, с болезненным стоном позволяя своей плоти прижаться к ее влажному центру. Девушка, все еще слишком болезненно чувствительная, с шипением отстраняется, но он лишь обхватывает ее грудь ладонью, вновь притягивая к себе. — Если ты уйдешь, love, — опасно нежно шепчет гибрид, прикусывая мочку ее уха и тут же втягивая ее в рот, — будь уверена, что я стану твоим самым страшным ночным кошмаром. Клаус насаживает ее на себя резко, с громким и пошлым шлепком, и Кэролайн чувствует, как ее снова накрывает болезненно-смазанный оргазм, от чего его карательные и глубокие толчки кажутся почти пыткой. Он надавливает ей на спину, заставляя прогнуться сильнее и развести ноги шире, вновь скользит пальцами по тугим мышцам, пока его член вновь и вновь погружается в ее спазмирующую влажную глубину. Кэролайн задыхается, когда чувствует его зубы, оттягивающие кожу около острых лопаток, но молчит, поджидая момент, когда ритм проникновения станет рваным и хаотичным. Клаусу хочется продлить пытку, дать понять несносной девчонке, которая успела въесться так глубоко ему под кожу, пустить корни в черном сердце, кто на самом деле является хозяином положения, но Кэролайн сжимает свои внутренние стенки вокруг его пульсирующей плоти, и он может думать лишь о ее сладком шёпоте, когда ей удается притянуть его голову к себе, скользнуть губами по колкой и влажной щеке. — Сейчас, — практически мурлычет она, и со злым рыком Клаус срывается, проникая в нее так глубоко и жадно, как только может. Кэролайн все равно выиграла. Последнее слово осталось за ней. И это настолько злит и очаровывает его, что утыкается носом в ее ароматные волосы, уже через секунду чувствует, как его волк практически растворяется где-то на задворках сознания, убаюканный присутствием родного сердца так близко. Кэролайн упирается ягодицами ему в пах, обхватывая его затылок ладонями, поглаживая и успокаивая, пока дыхание у обоих не приходит в норму. Разворачиваясь, она ласково скользит языком по его нижней губе, а потом отстраняется, с удовлетворением наблюдая, как тьма и всполохи золота исчезают из его глаз. — Теперь, когда к тебе вернулась привычная трезвость мышления, мы найдем Хоуп, — как ни в чем небывало заявляет она, выскальзывая из объятий Клауса и подбирая с пола платье. — Три недели твоих бесполезных метаний дали им серьезную фору. — Мне следовало уже запомнить, что не стоит держать тебя в стороне, love, — Клаус ухмыляется, наблюдая, как она сладко потягивается, пытаясь изгнать напряжение из мышц. — Следовало, — внезапно резко отзывается Кэролайн, и гибрид не может сдержать восторженного вздоха, когда ее черты ее лица заостряются, напоминая о том, что и в ней живет монстр. — Кто бы что ни говорил, Клаус, из нас двоих именно я мастер самоконтроля. Но даже мое терпение не безгранично. Запомни и это, на тот случай, если решишься вновь сломать мне шею и бросить в подвале. Когда они выбираются на улицу, кровавое солнце сияет над доками, и в его лучах кожа Кэролайн кажется искрится золотом. Клаус жадно втягивает носом воздух, чувствуя в нем едва уловимые нотки ее едкого гнева. Она еще не простила его ни за дурацкие попытки держать ее подальше от его монстра, ни за грубость и желание наказать за неповиновение, но ради Хоуп она готова сотрудничать. Ведь знает, что Клаус сделает всё, чтобы вымолить прощение у той, которая способна управлять всеми уголками его темной, тысячи раз проклятой души.