Без проникновения

Ты кусаешь меня, оттягивая нижнюю губу, что мне, если честно, обычно не нравится, но, так и быть, уступаю, подумав, что ты тоже не против позаботиться обо мне, хотя нет… Ладно, я могу подождать, в принципе, я ещё не показала тебе всё то, на что я способна, ну и то, разумеется, о чём ты просила меня сама. — Переворачивайся, — говорю, когда ты совсем увлекаешься, чтобы как можно тактичнее перейти к продолжению с минимальными потерями для моих губ. Ты ложишься на живот, помогая каждым движением освободить себя от халата, заводишь руки выше, подкладывая под лоб скрещенные ладони. И у меня теперь совсем рядом оказывается твоё правое ушко. Стоит ведь проверить, такое ли оно чувствительное, как левое. Да, но немного жаль, что не настолько. Поэтому я решаюсь немного сменить направление. Провожу медленно языком от поясницы вверх, к самой шее. И здесь меня ждет настоящий сюрприз. Вся поверхность спины… Боже, вся… отзывается на мои движения. Едва я принимаю чуть ближе к боку, ты и вовсе вздрагиваешь и так выгибаешься, что у меня просто нет шансов. Если нравится так сильно, то кто я буду, если скажу тебе «нет»? Это четыре, Карина. Четыре — уже хорошо, но мало, чертовски мало для меня. Я спускаюсь ниже к твоим ягодицам, вылизывая каждую, целуя, упираясь лбом в проекцию крестца, собираясь продолжить движение глубже, но ты зажимаешься. Нет — так нет… Что я, намёков не понимаю, что ли? Хотя это, пожалуй, странно. Ничего неприличного и неприятного лично я в подобном не вижу. Это же твоё тело: чистое, светлое, настоящее, сосуд для бессмертной души, разве не так? А ты сжимаешься ещё сильнее, едва я перехожу на ноги. — Так неприятно? — удивлённо спрашиваю я, поскольку не вижу в принуждении абсолютно никакого смысла. — Нет, — шепчешь, сдерживая дыхание, — но выше не надо. Не люблю. — Ладно, — отзываюсь, хотя волей-неволей в голове зарождаются мысли, что тебе просто никто никогда нормально не показывал, как может быть хорошо там. Не хочешь — так не хочешь. Но… Чёрт, тело же просто инструмент, а ты — далеко не девственница, чтобы нести в себе груз стереотипов. После попыток запечатлеть поцелуй под коленками меня не ждёт ничего, кроме твоего смеха и проб остановить мои движения переворачиваясь. Я беру в руки стопу, едва ты оказываешься на спине передо мной и массирую её по направлению лимфотока. Это пять? Ну-ка, скажи мне, пять? Да, прикусываешь нижнюю губу, щуришься, наконец расслабляешься, таешь и даже начинаешь тихо постанывать. Отлично, но зачётку я доставать не буду. У нас не ролевая игра. Глажу твои ноги вверх по внутренней стороне, чуть раздвигая, после того, как завершаю массаж второй ступни. Краем глаза успеваю увидеть упавший на пол торшер из «Икеи», ставший жертвой в вашем скандале. Думаю, что надо будет утром быть осторожнее, ведь мы же будем вместе до утра, так? Я не хочу тебя отпускать. Я вообще не хочу отпускать тебя, если честно. Дико хочу при этом, чтобы тебе было хорошо, чтобы понравилось. Я готова сделать для тебя всё. Я готова даже остаться в Москве, потому что у меня в руках сейчас то, чего как хотелось давным-давно, так и хочется, мне кажется, с каждой секундой близости всё больше. Было бы глупо пытаться обсуждать давно утихшие чувства, но так хочется-хочется-хочется, знаешь, прямо сейчас рассказать тебе всё то, что я чувствую. Я касаюсь губами твоего лона, сильнее разводя ножки в стороны, чтобы было удобно не только мне, но и максимально приятно тебе, моя хорошая. Влажная, вкусная, открытая и такая фантастически тёплая, что у меня в голове все мысли взрываются фейерверками от удовольствия, которое я могу подарить тебе. Скольжу по нежным лепесткам твоих губ, обвожу сочащийся вход, поднимаюсь к клитору, а ты сладко и коротко стонешь. Опять. — Это волшебно, — чуть отстраняясь, говорю тебе, добавляя: — Ты волшебная, — перед тем как вернуться к прерванному, подкладываю руки под твои ягодицы и не могу заставить себя оторваться, изо всех сил стараюсь оставаться нежной и ласковой. Ты совсем рядом, мне кажется, что ещё минута-другая, и твоё тело запоёт мне совсем другую песню, хотя по тому, как дрожат ноги, понимаю сразу, что устала, и стоит сменить позу. Что ж, попробуем так… Я приподнимаюсь к тебе под полным удивления взглядом, укладываюсь на подушки, опираясь спиной на изголовье, помогаю тебе устроиться на себе самой, спиной к животу, чтобы шептать тебе на ухо: — Милая моя, извини, не волнуйся, сейчас всё будет, даже лучше, и ты не так сильно устанешь при этом. Немного подтягиваю тебя ещё выше, даю откинуться на своё плечо, и тогда уже опускаю ниже правую руку, возвращающую приток неизбежного наслаждения к твоему клитору, обхватывая под грудью свободной левой. Думала, что, учитывая наш вынужденный тайм-аут, тебе понадобится чуть больше времени, чтобы вернуть утраченный ритм, но ты горячее, чем казалось. Надеюсь, это моя заслуга. Пять с плюсом? На шести я не настаиваю. Шесть за один лишь клитор? Как-то стыдно и банально завышать себе оценку до такой степени. Ты дышишь всё чаще, я шепчу милые глупости на твоё левое ушко, вроде того, какая ты у меня красавица, сейчас, в свете луны, какая ты прекрасная, гибкая, сладкая, восхитительно притягательная, возбуждающая… Смещаю руку, чтобы уделить внимание твоим требовательным соскам, ускоряюсь и ниже, сжимаю твои бёдра своими ногами, предчувствую вспышку скорого финала и любуюсь тем, как ты зажмуриваешься и открываешь рот от удовольствия, которое просто не способна удержать в себе здесь и сейчас. Ты ещё сильнее сжимаешь бёдра, и я останавливаюсь, не стремясь вырвать руку из плена твоих ножек, чтобы чувствовать каждое твоё сокращение, каждое биение волн твоего удовольствия, пока ты не обмякаешь на мне. Целую твой висок, ты скатываешься вбок, обессиленная. Я перестаралась? Да, вроде бы, нет… Ладно… Накидываю на тебя покрывало, понимая, что требовать особой активности бессмысленно после того, как я показала своё «без проникновения». Я и лучше могу, если потренироваться, но сегодня такой вот экспромт. — Помоги мне, немного, — прошу, притираясь к твоей ноге поверх одеяла, двигаясь, чтобы просто кончить, снять висящее в воздухе собственное перенапряжение. Я на самом деле близко. — Ну, чуть-чуть, давай же, — добавляю ещё раз, упираясь носом в твою шею, а ты расслабленно спрашиваешь: — Как? — Обними же, ну… Поцелуй, — я совсем рядом, мне не надо многого. Не хочу вспоминать, как так же притираясь к моим ногам или зажимая между ног подушку, любила финишировать Агнесс, моя шведская куколка. Поздно. Вспомнила. Но я сейчас с тобой, а не с ней, и, сбиваясь, но не прекращая движений, я тянусь к тебе губами, делая всё за тебя. Руки всё-таки ложатся на мои плечи. — Наконец-то, да, — выдыхаю я в твой рот, прежде чем скатиться и отдышаться. Ты молчишь. Я молчу, хотя уже даже неподсознательно хочу услышать хоть пару слов от тебя. Мне начинает казаться, что тебе не понравилось, и я поднимаю глаза, чтобы встретить твою улыбку. Это здорово. Это обнадёживает. Кажется, с самоанализом стоит завязывать. Обнимаю тебя, когда ты поворачиваешься ко мне спиной, разделяя с тобой одно одеяло на двоих. Молча, так молча. Безоценочно. Я же не на экзамене. Я долго не могу уснуть, поглаживая тебя по животику, переходя на бедро. Мне так хочется ещё потискаться, а ты спишь, и будить тебя — вроде как жалко, но я так хочу ещё... Можно не прямо сейчас, можно и утром.