Близкие люди

****** — Эй, привет! — Телефонный звонок отрывает от работы. — Занят? — Не особо. Помощь нужна? — Не-а. — Моральная поддержка? — Не угадал. Не хочешь погулять? — Что? — Эм-м, я с сопливой студенческой молодости бесцельным шастаньем не балуюсь. — Погулять, — повторил Никита, — это когда люди выходят на улицу без особых причин. Дышат свежим воздухом, разговаривают. — Да я как-то... — Торчишь в своем офисе круглые сутки, наверное, забыл уже, как это идти и никуда не торопиться. Сегодня суббота, можно позволить себе, нет? — Никит, я устал как собака, хочу тяпнуть кофейку и залечь с книжечкой на диван. — Кофейку можно потом и у меня тяпнуть. Мы в аллейке, надумаешь — присоединяйся. Я подошел к окну. Серые тучи заволокли небо, грозясь пролиться на землю дождем. Лето потихоньку клонилось к закату. Гулять? Сомнительное удовольствие. Очень и очень сомнительное… Через десять минут я сидел рядом с ним на скамейке, с ужасом озираясь по сторонам. Мимо носились дети, что-то кричали и смеялись. За ними по пятам вперевалочку ходили заботливые бабушки, бесконечное количество раз вытирающие чумазые ладошки и сопливые носы. Молодые мамаши собрались на противоположной скамейке и что-то эмоционально обсуждали. Никита кивнул на одну из них. — Еще недавно она гуляла вместе с мужем. Почему люди разводятся? Они же не с завязанными глазами женились, любили, наверное, понимали. А потом раз — и все, разлетелись в разные стороны. Почему? — Не знаю. Мой опыт в этом деле отрицательный, про свои «почему» я тебе уже все рассказал. Тем временем случилось именно то, что и должно было случиться: небо разрезала блеснувшая молния и, громыхнув пару раз для порядка, на город опустилась гроза. Забарабанила крупными каплями, накрыла ливнем. Бабушки подхватили внуков, мамаши раскрыли разноцветные зонтики, а мы быстро закатили коляску под навес. — Ты любишь дождь? — Никита подставил руку под косые струи. — Не знаю, не думал об этом. Наверное, нет. — А я люблю. Еще когда подростком был, любил гулять под дождем. Ехал из школы и специально выходил за пару остановок до дома, чтобы пройтись пешком. Мама ругалась... Он посмотрел на пузырящиеся лужи, и на лице мелькнула грусть. — Знаешь, у меня никого не осталось, мамы тоже уже нет. Вообще, кроме Дашки, никого нет. Я не жалуюсь, но иногда так одиноко бывает. — И, глядя в сторону добавил: — Хорошо, что есть ты. Я промолчал. Внезапно он улыбнулся. — Вспомним детство! — Никита сделал шаг и оказался под моросящим дождем. Шустрые капли по-хозяйски оседали на его рубашке, добавляя расцветке крапинки. Скатывались с волос, бежали по лицу. Он поднял руки, словно призывая богов, и, запрокинув лицо, подставил его хулиганистым каплям. — С ума сошел? Давай под навес! — К черту навес! Иди сюда! — кружится под дождем, распахнув руки. — Ну что ты как маленький! Разумнее переждать здесь. — Пошли! — Он поманил меня рукой. — Тебе понравится. Понравится? Да что мне, шестнадцать лет, что ли! Господи ты боже мой! Время гуляний под дождем и сорванных с близлежащей клумбы роз давно осталось в прошлом. Мне тридцать лет, черт возьми! — Дашку промочишь, — выдвинул я последний железобетонный аргумент. — Коляска непромокаемая, — он озорно улыбнулся, — давай. Только быстро, одним махом, раз — и все. Выматерившись про себя, я шагнул под дождь. Струи воды побежали за ворот одежды. Бодро-прохладные, они скатывались по спине. Рубашка прилипла к телу. Следуя примеру Никиты, подставил лицо барабанящим каплям. И не сразу понял, что улыбаюсь. Дошло только, когда вода попала в рот. — Чувствуешь? — Что? — Неужели не чувствуешь? — Да что?! — Легкость и головокружение. Летом всегда так, особенно в дождь. — Чувствую, простуда не за горами! Погнали домой. — Если догоню, повезешь коляску. Раз, два, три! — Да ни за что! Пока добежали, промокли насквозь. Ржали, выруливая «катательный аппарат» между вмиг набежавшими лужами. Баловались, как дети, устроив гонки с коляской по русскому бездорожью. Бедная Дашка, она даже не пищала — просто смотрела широко распахнутыми глазами на двух великовозрастных придурков, внезапно впавших в детство. Издевались над ребенком, короче, по полной программе. Потом сидели на кухне, сушили полотенцем волосы. Две рубашки дружно болтались на веревке в ванной. Никита, пристроив неугомонное дитё на колено, кормил Дашку чем-то непонятным из стеклянной тары. Та причмокивала и все время норовила перехватить ложку маленькими ручонками. — Знаешь, моя бывшая всегда говорила, что кормить детей из баночек вредно, там всякие добавки, еще хрень какая-то. — А грудью не получается, — рассмеялся Никита. — Ну, можно сварить что-нибудь, кашу, например. — Скажи еще, что ты умеешь, — ложка застыла в паре сантиметров от Дашкиного рта. — Подумаешь, теорема Ферма. Налил молоко, всыпал крупу и поварил — як два перста об асфальт. В крайнем случае — Гугл в помощь. — Может, попробуем? — Ник явно был вдохновлен моей идеей. — Только у меня крупы нет. — Легко! Давай дуй за манкой, а я пока рецепт найду. — Может, сам сходишь? — Это ты у нас по дождям прикалываешься. — Следи, чтобы не улетела. — Он накинул ветровку и подцепил с полки связку ключей. — Первый раз, что ли! Оставаться с Дашкой теперь совсем не страшно. Привык к ней, да и она больше не заходилась криком при виде чужого дядьки. Я никогда не мечтал о детях. Не считал их божьим даром и не испытывал священный трепет. Наоборот, мне всегда казалось, что, кроме усталости, бессонных ночей и истерик, дети не приносят в нашу жизнь ничего. С годами проблем становится больше, они налипают, как влажные снежинки на снежный ком: плохие компании, алкоголь, дурь и много чего еще. Никогда не обманывался на этот счет. Сейчас же, глядя на смешную карапузину, я думал, что не окончательно потерян для общества, может и вышел бы из меня отец. Кто знает, по крайней мере, я бы попробовал. Я посадил ребенка на стол и включил ноут. Малявка всерьез занялась изучением моей физиономии, с упоением таскала за волосы, дергала за брови и за нос. Я строил забавные рожицы, и девчонка покатывалась со смеху. Мелькнул логотип десятой винды с традиционным Welcome! Появился рабочий стол с обалденной свадебной фоткой в качестве заставки. Лариса в светло-розовом платье и Никита в белом костюме. Счастливы, светятся, держат друг друга за руки. Идиллия, оказавшаяся недолгой. Улыбки, стертые жизнью. Я смотрел на них и размышлял о несправедливости бытия. Тысячи пар ежедневно разводятся, потому что приняли за любовь что-то другое. Тысячи пар ненавидят друг друга, устраивая из развода войну без правил. Не меньшее количество продолжает жить друг с другом по инерции, пары, у которых от любви остался лишь казенный статус: женаты. И всё путём, все нормально, главное, чтобы «как у всех». Эти двое любили друг друга, хотели быть вместе. Счастливый брак — это какой-то свой обособленный мир. Свои законы, привычки, ощущения. Даже на фотке это заметно: они будто бы дышат своим особым воздухом, парят над землей, невзирая на законы тяготения. Вот почему, если люди любят друг друга, всегда случается что-то разрушительное? Что-то, что оставляет счастливые улыбки только на фотографиях. Бог завидует, так получается? Только сейчас, глядя на снимок, я еще раз вспомнил Ритулькины слова. Он на самом деле был хорош. Юн, влюблен и счастлив. Красавчик, так она сказала? Не поспоришь. А еще, глядя на фотографию, я понял, что за всю мою жизнь меня никто и никогда так не любил. Дашка повернулась и потянулась пальцами к дисплею. — Папа? — Я показал на фотку. — Красивый у тебя папа. И мама, — добавил, чуть споткнувшись. Рецепт нашел быстро. Как и подозревалось, сварить это может даже школьник. Подумаешь, вскипятил молоко, засыпал манку, сахар — и через пять минут все готово. Тащи крупу, отец! — Будем тебя кашей кормить. Я взял Дашку и устроился на диване. Закинул ногу на ногу и посадил ребенка на свободную конечность, как на качели. Взял за руки и начал качать. Девчонка от восторга заливалась веселым звонким смехом. Заигрались, не заметили, как Никита вернулся. Готовились как в космос. Разложили на столе все необходимое и поставили кастрюлю на плиту. Два народных очумельца — ни дать, ни взять. А толку-то? Сначала еле поймали молоко, в долю секунды устремившееся вверх, потом началась непонятная ерунда с крупой: сыпали, досыпали, добавляли еще — варево все равно казалось жидким. Наконец, все было готово. По крайней мере, мне так казалось. Оставалось остудить, и можно было кормить ребенка. С чувством выполненного долга и даже некоторой гордости я пошел домой, однако через пару часов суровая реальность стащила с головы нимб и опустила меня на грешную землю. — Эй, шеф, — голос в телефонной трубке озадаченный, — ты бы зашел, что ли... — Что-то не так? — спросил я с опаской. — Приходи, увидишь, — хмыкнул Никита и отключился. Заинтригованный по самое не хочу, я поспешил к соседям. Через пару минут я стоял посреди кухни и с подозрением заглядывал в кастрюлю, затем перевернул и робко потряс. Из посудины вывалился твердый, трясущийся белый комок, по форме напоминающий летающую тарелку, а по консистенции — биомассу из старого, еще советского, фантастического фильма. — Это что? — Я недоуменно посмотрел на тарелку. — Ты повар, ты мне и скажи. — А на вкус? — с опаской спросил я. — Не рискнул попробовать. Здоровье дороже, знаешь ли. Я смотрю на нечто, трепыхающееся на тарелке, и смеюсь. Я смотрю на него, растерянного и озадаченного, и смеюсь. Я смотрю на Дашку с обиженной физиономией, елозящую пустой ложкой по столику, и смеюсь. — Ну что ты ржешь? — ворчит отец семейства. — Ребенок голодный. — Ну, у тебя же есть еще баночки с детской едой? И тогда он смеется вместе со мной. И мы хохочем так, что у меня не хватает дыхания и сводит живот. Мне так легко и свободно, как не было уже лет сто. Будто бы оковы сбросил — казалось, что могу взлететь, подняться к облакам. Как же давно я не был самим собой! Полжизни мы создаем себе имидж, который по идее остальные полжизни должен будет играть «в плюс». Мы лепим его аккуратно, чтобы нигде не вылезло что-то непотребное, чтобы куда ни глянь — одна милота. На работе «пробивной умник, удачливый сукин сын!» — и плевать, что у меня два высших, одно из которых — художка. Я отличный специалист и умею ладить с клиентами. Но всегда проще признать, что ты удачлив, чем то, что ты умнее директора и в деле разбираешься лучше. С девушками «зажигательный мачо — красавец-мужчина» — восемь лет тренажерки, две травмы, а вам слабо осилить такую цену за спортивную фигуру? В дождь, в снег и в жару, если что… С соседями «вежливый молодой человек» — не буду уточнять, чего мне стóит не придушить их всех скопом. И так везде. Но сейчас, в этот самый момент, мне было легко и кайфово. Я, тридцатилетний мужик, покатывался от смеха, совершенно не думая о том, что это неуместно, не по возрасту или несерьезно. Мне было в кайф, и это ощущение дорогого стóит. ******