Том Ридл и философский камень

К сожалению, Томасу Ридлу не удалось познакомиться со своим пациентом, а заодно – подопытным в новой научной работе, ни во вторник, ни в среду. В четверг и пятницу он также пребывал далеко от Литтл-Хэнглтона – городка, в котором располагалась клиника Мистрихавс. Зато у доктора Ридла состоялся эмоционально насыщенный телефонный диалог со старым другом Диланом: – Дилан, друг мой любезный, что же я тебе сделал такого плохого-то? Не понимаешь о чем я? Я говорю о свинье, которую ты мне подложил. О маленьком молчаливом мальчике по имени Гарри Дурсль! Все равно не понимаешь, о чем речь? О том, Дилан, что ты связан, для начала, клятвой Гиппократа, которая не позволяет тебе рисковать ребенком, которому, возможно, прямо сейчас нужна серьезная психиатрическая помощь, ради того, чтобы подмочить репутацию коллеги! Но только доктор Ридл начал излагать заранее продуманные аргументы, которые бы пристыдили собеседника, в приоткрытую дверь кабинета вбежала любопытная кошка. Единственная компаньонка в этом холостяцком логове – шоколадная бирма Минерва – грациозно запрыгнула на колени любимого хозяина. Коварный Дилан Баббл, воспользовавшись паузой, ловко сменил тему и начал рассказывать о своем новом грандиозном и прибыльном проекте. «Изворотливая алчная крыса», – мысленно простонал доктор Ридл, но плотнее прижал мобильник к уху, подхватил тяжелую Минерву и поплелся на кухню – кормить животное. В Мистрихавз доктор Ридл прибыл, как обычно, в полдень. А уже через пятнадцать минут в кабинет штатного психотерапевта, который ему выделили на этот раз, постучала старшая сестра Эванс. Открыв дверь, девушка провела внутрь худющего мальчишку, на котором больничная пижама болтались бесформенным мешком. Цепкий взгляд доктора Ридла пытался заметить признаки упрямства в поведение юного пациента, хоть что-то, что согласовалось бы с историей, рассказанной его родителями. Но Гарри Дурсль равнодушно замер, заинтересованный исключительно пуговицами своей пижамы. Доктор Ридл подошел к мальчику и осторожно ухватил под левый локоть, краем глаза замечая, как его манипуляции повторяет сестра Эванс. Вдвоем они усадили ребенка на диван. После того как Лили Эванс покинула кабинет, мистер Ридл задумался. Откровенно говоря, ему совершенно не хотелось начинать работать с пациентом. Желание быстрее отвязаться от Гарри настолько противоречило обычному настрою и профессиональным качествам Томаса Ридла, что тот даже испугался. Впрочем, доктора хватило на парочку базовых тестов внимания, которые мальчик, естественно, провалил. Доктор Ридл сел за письменный стол и подтянул к себе медицинское досье маленького пациента, которое за неделю успело изрядно располнеть. Если для главврача клиники это дело состояло в расстройстве развития, педагогической запущенности ребенка и халатности родителей, то доктор Ридл, со своей стороны, не мог подобрать ни одной правдоподобной гипотезы. Вот перед ним лежит копия школьного аттестата Гарри Дурсля. И как понимать то, что написано в документе? Как часть мирового заговора против его Томаса Ридла скромной персоны? Предположим, мальчик увяз в мире собственных фантазий и в итоге получил психологическую травму, когда произошло нечто, не вписывающееся в его картину мира. Или, наоборот, не произошло. Например, не пришло то самое письмо, о котором упоминали Дурсли. Но замкнуться в себе и растерять уже закрепленные навыки общения – это разные вещи. Что же с ним могло случиться? Врожденная патология? Инфекционное заболевание? Сорок минут спустя, когда за Гарри вернулась сестра Эванс, доктор Ридл с удивлением понял, что бесполезно потратил все отведенное на сеанс время. Сбрасывая с себя оцепенение, он окликнул старшую сестру: – Мисс Эванс, вы упоминали о рисунках Гарри. – Да, конечно, доктор Ридл, – сверкнула безупречной улыбкой девушка и поставила на стол предусмотрительно захваченную папку с детскими рисунками. На следующий сеанс доктор Ридл пришел с твердой решимостью установить контакт с Гарри Дурслем. Как и предполагалось, на этот раз мальчик успешно сориентировался в кабинете врача и забрался на уже знакомый диван. Доктор осторожно положил на колени ребенку планшет и карандаш, а сам уселся за стол, изучать папку с рисунками. Да, права была сестра Эванс – Гарри рисовал лучше, чем можно было ожидать от одиннадцатилетнего ребенка. «От одиннадцатилетнего ребенка, который внезапно потерял большую часть когнитивных навыков, – мысленно поправил себя доктор Ридл, – но при этом отлично рисует». Вскоре перед доктором выросло несколько отдельных стопок рисунков. В самую большую попали наброски без сюжета. Собаки, кошки, змеи, изумительной красоты полярная сова, животные-химеры, сочетающие в себе признаки различных видов, соседствовали здесь с письменными принадлежностями, элементами зданий, чайниками, котлами и прочей утварью. Отдельно доктор Ридл отложил рисунки, которые иллюстрировали, видимо, любимые сказки Гарри. Сюда попали сказочные волшебники, один великан, парочка клыкастых гоблинов и прочая сложно идентифицируемая нечисть. Но больше всего Томаса Ридла огорчили рисунки, на которых Гарри изображал родителей и бытовые сцены домашней жизни. Изучив манеру рисования своего пациента, он мог с уверенностью сказать, что портреты Дурслей были сделаны с величайшим, почти смертоносным, сарказмом. Доктор едва сдержался, чтобы с досадой не швырнуть наброски на стол. Вместо этого он пересек кабинет, подсел к Гарри и взглянул на планшет. Ребенок усердно рисовал, от чего его сосредоточенное, но лишенное эмоций лицо выглядело устрашающе. С методичностью мясника, разделывающего тушу, он оставлял на бумаге штрихи, которые складывались в неплохой по качеству рисунок. Но вот по смыслу! Доктор Ридл аккуратно повернул планшет, чтобы убедиться, что рисует Гарри… кубкокрыс. То есть лист бумаги был заполнен эскизами чего-то, что представляло собой помесь кубка с крысой в различных сочетаниях. – Все-таки расстройство личности? – спросил шепотом Томас Ридл у мальчика, который, разумеется, не обратил на него никакого внимания. Следующие три сеанса доктор Ридл пытался сделать все, чтобы привлечь внимание Гарри. Он пробовал рисовать вместе с мальчиком, наивно предполагая, что изобразительное искусство для того – единственный открытый канал коммуникации с миром. Но Гарри никак не реагировал на присутствие соавтора. Пришлось отказаться от арт-эксперимента в пользу традиционных методик. Увы, ничего из арсенала его профессиональных техник результата также не приносило. Зато к пятому сеансу Томас Ридл наловчился с пользой проводить время, занимаясь собственными делами и оправдываясь тем, что всю полноту ответственности несет Дилан Баббл, которого он предупредил о невменяемости своего подопечного. Однажды, во время одного из таких подложных сеансов, когда доктор Ридл устал сочинять вступительную речь для международного симпозиума нейропсихологов и ковырялся в изученной до дыр истории болезни Гарри, он наткнулся на папку рисунков. И вспомнил, что так и не просмотрел ее до конца. Любуясь неистощимой фантазией мальчика и его же необъяснимой ненавистью к родителям, он вдруг вынул из папки странный рисунок. На листе бумаги были изображены три равносторонних треугольника, переплетенные между собой. Повинуясь иррациональному порыву, доктор сложил рисунок и спрятал в карман пиджака… День был долгим и изматывающим. После Гарри доктор Ридл имел удовольствие работать еще с двумя пациентами Мистрихавза. Строго говоря, коррекцией мальчика Рональда и девочки Джини занимались штатные сотрудники клиники, а он время от времени проверял результаты. Оба случая были заурядными, если не считать того, что аутизмом страдали брат и сестра. Доктор Ридл справедливо полагал, что наблюдение близких родственников позволит приблизиться к разгадке механизма аутистичесих расстройств. К тому же Рональд и Джини, с его точки зрения, уже были готовы к тому, чтобы занять собственную нишу в окружающем их мире. Единственным препятствием на пути их прогресса оставалась мать – вульгарная особа, – которая понимала «излечение» только как возможность продемонстрировать своих «нормальных» детей в сообществе таких же пустоголовых наседок. Да, родители, обычно, представляли собой тот контингент, работать с которым доктору Ридлу было омерзительнее всего. Иногда они раздражали до мигрени. Подчас доводили до приступов бессильной ярости, когда хотелось приложить дураков так, чтобы они вопили от боли. Оставалось уповать на дыхательные упражнения и самоконтроль: дышим и улыбаемся, ибо на всех идиотов зла не хватит. Как назло, сегодня у доктора Ридла состоялась очередная стычка с невежественной мамашей Рональда и Джини. Пятнадцать минут улыбчивого помешательства, пока доктор, вскипая от ярости, пытался втолковать тупой корове, что для ее детей возможность пробиться сквозь хаос собственного восприятия подобна чуду. Но, нет же, она умудрялась топтать это робкое чудо своими же безмозглыми поступками. В итоге, когда все это безобразие осталось позади, у доктора Ридла хватило самообладания лишь на то, чтобы собрать вещи и стремительно броситься из клиники. Он притормозил только на выходе, смутно ощущая, что забыл нечто важное. В двух шагах от входной двери остановился и вернулся к круглой стойке регистрации, за которой дежурила старшая сестра. Рассеяно ощупывая сквозь ткань пиджака сложенный вчетверо лист бумаги, мистер Ридл лучезарно улыбнулся женщине: – Добрый вечер, миссис Браун. Не подскажете, где я могу найти сестру Эванс? Стройная мулатка лет тридцати ответила не менее доброжелательной улыбкой: – Добрый вечер, доктор Ридл. К сожалению, мисс Эванс уже отработала свою смену и уехала домой. Может быть, сер, я смогу вам помочь? Мужчина колебался недолго. Вынув из внутреннего кармана рисунок, он с легким смущением развернул его перед сестрой Браун. – Этот символ показался мне смутно знакомым. Возможно, у прекрасной леди есть идеи? – доктор Ридл попытался придать своего голосу легкомысленный тон. – Так. Что тут у нас? – с удовольствием подхватила его настроение медсестра. – Где-то я это видела. Кажется, этот символ имеет отношение к скандинавской мифологии. Шаманское путешествие? Что-то о связи между мирами… – О, сестра Браун, – в притворном ужасе отшатнулся доктор, – вы, похоже, разбираетесь в таких вещах. Скажите, вы не из этих… верующих? – Хм… – Ну, как же. Нет Бога, кроме великого и ужасного Бессознательного… – И Юнг пророк его? – пытаясь не расхохотаться вслух, продолжила женщина. – О, не волнуйтесь, сер. Я не расскажу нашим коллегам, о вашем… гм… скептицизме. Хорошего вам вечера, доктор Ридл! Дорога домой была окрашена приятными размышлениями. Черт побери, но умеет же Дилан Баббл подбирать компетентный и приятный в общении персонал! Именно поэтому он в свое время согласился сотрудничать с Мистрихавс. Увы, все хорошее имеет скверную привычку заканчиваться. Незаметно пролетела неделя. И вот, доктор Ридл опять встретился лицом к лицу со своим новым кошмаром – одиннадцатилетним Гарри Дурслем. «Кажется, этот ребенок был избран судьбой, чтобы уничтожить мой научный авторитет», – иронизировал доктор, листая свежие издания по вопросам прикладной нейропсихологии. Бросив взгляд на мальчишку, который увлеченно (насколько это возможно при его эмоциональном состоянии) рисовал, доктор Ридл задумался. В этот момент ребенок тряхнул головой – непослушные пряди волос упали назад, обнажив часть лба и висок. Наблюдающий за пациентом мужчина замер. Вместо блеклых, едва заметных нитей старого шрама на лбу мальчика красовался безупречно ровный зигзаг. В этот момент доктор Ридл понял, что чувствует человек, застигнутый на берегу океана цунами. Первым делом вода начала стремительно убегать от берега, а в голове доктора истерично захихикал мерзкий голосок: «да, да… не влезай, убьет!». Но с нарастающим гулом на глупого маленького человечка уже неслась километровая волна паники… – Господи! – вскрикнул доктор Ридл и едва удержался, чтобы не вскочить со стула. Он даже не заметил, что обратился к некому сверхъестественному существу, в бессмысленности которого убедился еще в начальной школе. Перед внутренним взором доктора предстала красочная картинка: Гарри стоит перед зеркалом в уборной клиники и с отсутствующим взглядом вырезает на лбу скальпелем «молнию». Ридлу показалось, что он чувствует приторный запах крови. Его затошнило. «Вдох носом – медленный выход ртом, – доктор попытался взять себя в руки. – Вдох. Выдох». Рука потянулась к телефонной трубке: – Это доктор Ридл. У меня нештатная ситуация. Где сестра Эванс? Женский голос – в состоянии стресса доктор не смог узнать говорящего – сообщил, что сестра Эванс занята, но один из санитаров уже побежал ее искать. – Да, это очень важно. Я жду. Вцепившись одной рукой в трубку, словно в спасательный буй, другой доктор схватил личное дело пациента. Открыв папку, он внимательно посмотрел на фотографию Гарри. Затем дрожащими руками перевернул страницу и осмотрел детские фотографии, предоставленные Дурслями. С каждой фотографии на него смотрел мальчишка с четко прочерченным шрамом-молнией. – Это старшая сестра Эванс. Доктор Ридл, что у вас произошло? – неожиданно выдала телефонная трубка хрипловатым от волнения голосом. «Черт. Черт. Вдох. Думай. Выдох. Думай, думай, думай». – Мисс Эванс… Лили, извините за эту детскую выходку… Но… Не согласитесь ли вы поужинать со мной? Скажем, завтра. К девяти я бы мог заехать за вами…