A Case Of You

Все началось с развилки. Обычной дорожной развилки посреди шоссе, ведущего в никуда. Спустя годы, Кэролайн не могла бы вспомнить, какой штат это был, были ли вокруг лес, горы, пыль пустыни или морские волны. Возможно, это было где-то в Массачусетсе или Минессоте, ей вспоминалась буква «М», отчего-то выжженная в подсознании раскаленным клеймом, но это могло было быть всего лишь игрой воображения, спровоцированной итогом этой истории. Была дорожная развилка, не заводящийся «Бюик», и были они с Энзо, которым это все казалось забавным. Наверно, так и было: двое бессмертных застряли в глуши, посредине асфальтовой бесконечности, которая тянула их в неизвестность. Их путешествие длилось почти полгода, и Кэролайн начинало казаться, что ей тесно в Штатах. Все дороги похожи, все города одинаковые. Она помнила вкус мятной жвачки, от которой слегка щипало кончик языка, помнила рубашку Энзо в красную клетку и то, что небо было низким и желтым, будто кто-то задел скорлупой яичный желток, и он растекся по скворчащей сковородке. Вокруг стрекотали сверчки, предчувствуя надвигающуюся грозу. — Подождем кого-нибудь, — пожал плечами Энзо, захлопывая капот машины. — Заодно можем и поужинать нашим спасителем. Кэролайн брезгливо скривила губы и покачала головой: с гастрономическими привычками друг друга они так и не смирились. Она подошла ближе к месту, где дорога разветвлялась, дугой уходя в противоположные стороны. Право или лево? Лево или право? — Куда мы вообще едем? — внезапно севшим голосом спросила она, и Энзо удивленно поднял брови. Обычно они не обсуждали маршрут. Просто ехали туда, куда вело их шоссе. Эта необычная остановка будто сбила весь ритм их стремительного путешествия, остановила бушующий поток. И оба чувствовали себя так, словно год бежали, пытаясь скрыться от того, что вот-вот их настигнет. — В Луизиану? — наугад предположил вампир. Внутри у Кэролайн вновь все похолодело, и она обернулась к развилке. Ее ситцевое платье трепал ветер. Он усиливался, и в воздухе пахло влажностью. — Заночуем, — твердо сказала она, поплотнее закутываясь в свою джинсовую курточку. — Буря идет. Энзо знал, что не стоит спорить, когда у Кэролайн между бровями залегает морщинка, а голубые глаза становятся стеклянными. Знал он и то, что развилки — символ их бесконечности. И каждый раз сталкиваясь с ними лицом к лицу, они не могли не думать, сколько раз в своей жизни шли не той дорогой. * * * Возможно, все началось не с развилки, а с дождя, который барабанил по крыше машины с такой силой, будто намеревался и вовсе пробить ее. Энзо не мог бы сказать точно, откуда пришел запах дыма, через сколько часов он проснулся, сколько времени смотрел на пустующее сидение рядом с ним, пытаясь понять: пускалась ли вообще Кэролайн в это бесполезное странствие? Надеялся ли он на что-то? Любил ли он ее? Желал ли? Думал ли о том, что, рано или поздно, ее сердце вновь будет свободным? Что Кэролайн заберет дар, некогда врученный другому, и вручит ему, поверив, что он достоин этого? Кэролайн стояла у развилки, обнимая себе руками. И Энзо знал, как только увидел ее фигурку на фоне ночной темени, разрезаемой серебряными струями дождя. Знал, что дорога уведет ее в другую сторону, туда, где с самого начала было ее место. И даже спустя годы, навещая ее в Новом Орлеане, когда любовь превратилась лишь в воспоминание, а Ребекка Майклсон льнула к нему ночами в поисках защиты и нежности, Энзо не понимал, как догадался, с кем Кэролайн исчезла в тот день. Не оставив записки, не сказав и слова на прощание. Впервые в жизни позволив себе совершить эгоистичный поступок. Та развилка осталась в прошлом, воспоминания стёрлись, выцвели и потеряли свой сокровенный смысл. Энзо пришлось смириться, что им с Кэролайн не по пути. Да и как могло быть иначе? Если она отдала свое сердце человеку в длинном черном пальто.