A Case Of You

У Клауса искры в глазах и сердце жаждет крови, когда Кэролайн скользит невесомо –нужно сильнее, больше, почувствовать сладкую влажность языка, — губами по его щеке и, улыбаясь, выходит из их убежища, затерянного среди Южных Альп. Его чуткий слух улавливает звуки песни, срывающиеся с ее губ, и то, что Кэролайн счастлива, на миг успокаивает его разбушевавшегося волка. Но внутри что-то саднит, и от этого так просто не отмахнуться, не забыть про тьму, что скопилась где-то между ребрами и давит, требует выпустить, подчинить и клеймить. Кэролайн говорит ему о любви с такой искренностью, так часто, так сладко, с таким упоением, что он верит ей, а добиться доверия от трижды проклятого и бесчисленное количество раз преданного — не так-то просто. Она говорит это тихо, прикасаясь губами к пульсирующей жилке, в том месте, где шея соединяется с плечом, когда рассвет ласкает горные вершины, а за окном пахнет свежестью тумана и утренней росой. Повторяет громко и четко днем, когда Клаус старается сделать вид, что рисует, а не с одержимостью наблюдает, как она собирает красные поздние яблоки. Напевает себе под нос, когда он целует ее, сонную и теплую, прежде чем провалиться сладкое забытье, потому что рядом с Кэролайн кошмары превращаются в яркие солнечные лучи. Она кричит эти слова, когда он переворачивает ее на живот и, покусывая острые лопатки, неистово врывается снова и снова, потому что ничто в его бесконечно долгой жизни не приносило столько наслаждения. Когда они только отправились в это путешествие, после того, как он бесшумно вошел в спальню ее дома в Мистик Фоллс и молча выслушал слезы, крики, ругань и проклятия, Клаусу казалось, что этого достаточно. Он не просил Кэролайн ехать с ним, но вид ее тонких пальцев, сжимающих ручку чемодана, до сих пор наполняют его душу непонятной, обжигающей радостью. Ему было достаточно того, что она просыпается и засыпает рядом с ним, что становится на его сторону, когда Ребекка грозится оторвать ему голову за то, что он скрывал свое неожиданное воскрешение, достаточно того, что расстояние между ними ничтожно, если сравнивать его с километрами, которые разделиляют Новый Орлеан и Мистик Фоллс. Но чем чаще Кэролайн говорит «я люблю тебя», тем больше растят жадность Клауса, ему хочется большего. Сначала аккуратно и почти невесомо заветный вопрос остается запутанным в ее золотистых волосах, а Кэролайн лишь смеется. Он громче требует ответа ночью, когда гроза бушует за окном, но она уже сопит, уткнувшись носом в уголок подушки. И волк внутри напряженно втягивает носом воздух, ворочается без сна где-то в районе сердца, а когда Клаус просыпается, глаза у него горят в сумерках. Ты моя, Кэролайн? Она молчит, улыбается, целует его в щеку и напевает себе под нос, спускаясь в низ по склону. Клаус думает, и его мысли ему не нравятся, но вывод к которому он приходит единственно верный. Хочет он того или нет, но ему придется с этим смириться. Потому что, скорее всего, это он принадлежит ей.