A Case Of You

Кожа Кэролайн искрится в лунном цвете… Клауса завораживает это до сих пор, даже спустя сто лет с того дня, когда она явилась ему, в ночь урагана, обрушившегося на Луизиану. В болотной глуши было тихо: слишком могучи стволы древних кипарисов, подчинивших себе эти места так давно, что даже Клаус едва бы мог вспомнить те времена. Над зеленой стоячей водой клубился туман, расползаясь в стороны, обхватывая выступавшие из земли арками корни, подныривая под них, и, уютно примостившись где-то в теплых лужицах, оставался там. Недвижимый и тяжелый воздух полнился призрачными звуками ночных обитателей этих мест, у дальних окраин виднелась мигающая гирлянда светлячков, то прятаясь в хмурых кронах, то показываясь вновь. Луна стояла высоко, пробиваясь даже сквозь плотную завесу лиан. Свет от нее шел мертвый, холодный, но кому как не тысячелетнему древнему нежиться в ее сером свете… Клаус уходил на болота часто, — его волка отчего-то тянуло туда, — но никогда так далеко к северу. Воздух здесь был другим, будто более ярким, пряным, ароматным, он до сих пор помнил, как уловил в нем нечто-то… на нюх напоминавшее лимонный сок и протертые листья душицы. Ноги вели его сами, все ближе к границе залива, волк его не спешил требовать свободу, но был настороже. Клаусу казалось это странным, но так сильно ему хотелось прочувствовать полное удовольствие от обращения, что он терпеливо ждал, когда его вторая сущность замечется и встанет на дыбы. Ему следовало догадаться, что странное томление, жжение, ощущение пустоты, что вот-вот будет заполнена где-то в груди — не простое желание выпустить волка. Что это нечто большее, бесконечный поиск без уверенной надежды найти, на который обречены все оборотни. Ему следовало догадаться, что для него поиск будет скоро завершен. Слишком долго Клаус ходил по этой земле, чтобы не знать о том, что в мире живет гораздо больше существ, чем оборотни и вампиры. Когда свет светлячков погас, а звуки стихли, лунный свет внезапно стал ярче. Древний не смог сдержать хищную улыбку, глядя как над небольшим оврагом замигал изумрудный огонек, тут же исчез, замигал с другой стороны, и у гибрида внезапно потяжелела голова. Если бы не гены оборотня, то он бы потерял направления, но острый нюх не давал ему забыть о том, что его тропа пролегала с южной стороны. Он застыл, склонив голову набок, наблюдая за бесконечным мельканием болотного огонька, который кружил то над одной топью, то над другой, и внезапно решил подчиниться этой игре, следуя за ним, заходя все глубже в трясину и непроходимую чащу. Ему не доводилось видеть фейри с тех пор, как Эстер исчезла из жизни их семьи, унеся с собой и всю магию, что следовала за ней по пятам. Клаус объяснял все себе любопытством, — странную нить, что тянулась от груди в зеленому огоньку и внезапную дрожь в теле, — он покорно шел за заигравшимся лучиком, погряз в вязкой воде почти по пояс, отчего-то завороженно рассматривая эти тысячи бликов зеленого. Огонек остановился прямо перед ним, повис в воздухе на долю секунды, а потом нырнул ближе к шее гибрида, обжигая кожу своим теплом. Мать рассказывала ему о них, о Бродячих огоньках, что заводят нерадивых путников в топи, а потом высасывают их кровь до капли, оставляя тела трясине. Решение пришло внезапно, будто кто-то прошептал его ему на ухо, и это казалось правильным, когда Клаус молниеносным движением заключил огонек в плен своей ладони, с некоторой тревогой наблюдая, как фейри бьется о стены импровизированной клетки. — Покажись, — шепнул он. — Утоли мое любопытство и, может быть, я сохраню тебе жизнь. Отчего-то уверенный, что его просьба будет исполнена, Клаус разжал ладонь, и в следующую секунду отшатнулся, встречая раздраженный взгляд синих глаз. Длинные белокурые волосы рассыпались по плечами непослушными волнами, в них играл изумрудный цвет болотной тины, запутались крокусы и еще какие-то алые цветы. Она была обнажена, смотрела на него с нескрываемым раздражением и вызовом, и на мгновение у Клауса испарились все мысли из головы, а сердцебиение остановилось. — Удовлетворен? — фейри вскинула бровь и самодовольно улыбнулась, наблюдая, как горящий взгляд гибрида скользит по ее телу. — Теперь моя очередь думать, сохраню ли я жизнь тебе. — Ты знаешь, кто я, love? — с улыбкой протянул Клаус. Волк внутри требовал подойти к ней ближе, и внезапно все встало на свои места. — Унюхала, — брезгливо ответила девушка. — Твоя кровь пахнет могилой и псинами, что теперь живут на юге. Клаус Майклсон, я полагаю? Первородный гибрид, король Нового Орлеана и так далее. Она прекрасна, это Клаус понял сразу. Когда она сделала шаг ему навстречу, улыбаясь дерзко и хищно, он вдруг осознал, что едва ли сможет выжить, если фейри действительно захочет испить его крови. На болотах, в ее царстве у него не было никакой власти. Это злило, пугало. Обескураживало и заставляло его кровь кипеть. — Это не совсем честно, — хрипло отвечал он, когда девушка вдруг оказалась совсем близко и скользнула носиком по его яремной вене, будто желая удостовериться, что не ошиблась с трактовкой его сущности. — Ты знаешь меня, но я не знаю тебя. — Серьезно? — она вскинула брови, будто уже тогда понимала, что он в ее власти. Хотя конечно она понимала, не могла не понять. — Я слышу, как твой волк собственнически скалится, когда я так близко. Слышала за много миль и уже давно. Интересно было наблюдать за тем, как ты здесь рыщешь, сам не зная почему и зачем, — острый ноготок впился в его подбородок, и Клаус ощутил аромат собственной крови, застывший в воздухе. — Ты знал меня с самого начала мира, Клаус. Прислушайся к нему, он же воет, скулит мое имя. Фейри лукавы, обольстительны и лживы. Они заполняет голову сладкими речами, застилают глаза вязким туманом, втыкают в мертвое сердце отравленные иголки. Клаус знает это, ему тысяча лет. Но кожа Кэролайн искрится в лунном свете. И какая разница, что она единственная, кто имеет власть над ним, когда вот уже сотню лет маленькая фейри нежится в его объятиях.