Близкие люди

***** Рита ушла, вот уже и сладковатый запах ее парфюма давно выветрился. Ушла, а слова остались. Неровными осколками впились в кожу, прицепились, как колючки к шерсти. Педик. Да при чем здесь «педик»?! Парень бьется в своей жизни, как мясо в блендере, старается, чтобы не размазало по стенкам. Растит свою неугомонную Дашку, плюньте в морду тому, кто скажет, что это легко. Я просто стараюсь помочь, потому что... А почему, собственно? В сострадании к ближним до этого замечен не был, чужие проблемы старался обходить стороной, не вникая. А тут вдруг... Почему? Ответ не вырисовывался или вырисовывался, да не тот, который мне бы хотелось. Не, ну это не то — я пытался разложить все по полочкам. У меня всегда баб до фига было, моя бывшая из-за этого и свалила. И на Ритку у меня регулярно вставал, как по команде. Значит, все в порядке, нормальный мужик. А Никита... Мы ж друзья вроде как. Просто друзья, без всякого подтекста. Соседи. Близкие территориально люди. И ничего такого нет, если соседи ходят друг к другу в гости. Нет, ну что, я не прав? Моя бывшая сроду у соседки торчала, и та к нам шныряла, как «Сапсан» — без остановки. И ничего, нормально. А если мужики друг к другу заходят, так сразу — педики. Херня все, не стóит ковыряний в себе. Да и не думал я о нем никогда в плане секса. Точнее, вообще не думал о мужике, как об объекте для «переспать». Нахера? Мне и женщин хватает. Более чем. В общем, успокоил себя. Но в голове засело. Плотно. Навязчивая идея хлынула на меня безудержным потоком. Хотелось каких-то подтверждений своей незыблемой «нормальности». На следующий день «Реал» рубился с «Барсой». Матч — жесть, кайф до небес. Я, понятное дело, Родину б продал за этот поединок. Можете меня двести раз педиком назвать и еще каким-нибудь «филом» в придачу, но этот матч пропустить грех. Собрались, как обычно, у Никиты: с меня — пиво, с него — зрелище. Надо тоже тарелку повесить, а то на самом деле прописался уже у парня. Пока ждали начало, перетерли все возможные варианты, взвесили все шансы и таки пришли к общему мнению, что «Барса» сделает «Реал». Открыли по бутылке, свисток арбитра — и понеслось! Он болел рьяно. Подпрыгивал на диване в особо опасные моменты, колотил себя кулаками по коленям. А я сидел и исподтишка пялился на него. На него — долгожданный матч проходил мимо мозга. ...Ты педик, что ли, Олег?.. …ТЫ ПЕДИК, ОЛЕГ! Бля-а, вот же баба-дура. Пристрелил бы! Сдвинула что-то в голове, перевела мысли в другую плоскость, как переводят стрелки по пути движения поезда. Нет, я не стал вдруг геем, не появилось желание заправить кому-то меж ягодиц. Отнюдь. Но то, что эти размышления в принципе присутствовали в моей голове, напрягало. Это не было нормально, даже наоборот, это было ненормально, и я не знал, что с этим делать. В одну секунду исчезла легкость восприятия. Несколько месяцев мы общались с соседом, что называется, «без задней мысли», а тут вдруг такой хреновый поворот. И мысли все сплошь «задние». — Ты сегодня какой-то тихий. — Он хлопнул меня по коленке. Я смутился, будто бы застукали за чем неприличным. — На работе аврал, шеф за горло взял, — ляпнул первое, что пришло в голову, — устал. — М-м-м, — он понимающе кивнул, — день не удался? Забей, он уже прошел. А у нас еще один зуб вылез, слюни рекой. Завтра в больничку пойдем взвешиваться и рост измерять. Прикинь, она в прошлом месяце на пять сантиметров выросла. Не успеешь оглянуться — меня перерастет. Он всегда говорил о себе и Дашке, как о едином целом: «мы поели», «мы поспали» и зуб из той же песни. Впрочем, они и были единым целым, два человека, не могущие прожить друг без друга. Маленькая планета в огромной галактике. Я бормочу в ответ что-то из серии «Вау, как круто!». Вялый, как дохлая рыба, от мыслей пухнет башка. Вот же черт! Втыкаю в экран и вместо футбола вижу ту самую пресловутую фигу. Он был по-мужски красив, тут Ритулька права. Объективно. Теперь я четко это понял — словно кто-то заслонку перед глазами убрал. Такой типаж наверняка нравится женщинам. А мне? Я смотрел и думал, хочу его или нет. Хотел бы я поцеловать его? Скрутить к фигам — так, чтоб без вариантов вырваться, толкнуться языком в открытый рот, прихватить нижнюю и всосать в себя, как я люблю. Хотел бы? Нет. Нет! И это было вполне уверенное «нет», без колебаний. Ритка — дура, проломила своими словами мне череп. Все беды от женщин, не согласны? Это вы просто не задумывались! Он облизывает горлышко бутылки, просто мимоходом. Секундное движение языком, губы обхватывают горлышко — и у меня сводит все внутри от жгучего желания. Такого внезапного и такого острого, что сбивается дыхание. Сбежал постыдно, можно даже сказать «поджав хвост», хотя вернее будет — «прикрыв хер», так быстро и без боя перешедший на сторону зла. Дай мне силы. Дай мне мозг. Дай мне нестояк. На следующий день притащился на работу измочаленный в тряпки. Груда бумажного хлама на столе, кружка притаилась за монитором, карандашики задорно торчат из стакана. Я сел, откинувшись на спинку, сложил руки за головой и закрыл глаза. — Крутая ночка? — подмигивает мне Лешка, мой сослуживец. — И не говори... Круче не придумаешь — полночи дрочил, остальные пол — изучал потолок. На автопилоте полистал документы. Некоторые из них были помечены суровой надписью на клейкой полоске «срочно». Бесполезно. Мозг категорически отказывался выходить на связь. Так и сидел, практически не моргая, тупил, глядя на снующих туда-сюда коллег. Из комы вывел шеф, самолично пригласивший нас на совещание. Это было чем-то из рук вон, не иначе звездюли сегодня будут раздаваться без посредников, из рук в руки, как говорится. Стол овальный во весь зал, вокруг мужиков — человек двадцать. Пока директор выступал, я внаглую разглядывал контингент. Мужики как мужики: руки, ноги, голова. Ничего впечатляющего, ничего, что возбуждало бы. Никаких левых желаний. Ни-че-го. Отсутствие плотского интереса порадовало — значит, не совсем еще потерян для мира. Хэлп, ребята! Бросьте мне кто-нибудь спасательный круг, я хочу из этого выплыть. Вечером позвонила Ритуля. Честно? Был уверен, что она это сделает. Слишком расчетлива, чтобы упустить перспективного в плане замужества мужика. Я так заморочился левыми мыслями, что даже обрадовался. К черту обиды, к черту все, надо восстанавливать статус-кво. Помиримся — и всё вернется на круги своя. Много секса, блинчики по утрам, лифчик сохнет на сушилке. Я даже не против вместе пожить. Кажется... — Здравствуй, девочка моя! — запел соловьем. — Как настроение? Завалить и трахать. Трахать и трахать. До полного аута. До разжижжения мозгов. — Не хочешь извиниться? — в голосе тягучая обида. Я? Я?! Обожаю женщин! — За что? За то, что ты устроила мне глупую сцену? — Вспомни, с чего все началось! — возмутилась моя красавица. Сейчас начнет пересказывать то, что я и так знаю. Это называется «Ранее в сериале...». Почему женщины никогда не могут вовремя остановиться? Казалось бы, чего проще-то? Одна фраза, что-то типа «Мы оба погорячились, давай все забудем» — и все! Мир, любовь и взлетающие в небо бабочки. Нет, слишком просто и не навзрыд. Надо обязательно еще раз напомнить, что виноват именно я, значит и извиняться должен тоже я. Желание пригласить ее ночевать быстро улетучилось, да и блинчиков уже как-то не хотелось. — Детка, давай без этого, — стараюсь не срываться на эмоции. Она молчала, упрямо ожидая извинений. Я продолжил: — Хочу тебя видеть, соскучился, готов загладить, если накосячил. Мы оба погорячились. Попугай Кеша отрабатывает заученный материал. Бли-ин, не могу! Бесит! Не хочу ее видеть. Не хочу ее слышать. Не хочу ее... Не хочу?! А кого хочу? Че-е-ерт... — Я больше не планирую к тебе переезжать. Вот так вот безапелляционно и по делу. Очень на это надеюсь, детка! — Молчишь? Обиделся, что я тебя обозвала? Прости, разозлилась. — Простил. — Мне нечего с ней делить. — Он на самом деле просто твой друг? — Вопрос бьет точно в лоб, как поварешкой. Дай мне самообладания. Дай мне сдержанности. Дай мне силы не убить. — Дура, бля! — Я с силой швырнул телефон на кровать. Дура. Бля. На следующий день я к нему не пошел. К черту. Надо перестать нянчиться с Никитой и вновь начать жить своей жизнью. Если Ритуля сделала такие выводы, значит их могут сделать и другие. Такая слава не нужна ни мне, ни ему. Надо все вернуть на исходную точку. Как было раньше. Как было всегда. Как было до... него. Распластался на диване с ноутом, нашел фильмец и нажал на «плэй». Нить сюжета потерял почти сразу, мысли все время уходили в сторону, но там, где много стреляют, сюжет обычно прост: гонки на тачках, перестрелка и наши победят. Думы, как черные тучи, наползли единым фронтом, и прогнать их не получалось. Это перестало быть смешным. И с этим надо было что-то делать. Я думаю об этом, когда просыпаюсь по утрам. Я думаю об этом, когда бреюсь в ванной. Я думаю об этом, выезжая ежедневно из гаража. Я думаю об этом, размешивая сахар и сливки в кофе. Я загрёбся думать об этом, но... думаю. И рано или поздно, глядя в мои голодные глаза, он это поймет. Дай мне беспамятство. Дай мне амнезию. Дай мне не сойти с ума. Весь мой диагноз — в прядях золотистых волос. В безумных васильках. В нем. В Никите. Это как улики преступления, которого еще не совершил. Доказательства вины. Приговор. И что мне теперь делать? Ходить, пялиться и сходить с ума от распирающих голову сомнений? Так недолго получить распирающие от впечатлений штаны. «Купи себе, блин, надувную задницу и реши проблемы», — сама мысль о том, что я могу не справиться с вдруг заигравшими не в ту дудку гормонами, приводила к скрытой панике. На следующий день я был полон решимости не повторять вчерашних ошибок. Я смогу не реагировать. Надо взглянуть на проблему объективно. Это было минутное помутнение, и я в состоянии с ним справиться. Вечером напросился на кофе. Да тут и напрашиваться нечего было. Предложение покофейничать поступило, едва я перешагнул порог. Дашка давно спала, так что помешать нам никто не мог. Разговорились, Никита, улыбаясь, рассказывал что-то из жизни молодого отца. Я смотрел на него и грузился. Пытался оценить последствия такого вот нестандартного зигзага моей жизни. Мне тридцать лет, прожитых в принципе обычно. Как все, и меня это более чем устраивало. И вот теперь я оказался на чужой территории, с другими идеалами и другими правилами. Мне неуютно здесь, и я не знаю, как выбраться. Если бы Никита знал, что творится сейчас в моей голове… Впрочем, меня бы уже тут не было. Слава богу, ему были неведомы мои муки, я старательно держал это безобразие в себе. Пока еще держал. На футбол не остался. Еще полтора часа сходить с ума — слишком высокая плата. И даже любимые немцы не остудили пыл. Уже дома я полез в Интернет и откопал тонну гей-порно. Прихватив пивка и орешки, засел смотреть. Категории поражали воображение. Господи Иисусе, даже так?! Решив, что излишний экстрим и эксперименты мой мозг не вынесет, выбрал самую простую группу клипов. И не спрашивайте, зачем мне это было надо, — я и сам этого не знал. Хотел лишь убедиться, что меня это не возбуждает. Что вид двух спаривающихся самцов будет мне логично противен. Через сорок минут, ох*евший вконец, с заляпанным спермой животом, я лежал и смотрел остекленевшими глазами в потухший экран. Орешки так и остались нетронутыми. Сердце било в ребра, мозг распирало. Если меня с видяшки так вынесло, то что же будет в реале? И вот же долбаный мозг — нет ему покоя — подкидывает каверзную мыслишку: «А как это было бы в реале»?! Он так же изогнется в моих руках, запрокинет голову? Вскрикнет и подастся назад, принимая в себя? Будет стонать, сминаемый моим телом? Боже, о чем я думаю?! В районе двух я забил на попытки поспать и признал свое поражение. Я хотел его. Можно отнекиваться и плести кружева, что это дружеский интерес, но врать самому себе — это уже отдает шизофренией. Я хотел его. Хотел секса. Понимание пригвоздило. Так, наверное, чувствует себя улетевший в нокаут боксер. Мне противно до отвращения. Противно от себя самого. Я виртуозно лгу себе, но все, чего я хочу до тряски, — трахнуть его. И это полный капец. К утру была придумана и продумана тактика. Она проста и неказиста — нужно было свести наше с ним общение на нет. Постепенно, резкий разрыв вызовет закономерные вопросы, вразумительных ответов на которые у меня нет. Скажу, что завалило работой, буду заходить к нему пару раз в неделю, а потом еще реже. В итоге — перестану совсем. Тем временем закручу роман с какой-нибудь домашней девушкой, и все вернется на круги своя. Отличный план, оставалось только его реализовать. Я закопался в работу, выпросив у шефа два дополнительных проекта. Надо было занять голову, чтобы мысли не уходили налево. Позвонил Никите и сказал, что какое-то время буду занят. Тот предсказуемо огорчился, я, согласно моменту, повздыхал. Все шло по плану, четкими пунктами. Это отлично работало. Эффективно. Это отлично работало… целых три дня. На четвертый мы столкнулись с Никитой на лестничной площадке. — Привет трудоголикам! — Он махнул мне рукой. — Совсем завалило работой? — Завалило. — Хмурый ты какой-то. Все нормально? Ты как? — Да вообще-то не очень. — Хочешь поговорить? — Никита кивнул на свою дверь. — Вообще-то нет. — А помолчать? — Парень расплылся в солнечной улыбке. Я вдруг поймал себя на том, что не могу смотреть ему в глаза. Было стыдно за свои такие грязные мысли. Я метался между желанием и собственной паникой. — Нет? Ну ладно. — Никита подошел к своей двери и полез в карман за ключами. Я подошел ближе и остановился у него за спиной. Так близко, что мог прикоснуться. Он так рядом, стоит только руку протянуть. Прикоснуться, дотронуться, прижать... Я почувствовал, как перед глазами качнулся воздух, и всё поплыло черными точками. Возбуждение такое острое, рвет оболочку хорошего парня, прорывается наружу, скручивает, бьет в голову. Безумство? Пусть! Не могу остановиться. Как во сне. Руки сами тянутся вперед, притягиваю Никиту за шею и, обхватив за поясницу, впиваюсь в губы. — Ты спятил! — Он резко оттолкнул меня. Откуда силы взялись. От неожиданности я отлетел, больно приложившись спиной к стене. Сердце готово выскочить из глотки, руки горят. Внутри горит, пылает пожарищем. — Уходи, — он вдруг замотал головой, — уходи, Олег! Его всего трясет, смотрит ошарашенно, хлопает глазами, ладони в кулаки сжаты. Кольцо на пальце поблескивает осуждающе. Не помню, как дверь открывал, не помню, как вообще домой попал. Руки ходуном, в голове одна мысль: п*здец. Упал на кровать, сжался в комок. Трясет, как в горячке, не остановить. Больно почти физически. Страшно от себя самого. В голове так пусто, кажется, что там не осталось ни одной мысли. Как будто могло быть по-другому. Как будто я мог сейчас думать. Я просто лежал, сжавшись, подтянув колени к груди, и смотрел в темноту. Касался пальцами рта, там, где недавно были его губы. Это не могло закончиться по-другому. Как назойливая мошкара, мысли о моей возможной латентной голубизне задолбали вконец. Я не смог больше держать это в себе. Не смог, и оно вырвалось нелепым и ненужным поцелуем. Я даже вкус его губ не почувствовал — доли секунды, стоившие мне друга, репутации, моей прошлой жизни в целом. Горько, и вкус этой горечи явственно ощущается во рту. *****