— Бросайте Вы его, — многообещающе улыбаясь, почище рекламного агента, вознамерившегося во что бы то ни стало продать что-то совершенно ненужное как ему, так и вам, распинается Ричард Сэнс, крутясь у стола в приемной. — Тут шумно, много беготни, а Ваш босс, просто деспот. Переходите ко мне. — Длинные пальцы подхватывают тонкий стилус и ловко крутят его.
— А Вы кем работаете? — вежливо интересуется Хлоя, наклонившись над столом, заваленным разъехавшейся стопкой документов, к собеседнику, облаченному в штатское.
— Патологоанатомом, — хмуро сообщает Гейл, замерев в дверях собственного кабинета и подпирая плечом косяк.
— Серьезно? — Вопреки ожиданиям, степень восхищения в небесно-голубых глазах, его вообще не должно было в них оказаться, возросла в разы. И все до капельки досталось Дику.
— Чистая правда. Ну и лекции читаю, — приятель дурачась кивнул, словно был вызван на «Бис», Гейл на все это раздраженно закатил глаза. — Так что как надоест смотреть на его каменную физиономию, только скажите. И не надо бояться покойников, если что, они безобидные.
— Полковник Хоторн тоже, так что я пас, спасибо, — Хлоя одарила собеседника улыбкой, подавшись вперед, вытянула из его рук свою собственность и вернулась к работе. Гейл даже не понял, как относиться к противопоставлению себя и мифического покойника.
— Хлоя, если что, обед начался, или Вы объявили голодовку? — интересуется полковник, закрывая за собой дверь кабинета и пересекая приемную.
— Я жду Джона, — на секунду оторвавшись от монитора и прекратив сумасшедший танец пальцев по клавиатуре, сообщает девушка и, пристально посмотрев на начальника, вновь возвращается к работе.
В коридор полковник вышел с твердым намерением никогда больше не интересоваться мотивами поступков своей секретарши.
— Ты хихикаешь как девчонка, — одернул он приятеля, когда они миновали очередной поворот в лабиринте коридора Штаба Академии.
— Ничего подобного, — не прекращая своего занятия, ответил доктор Сэнс, — я предлагал тебе с ней всего лишь выпить, но кто бы мог подумать, что ты наймешь ее на работу. — Он снова засмеялся.
— Я не нанимал… так получилось. — Толкая деревянное со стеклянными вставками полотно двери офицерской столовой и оказываясь в достаточно шумном помещении, пропахшем кофе, жареным мясом и какой-то выпечкой, отнекивался Гейл.
Уже третью неделю он ежедневно повторял себе это и выходило все так же неубедительно как в первый день. Сначала все было неплохо, насколько это может быть у человека, который чуть не заработал удар, подписывая приказ о приеме на работу. Всего лишь десяток сухих строк на белом листе бумаги, коих он видел немерено, но он смотрел на них добрую минуту, истуканом замерев с занесенной над ними ручкой в исчерченных шрамами пальцах. Стройный порядок букв, смешавшись, разве что не скакал перед глазами в издевательском хороводе в ритме дикого сердцебиения полковника. Почему-то он ощущал его где-то в собственной голове.
В открытой двери за спиной Мэри, словно в доказательство, что он не сошел с ума, мелькала фигура неусидчивой и любопытствующей мисс Хлои Мелларк, похоже упрямо не верящей в происходящее и убежденной, что накануне ее просто так глупо разыграли.
Гейл знал все свои грехи наперечет с самого детства, он не отрицал их и не забывал. Самые тяжелые из них, в добавок ко всему, физическим напоминанием стояли на площади Капитолия в форме искаженных человеческих фигур, высеченных в мраморе, и были отмечены в календаре Днем Поминовения. Ему так и не удалось добраться до истины, но имеющиеся нити слишком правдоподобно притягивали его к причастности, так что он не видел даже смысла пытаться отрицать.
Едва дождавшись завершения, казавшегося ему бесконечным рабочего дня, полковник ушел в бар. Он пил всю ночь и в итоге проснулся в кровати какой-то девицы, подцепленной в заведении. К сожалению, на утро ни чувства покоя, ни удовлетворения он не испытывал, а в приемной его ожидала улыбающаяся Хлоя. В душе неистово горело подозрение, что все это какая-то насмешка, издевательство, задуманные непонятно кем, но широко распахнутые голубые глаза смотрели так невинно, что полковнику стало стыдно за такие мысли. Гейл вымученно, словно у него не голова болит с перепоя, а все зубы разом, улыбнулся и скрылся в кабинете, плотно прикрыв дверь. Весь этот день девушка что-то выспрашивала у Мэри, которая осуждающе смотрела на фыркающего и недовольного по любому поводу начальника. Вечер Гейл провел в спортивном зале, избивая грушу, откуда его выставил недовольный суровый сторож, плевать хотевший на все чины и ранги.
Через две недели Мэри тепло со всеми попрощалась, чмокнула искренне сожалевшего о расставании босса в щеку и, переваливаясь, словно гусыня, поспешила к мужу, поджидавшему ее внизу.
В первый же понедельник «без Мэри», как окрестил его Гейл, полковник обнаружил на своем столе стакан кофе из ближайшей кофейни и приклеенный к нему стикер. «Доброе утро», — гласила записка, выведенная округлыми буквами. Этими листочками с инструкциями и напоминаниями, почти как желто-красные деревья под окнами, щетинился весь тонкий, почти невидимый сбоку, монитор Хлои, так что от кого презент гадать не приходилось. Неожиданно для себя полковник улыбнулся и отпил из стакана. И стало интересно, что еще девушка с шоколадного цвета гривой волос, выпытала у Мэри? Ну или та передала по наследству.
В обед Хлоя обнаружила на своем столе записку, написанную неровным почерком: «Я предпочитаю пить кофе в компании». Оглянувшись по сторонам, чтобы убедиться в отсутствии свидетелей, девушка улыбнулась, прикрыв рот ладошкой, а потом, сорвав записку спрятала ее в верхний ящик стола.
Вечером, вернувшись от генерала, озадаченный планами на ближайшие полгода, Гейл увидел одинокий желтый листок, приклеенный к включенной настольной лампе. «Капучино с карамельным сиропом».
Таким образом жизнь Гейла превратилась в круговерть из непроизвольного влечения, увещеваний и жалкого торга с самим собой, обреченности, желания, чтобы все это прекратилось и одновременно, — вот же бред, — полковник страшился, что как-нибудь утром Хлои не обнаружится на ее месте или записки от нее с какой-нибудь глупостью на лампе. И дело не в том, что он на дух не переносит карамельный сироп.
Он содрогался и хмурился каждый раз, когда кто-то упоминал мисс Мелларк и упрямо отказывался думать о Хлое как о дочери Кискисс, плоть от плоти и прочая дребедень. Хотя было у них еще что-то общее: недоступность. И если любовь юности таковой являлась по ряду стечений обстоятельств, и с ней Гейл ничего не мог поделать, как бы ни хотелось, то Хлоя… вот же она… Хоторн понимал, что соблазнить ее, заполучить себе целиком и полностью хоть ненадолго не такая уж и проблема, вот только найдет ли он в этом успокоение? Хотелось больше, и вот тут начинались проблемы. С самим собой, своими принципами, с мнением общества, с предрассудками. Моральные принципы у полковника и правда были, хоть и мало кто верил в их существование
Зато у его подчиненных ничего подобного не наблюдалось. Если раньше все запросто решалось по электронной почте и без личного присутствия, то теперь все, буквально любая мелочь, требовала личного вмешательства командира и обязательного для этого появления просящего в приемной. Шефа нет? Тем лучше, я подожду!
Хлоя, являющаяся на работу хоть и в достаточно сдержанных, но упрямо демонстрирующих плюсы ее фигуры нарядах, мило улыбалась, хлопала ресницами и поддерживала беседу со всеми гостями. Может это с ее точки зрения и выглядело как обычная беседа, в глазах Гейла это являлось флиртом в дни, когда он был в хорошем настроении. Разумеется, разворачивающиеся в приемной брачные игры в исполнении коллег и секретарши его не улучшали.
Особенно полковника раздражал капрал Уилкс. Молодое дарование, красивый по мнению дам, смазливый по мнению мужчин, самый лучший в своем выпуске и перспективный в подразделении, да что там, еще месяц назад Гейл бы сам спел оду его талантам, ну или прочитал стишок по этому же поводу, не отлипал от Хлои, сам не подозревая какие угрозы, дамокловым мечом висят над его головой. И вот получите, распишитесь, прошло всего-ничего, а они уже вместе обедают.
— Прекрати, — доктор Сэнс, угрожающе направил на приятеля вилку, когда тот задумчиво хмурясь, стащил с его тарелки картошку.
Содержимое своих тарелок, принесенных на подносе, Хоторн уже не только продегустировал, но и достаточно быстро сократил и теперь покушался на еду друга.
— Да ладно, ты сам говорил, что у меня тяжелые рабочие условия, считай это компенсацией, — Гейл нагло съел украденное и утащил еще кусок, за что получил шлепок по костяшкам.
— Тяжелые они у твоей секретарши, ты же как в раю устроился, — сгребая лакомство по тарелке поближе к себе, поправил друга Дик.
— Да ладно. Когда твои подчиненные днями напролет будут пытаться устроить свою личную жизнь вместо работы, посмотрю как ты запоешь.
— Мои подчиненные, хвала небесам, не замечают ничего, кроме предметных стекол, микроскопов и прочего. Говорил тебе, учись на врача.
— Научиться убивать человека гораздо проще и быстрее, чем выяснять у трупа от чего он умер.
— Иногда твой цинизм меня пугает, — признается Дик, отчаявшийся препятствовать разгулу воровства в своей тарелке и просто с утроенными силами налег на картошку.
Ему по собственному опыту было известно, какой театр — эти самые боевые действия, и стоит, замешкавшись, забыть «свою реплику» и ценой ошибки становится твоя жизнь: твое тело превратят в кровавое месиво при помощи пуль или тебя разорвет на множество мелких кусков на мине… При первой же возможности Сэнс сбежал в мирную жизнь и не уставал поражаться не только тому, что приятель остался в системе, но и тому как он обо всем говорит. Почему-то такое спокойствие ассоциировалось у него не с бахвальством, а с обреченностью. Будучи студентом, он видел больных с диагнозами в век развитой медицины, по-прежнему звучащими как приговор, и вот они их произносили именно таким тоном.
Дверь столовой распахнулась, впуская и выпуская очередную порцию разговаривающих друг с другом или с телефоном, людей.
— И серьезно у них? — обращает Ричард внимание на парочку, приблизившуюся к началу пути вдоль столов с выставленной едой.
— Без понятия, — наблюдая за сияющей виновницей своей головной боли, восторженно осматривающей окружающую обстановку, попутно кивая собеседнику, водрузившему перед ней поднос и что-то объяснявшему, указывая на расставленные перед ними тарелки, Гейл уже начисто забыл о возникшем у него двадцать минут назад намерении. — Надеюсь нет.
— Злой ты, — упрекнул Дик друга. — Вот сбежит и она через год в декрет, и что делать будешь? — доктор оскалился в ехидной улыбке, наткнувшись взглядом на хмурую физиономию Гейла.
— Не находишь, что мы похожи на двух скучающих сплетниц? Это самый бредовый разговор, какой только возможен?
— Я нахожу, что в твою приемную повадился хитрый лис, а Хлоя далеко не Мэри, которая парой слов может в бараний рог закрутить, — серьезно сверкая глазами, сказал Дик.
— Мне что-то неизвестно? — старательно игнорируя неприятные ощущения где-то в области желудка, поинтересовался Гейл. Была бы язва, было бы проще.
Он не привык к тому, что он чего-то не знает, на дух не переносил это дурацкое чувство непосвященности во что-то. Ему не нравилось, когда из него делали дурака, а все эти закулисные игры в политику, притворство, недоговаривание и прочая мишура, требовали внимания, чтобы таковым не стать. Потому Гейл предпочитал в числе первых узнавать все, начиная с готовящихся проектов и изменений в стенах Академии, и даже на более высшем (насколько ему было досягаемо) уровне, заканчивая мелкими бытовыми и личными неурядицами в коллективе. Личный состав любил разнообразить спокойную жизнь какой-нибудь драмой, и полковник считал необходимым быть в курсе процесса осчастливливания, способного повлиять на его устоявшиеся будни.
В ответ Дик лишь нахмурился и неопределенно повел плечом, давая понять, что ничего конкретного не знает, а сплетни распускать не хочет.
— Предлагаешь к ужину развязать с кем-нибудь войну и сослать его в самое пекло? — Гейл почувствовал раздражение на друга за то, что тот завел разговор и бросил на середине.
— Вот не жалко тебе людей, сошли его куда-нибудь, по обмену премудростями, — Ричард покрутил свободной рукой в воздухе. — В Седьмом интересная программа была.
— А Джоанну тебе значит не жалко? — скупо усмехнулся полковник. — К тому же все эти отношения на расстоянии, вдруг Уилкс станет еще более привлекателен за недоступностью. Запретный плод и все такое…
— И откуда ты все это знаешь?
— Богатый жизненный опыт, — Гейл снова принимается за забытую картошку друга, посматривая на парочку, устроившуюся за столом с коллегами капрала.
По всей видимости головной боли только добавится.
***
По возвращении на лампе его ждала записка «Лилии — это отстой. Они воняют» снизу спешно, — видимо кавалер уже ожидал в дверях, — был приписан номер телефона. Началось!
О, он был полностью согласен с этим утверждением, а еще с тем, что от пионов болит голова, розы — банальны, фрезии дешево выглядят, вот те голубые цветы просто не нравятся, а свадьбы вообще пережиток прошлого и можно обойтись без пафосного веселья, устроенного только с одной целью: впечатлить, а заодно и познакомить, родню. Вот только он по своей глупости в это влез и теперь, в кои-то веке, не дозвонившись до развившей бурную деятельность невесты, специалист с этой канителью, похоже намеревалась вынести ему мозг. Если это и был коварный ход по спасению от оков брака несчастного жениха, то тут они были бессильны на самом старте. А ведь еще есть повара, дизайнеры и кто-то там еще. Спасибо, с платьем не приставали, если он начнет разбираться в тканях и вышивке это будет перебор. Представив в красках, что все эти люди, вооруженные символами их профессий, явятся к нему, Гейл был готов застонать в голос.
«К сожалению, ромашек здесь нет» усмехнувшись, приписал Гейл ниже.
Разговор с флористом, а только по голосу и интонации Хоторн понял, что его считают недалекой деревенщиной, не оценившей всей масштабности, изящности и красоты задумки, занял больше времени, но заказ цветов остановить удалось. Что ж делать, если у вас нет красных, но мы свяжемся с вами как будет принято решение, на какие цветы их заменить. Спасибо, Вы уже три раза говорили, что сделать это надо в кратчайшие сроки. Гейл был убежден, что неизвестный цветочник что-то спешно, как будто автоматной очередью, вещал в трубку до последнего. И был жестоко оборван на полуслове, когда кусок пластика оказался на рычаге. С новобрачной будет все не так просто. И черт бы побрал это чувство долга…
***
В этот солнечный день Хлоя была в невероятно приподнятом настроении. Внутри, где-то под ребрами, что-то волнительно искрилось, как будто пузырьки шампанского и от этого словно на секунду перехватывало дыхание и хотелось улыбаться. Она сама не понимала, что тому причиной, но ощущение предвкушения не давало ей покоя. Может из-за странного звонка из цветочного магазина, может от упоминания о ромашках, но стоило девушке представить огромного статного босса и хрупкий бело-желтый цветок с тонкими почти прозрачными лепестками в его больших руках и улыбка сама собой, растягивала ее рот от уха до уха. Тогда она приписала, что любит примулы, которые в избытке росли у ее дома. Цветов она так и не получила, но ощущение, что, что-то должно случиться упрямо ее не покидало.
Ну не может же полковник оставаться к ней слеп и глух, то что он немногословен она уже смирилась. В первый день, когда на трясущихся ногах она прокралась в его кабинет с кофе, — о, ей это казалось вершиной гениальности, смелости и оригинальности ровно до того момента, как Гейл оказался в своем кабинете, — она ожидала чего угодно, но не того, что получилось.
Не последовало ни красноречивого молчания, ни насмешливого выговора, ни игнорирования. Полковник добровольно поддерживал беседу, никогда не сбегал с «ритуального» распития кофе, интересовался ее успехами, не шарахался в сторону, когда склонившись, она прижималась грудью к его плечу. И черт, побери он ей даже добровольно улыбался. Хлоя была убеждена, что он ревновал ее к своим подчиненным и еще активнее кокетничала с посетителями, надеясь, что шеф прекратит мяться в стороне.
Временами фантазии уносили ее так далеко, что соседка по квартире дразнила ее влюбленной дурехой, а сама Хлоя была вынуждена признаться самой себе, что стала похожа на тех девчонок, которых не понимала. Ну как, как можно придумывать свадебное платье, едва узнав как зовут парня?
Поправив сумку с тетрадками на плече и поудобнее перехватив два стаканчика с кофе на подставке, она поспешила в Штаб. Назначенный вредным преподавателем на утро тест по химии прошел просто замечательно, ей даже не пришлось пользоваться припасенными шпаргалками, надежно спрятанными в рукаве блузки. Да что там, ее без проблем на него отпустили и в юной голове просто не укладывалось, что это могут сделать из вежливости, без отгула, когда работы не початый край.
— Гейл, ты меня совершенно не слушаешь! — Девушка как вкопанная остановилась в дверях приемной, услышав звонкий голос, доносящийся из кабинета Хоторна. Трусливо посмотрев по сторонам Хлоя благоразумно хотела сбежать, дабы не быть невольной свидетельницей разговора, но… звонкий голос был явно женским, а девушка невероятно любопытна, потому и осталась.
— О, Господи, ну что? — Устало поинтересовался Гейл в ответ.
Положив локти на стол, Хлоя с состраданием посмотрела на чуть приоткрытую дверь, а мысленно взгляд простирался еще дальше. Ей уже заочно не нравилась гостья полковника, и потому что она имела право вот так повышать на его голос, и потому что она это делала.
— Ты совсем не слушаешь, что я говорю.
— Я слушаю. Ты предлагала вместо лилий поставить на столы для гостей альстремерии в стеклянных шарах, — словно послушный ученик продекламировал Гейл, — или композиции из какого-то кулюса.
— Ранункулюса, — поправила незнакомка. Хлоя так и представляла разнаряженную в пух и прах по последней капитолийской моде, а это обязательно перья-перья-перья, девицу, которая легко произносит названия того, что она, Хлоя, вообще ни разу в жизни не видела. Ну или видела, но не знала, как называется. В общем у неизвестной точно гора свободного времени, чтобы забивать голову подобной галиматьей.
— Тебе виднее, — не стал спорить Гейл, — но шары слетят с подставок при малейшем толчке и посбивают бокалы на сидящих гостей, так что добавь тогда в смету и химчистку.
— И кто же их толкнет?
Хлоя затаив дыхания уже была готова услышать «я», но вместо этого полковник терпеливо как ребенку объяснял посетительнице:
— В списке гостей как минимум три семейные пары с детьми…
Сердце Хлои заколотилось нервным галопом, словно отталкиваясь от ребер оно пыталось подняться наверх к горлу. По спине пробежал неприятный холодок. Дикая догадка, колючими иглами вгрызалась в сознание, и девушка боялась пошевелиться. Ей казалось, что если не двигаться, то все будет не взаправду.
— Тогда значит второе? — Тон хоть и был смиренным, но в нем оставались какие-то вопросительные нотки.
— Даже если свадьба пройдет в сарае, я все равно никуда не денусь.
И Хлое показалось, что ей куда-то в диафрагму всадили нож и провернули пару раз. Для верности.
— О, а это интересно, круглые тюки с сеном, телега… катание в сене, — тут же оживилась незнакомка, — да ладно тебе я пошутила — беспечно засмеялась гостья. — Ну я тогда побегу. Дела…
Заслышав стук каблучков, Хлоя нервно закрутилась на своем месте, зачем-то оправила волосы, потом щелкнула по клавиатуре и искренне удивилась, что экран не засветился и не продемонстрировал заставку рабочего стола, вспомнила, что так и не включила компьютер и нырнула под стол, чтобы это сделать. Выпрямившись она тут же столкнулась с двумя парами глаз.
— Доброе утро, — как ни в чем не бывало, просияла она. Ну по крайней мере, она думала, что все делает, как всегда.
— О, вы не Мэри? — Удивилась темноволосая девушка с замысловатой прической на голове. Перьев к великому сожалению Хлои, не было. Нигде. Были бусы, длинные подвески серег и платье в пол. С точки зрения Хлои так выглядят творческие люди, вдохновения которых слишком много для их работ, и они переносят его на себя. Интересно, а кожу она тоже разрисовывает? — Гейл, почему ты не сказал, что у тебя новая секретарша? — упрекнула она маячевшего рядом полковника. — Как Вас зовут?
— Хлоя Мелларк, — объявила секретарша импульсивной девице.
Господи, где он ее нашел такую?
— Мелларк? — голова невесты снова повернулась к Гейлу. На этот раз удивленно изогнутые брови были где-то у верхнего края лба, на подходе к корням волос. Казалось, из-за того, что она не может выбрать что сказать, ее сейчас разорвет. — Гейл?! — вырвалось у нее удивленно-возмущенное и снова личико вернулось к Хлое. — А… как поживают ваши родители? Черт…
— Кажется, ты собиралась уходить, — полковник властно положил руку на плечо своей посетительнице и подтолкнул ее к выходу. — Тебя ждут кактусы и клиенты.
— Но… — девушка все-таки вывернулась в руках и над плечом полковника показалась ее макушка, потом лоб и огромные глаза. — Хлоя, мы должны с вами как-нибудь обязательно выпить кофе.
— Разумеется, — вежливая полуулыбка была призвана скрыть истинные мысли. Если только с мышьяком.
— Как прошел тест? — как ни в чем не бывало поинтересовался Гейл, вернувшись к ее столу.
— Чудесно, думаю оценка будет высокой. — Хлоя пододвинула боссу подставку со стаканчиками. — Ваш кофе, я угощаю.
Нахмурившись Гейл пристально секунды две смотрел на девушку.
— Точно все в порядке? Капрал Уилкс тут не при чем?
— Неет… Джон тут не причем.
— слепой ты идиот! — обида за себя и на себя, на свою глупость, разгоралась, угрожая погрести од собой самообладание. — Все чудесно, просто… просто… я не знала, — Хлоя беспорядочно махнула рукой в сторону двери, не зная, как объяснить весь шквал эмоций готовый обрушиться на нее словно лавина в любую секунду, — что у вас… вас… —
невеста — губа предательски готова была вот-вот задрожать, — гостья. — Хлоя взмахнула руками, как будто раскидывала в разные стороны конфетти.
И к ее удивлению Гейл улыбнулся. Она считала, что его улыбка — это редкий четко дозированный товар, которые не достается абы кому и просто так.
— Вся эта подготовка делает ее взвинченной, но она безобидная.
— А когда… когда… —
Господи, Хлоя, молчи. — А когда свадьба?
— Ну, если ничего не изменится этот кошмар закончится в декабре. — Слава Богу, Гейл прекратил подозрительно на нее коситься и подхватил стакан. — Если что я у себя. И поздравляю с успешной сдачей. — Он отсалютовал ей кофе на манер тоста и ушел к себе, даже не поняв, что только что все иллюзии шатенки, торопливо, хлопающей глазами, разлетелись на мелкие кусочки. И с каждым ударом сердца они разбивались все мельче. Ей хотелось убежать далеко и насовсем, но какая-то часть, утверждавшая, что она сама во всем виновата и все придумала сама, убеждала ее остаться. Она окрестила ее глупостью.
