Слизеринский злодей

      Надо сказать, что нож, которым манипулировал Драко, абсолютно никому не мог причинить вред, благо молодой трусливый колдун, предусмотрительно наложил на лезвие заклинание затупления стали, чтобы даже сам не смог им порезаться. Но Гермиона не знала этого. Изящными длинными пальцами он взял её за подбородок и слегка приподнял голову кверху. Все его движения были медлительными, выверенными и, по мнению блондина, невероятно красивыми. Она смотрела в его глаза, боясь моргнуть. Медленно, очень медленно, наслаждаясь страхом жертвы, садист провёл лезвием в воздухе перед лицом дрожащей от ужаса и холода женщины. После чего приставил кончик к нежной коже на шее и чуть-чуть надавил, отчего она подалась назад. "Он сейчас убьёт меня", – подумала она, задрожав сильнее и прикрывая глаза.       В конце концов, уперевшись затылком в стену, Гермиона замерла – отстраняться от злодея дальше не представлялось возможным. Теперь она во всех смыслах оказалась загнана в угол. Долгое время цепляясь взглядом за руку, держащую нож, она, наконец, решилась заглянуть Драко в глаза и вскинула взгляд вверх. Беременная смотрела умоляюще-затравленно, дыша чуть слышно, и от этого по лицу злодея расползлась улыбка блаженства. Он понял, что самообладание покинуло Гермиону, и, возвышаясь над своей дрожащей и обезумевшей от страха жертвой зачарованно смотрел, как на длинных ресницах дрожат слезинки. Пленница переводила испуганный взгляд с лица блондина на руку, держащую нож, и обратно. Через несколько минут, вволю насладившись ситуацией, Драко обмотал нож тканью и убрал его обратно. Снова посыпались удары по беззащитным ногам. Претерпевая побои от своего врага, она очень хотела дать ему сдачи или хотя бы плюнуть в его красивое лицо, что, конечно, было невозможно, учитывая его рост и теперешнее положение их тел. Но лучшая ученица курса понимала, что такое поведение гораздо ухудшит её трагическое положение, поэтому она решила, что будет паинькой.       Когда-то в одном маггловском журнале девушка вычитала полезный совет, что если маньяк мучает тебя, то не сопротивляйся, не то будет хуже. Лучше разговорись с ним, может быть ему просто одиноко и не с кем поговорить. Сейчас, вспоминая этот совет, Гермиона хотела не просто диалога – слезами она надеялась вызвать жалость и сочувствие. Не в её характере было помыкать мужчиной слезами, она никогда и ни с кем не прибегала к такому способу достижения своей цели. Но сейчас это было её последним средством. Искренние слёзы умножались необходимостью найти отклик в душе злодея, в её настоящем положении это было нетрудно – многие женщины во время беременности становятся плаксивее. Гермиона, переступив через свою гордыню, старалась как можно обильнее плакать, логично предположив, что, возможно, видя это, Драко разжалобится. Время от времени она опасливо смотрела на него, проверяя, какое впечатление производят на него слёзы. Но она выбрала неправильный путь – не в характере энергетических вампиров сочувствовать горю. Отрицательные эмоции, а тем более безысходность, уныние и отчаяние не вызывают в них сочувствие – они, наоборот, только придают им сил, раззадоривают их, усиливая желание мучить жертву. Женские слёзы не вызывают в них сострадание.       Утеревшись влажной щёчкой о плечо, и, забыв всякий стыд, она всхлипывала:       – Зачем я здесь? Для чего... Драко?.. – измученная, она старалась выглядеть милой и кроткой. Гермиона понимала, что может себе помочь в этой ситуации именно кротостью и повиновением, так несвойственными ей, отважной и самостоятельной в обычной жизни. В любом другом случае перешагнуть через своё «я» было бы неприемлимо для смелой колдуньи. Но сейчас от разумного поведения зависела не только её жизнь. Вот поэтому Драко и похитил её беременную. Он специально выбрал период, когда она ждала ребёнка, ведь так можно было, во-первых, легче сломить её и заставить делать всё, что он захочет, а, во-вторых, это вообще представлялось возможным. В своём обычном состоянии она, конечно, упиралась бы до последнего, пока он, возможно, действительно сильно не травмировал её в приступе злости. Вспоминая свою жену, Драко сравнивал этих двух совершенно разных женщин: Астории достаточно было только пригрозить и она сразу делала всё, что ему вздумается.       – Ты хочешь убить меня? – этот вопрос был задан очень осторожно, она собиралась вывести Малфоя на разговор.       – Ты здесь, потому что я хочу над тобой издеваться. Хочу и буду. Ты мне за всё заплатишь. Помнишь, как на третьем курсе ты мне врезала, да ещё при Крэббе, Гойле и своих придурковатых дружках? Она кивнула в знак согласия.       – Так получай же, – за этими словами последовала звонкая пощёчина. В промежутке между душившими её рыданиями, Гермиона проронила, умоляя:       – Прости меня за всё, Драко. Пожалуйста, прости. Ей можно было бы также добавить «я больше так не буду», но и она, и он давно уже вышли из детского возраста.       Своими неуклюжими движениями Герми добилась только того, что оказалась теперь лежащей перед ним на спине (стало холоднее) и с немного разведёнными ногами. Из-за связанных за спиной рук, придавленных к полу, её груди и попа были теперь высоко подняты. При этом подол платья задрался, предоставляя взору молодого человека её беззащитное влагалище, хоть и скрытое трусиками. "Мерлин, как стыдно, хорёк всё это видит", – думала она, заливаясь румянцем.       – Розовые трусы носишь? – презрительно спросил он. После чего, продолжая нахально разглядывать её бельё, продолжил:       – Тоже хлопок или всё-таки шёлк? А, хотя, зачем грязнокровке шёлк? Она густо покраснела. Спустя некоторое время, стараясь казаться дружелюбной, мягко ответила:       – Да, ты прав, грязнокровкам нельзя шёлк, они его не достойны, ...то есть, я его недостойна.       Вопреки её ожиданию, такой ответ ему совершенно не понравился. Потому что, как правильно он расценил – она хотела к нему подластиться. Малфой почувствовал, что она переигрывает, и снова размашисто ударил её по лицу. Умница Гермиона осознала, что своими словами она только вызвала в нём злость, и решила впоследствии действовать иначе, больше не подыгрывая ему. Вдруг к ней пришло понимание того, что, благодаря, вздёрнувшемуся платью и разведённым ногам, он не просто имеет возможность разглядывать её интимное место – в любой момент злыдень вполне может ударить туда носком ботинка. От этой простой мысли её нежные впалые щёчки снова залились румянцем. Надо было что-то делать. Очередной пинок пришёлся по кости ниже колена. Нежная кожа стройной обнажённой ноги содралась, и Гермиона взвыла. Прелестное лицо искривила гримаса боли и страха. Увидев сочащуюся из раны кровь, он понял, что перестарался. Прежней радости и удовольствия от ощущения власти уже не было.       Тогда как снаружи бил Драко, изнутри её пинал ребёнок, живо чувствующий неладное. Снова подступили слёзы, а также тошнота. Гермиона, сперва осторожно перекатилась на бок, а затем (с большим трудом) встала на колени перед наследником замка, где она содержалась сейчас в заточении. Ведь только в таком положении подол её платья опустился на положенную длину. Стоя на коленях перед давним врагом, Гермиона выглядела жалко. Она умоляюще смотрела на него, и это ему очень нравилось. Драко глядел на замершую в ужасе пленницу, упиваясь её унижением. Бывший слизеринец отлично понял её уловку с опусканием края одежды до приличной длины. Изучающим взглядом он неторопливо оценивал округлые бёдра перепуганной красотки, располневшие за последние месяцы, скрытые сейчас лишь тонкой обтягивающей тканью. Увиденное ему необычайно понравилось: Гермиона была очаровательна, несмотря на беременность.       Если бы не связанные за спиной руки, она бы прижалась сейчас к нему и обняла его бёдра, чтобы иметь возможность лучше умолять его. В таком положении её голова находилась чуть выше его паха. Сейчас расстояние между мужчиной и женщиной равнялось примерно полуметру. "О, да..." – блаженно улыбнулся своим развратным мыслям Драко, прикрывая на миг глаза и возбуждаясь всё сильнее. Немного успокоившись, он грациозным мановением волшебной палочки внезапно зажёг пламя в факеле, спрашивая с оттенком меланхолии:       – Ты дрожишь? – если сейчас кто-то посторонний мог услышать эти слова, то они показались бы ему успокаивающими.       – Тебе холодно? – с возрастающим жаром в голосе зло продолжал Малфой, – Давай подожжём тебя? – уже громко спросил он.       Злодей взял в руку факел и, немного наклонив, неожиданно стряхнул с него пару угольков на платье пленницы. И хотя кусочки сразу отрикошетили на солому, разбросанную вокруг – ткань под ними успела скукожиться. В местах соприкосновения образовались дырочки, под которыми розовела от холода нежная кожа. Ноги не пострадали – благодаря тому, что Гермиона внимательно следила за мучителем, она своевременно дёрнулась, но это было излишне. Глазами, полными слёз, она уставилась на врага, ожидая, что последует за этой выходкой. Драко понял, что упрямица сдала свои позиции.       – Ну, что? Тебе достаточно или хочешь ещё? – колко произнёс он.       Эта затянувшаяся ситуация начала надоедать молодому колдуну. Обведя Гермиону взглядом, он рассудил, что она уже достаточно запугана. Ему не терпелось перейти к тому, что было намечено по плану дальше. Вернув факел на место, и, глядя в тёплые карие глаза, он, схватив её под локоть, рывком поднял с пола, грубо привлекая к себе. Его расчёт оказался верным – у оголодавшей и измождённой беременной, не справившейся с перепадом давления, закружилась голова, и на всё тело навалилась тяжесть. Сознание отключилось, спасительно погружая Гермиону в безвременную тишину и темноту, на что Драко и рассчитывал, резко поднимая её. Она начала оседать на пол, и, разумеется, упала, если бы он не успел подхватить.