Колдунья

      До сих пор толком неясно, что такое сон. Его определяют, как эфемерное порождение мозга, которое нигде не может существовать. В то же время, некоторые утверждают, что снами можно управлять. Но подвергать влиянию воли можно только то, что существует – и этим одни противоречили другим. Никто точно не знал, что собой представляют сны, но плавало ещё и утверждение, согласно которому сны были отражением сознания, и через них можно было легко узнавать прошлое и будущее. Сон – это вроде как путь в то, чего спящий даже сам может о себе не знать. Жаль, что само по себе это утверждение – всего лишь очередное непрочное предположение.       А она стояла в своей комнате, подставляя лицо теплому солнечному свету, точно всё так и должно было быть, пока не становилось страшно. Это отражалось в холоде, в морозных узорах, застывающих на стекле окон, несмотря на яркую желто-белую звезду в небе, которая никуда не девалась. Это была чужая тень, ускользающая, как темная влага, и длинные жидкие черные волосы, которые, точно паутина, падали отовсюду, заполняя собой узкое пространство комнаты, откуда она не могла выбраться.       - Нет... уйди, исчезни, - шептала Хотару во сне, неосознанно пытаясь от чего-то отмахнуться. Будильник уже вовсю трезвонил свою назойливую одноликую мелодию (если противный звук вообще можно было так назвать), и, когда Хотару смахнула его с тумбочки, от грохота падения, показавшегося очень громким, она наконец-то смогла проснуться. – Дурацкий сон...       Кошмары ей снились не в первой. Хотару уже и почти привыкла к ним, поэтому особенно не драматизировала и не превращала каждый страшный сон в событие века. Часто её просто раздражал тот факт, что порождения сознания не дают ей выспаться, как следует. Будто бы она весь день ходила и думала о тенях, о длинных черных волосах – какое там? И о картинах Вселенной с подозрительными словами о чьем-то рождении: астрономией она тоже особенно не увлекалась.       Папа сегодня куда-то делся. Привычно завязав халат, Хотару спустилась в кухню, заглянула в его комнату, постучала в каждую из дверей, которая была в их доме – ниоткуда не последовало ответа. Отец будто бы испарился, и это было несколько удивительно, учитывая тот факт, что по выходным он не работал и они частенько проводили время вместе. Черт! Выходной... а она, как последняя дура, заводила будильник.       Усмехнувшись, Хотару даже пальцем у виска покрутила по поводу такого открытия. Ну и ну, везет же ей сегодня. Завтрака тоже не обнаружилось, поэтому, составив в голове порядок выполнения обыденных действий, Хотару решила, что сначала надо бы обратить внимание на водные процедуры, а уж потом набивать желудок наскоро приготовленной пищей. Если только не...       Схватив телефон, Хотару тут же воспользовалась быстрым набором, заданным в настройках, и принялась вслушиваться в гудки, перед этим убедившись, что ошибки не было и дозвониться она пытается до тети Берилл.       - Алло? Тетя, привет, - радостно заявила она в трубку, удивившись обилию каких-то шорохов по ту сторону. Тетя точно нервничала или была чем-то очень сильно занята. Интересное утро... можно было бы предположить, что она опять что-то готовит, но не с самого же утра! Насколько Хотару знала, тетя вообще любила поздно вставать, но сегодня она рискнула и не побоялась, возможно, её разбудить.       Но опасаться, как выяснилось, было совершенно нечего: вопреки какой-то явной суматохе и волнению, голос у тети был вовсе не заспанным, а очень бодрым.       - Хотару? Почему звонишь так рано?       - Если ты не спишь, - засмеялась Хотару, - то все часы в нашем доме мне врут и на самом деле уже давно день. Так? Теть, а папа не у тебя?       - Нет, - даже не помолчав (что могло бы выдать ложь), ответила тетя. – А он должен?       - Ну... его нет дома.       - Возможно, что-то на работе.       - Теть, он же ученый не из тех, которые придумывают ужасные неконтролируемые штуки, у них нормированный график.       Однако связь почему-то прервалась. Хотару так и не услышала ответа, удостоенная только короткими гудками, и стало не то чтобы обидно, но очень подозрительно: тетя трубку никогда не бросала. Уже в следующую секунду ей перезвонила Усаги (что ж за день ранних пташек-то? Все проснулись ни свет ни заря), твердя, что не могла дозвониться вот уже три раза подряд, и Хотару отклонила все предложения о том, чтобы прогуляться: в связи с чем-то странным, что точно творилось в доме у тети, у неё назрели свои планы на разворачивающийся день.       Душ был теплым. Хотару с удовольствием подставляла лицо и тело под немного прохладные струи, которые помогали прийти в себя, предвкушая, как откроет бутылочку любимого геля с ароматом зеленого чая и... на один миг она замерла, чуть не выронив душ из рук: показалось, словно по телу течет не вода, а кровь, угрожающе-холодная, точно вот-вот она потеряет сознание – и не проснется уже никогда.       Жуткое ощущение.       ... в темноте было так холодно. Я была одна в темном лесу, и, если бы не мои чары, волки бы загрызли меня. С ними ни один зверь не мог тронуть меня, ни одна трава – порезать мою кожу. Я чувствовала стоны земли от собственной боли... мне хотелось огня и воды соленой, которая бы проникла в мои раны и разъела их, чтобы я могла переродиться, как Феникс. Я хотела тепла, но кровь была моей влагой, застывающей, как ледяные жилы поверх моего тела ...       Стоило низкому женскому голосу, какому-то хриплому, в голове затихнуть, как Хотару обнаружила себя сидящей на полу душевой кабинки. Если бы здесь было достаточно пространства (почему-то это ясно сознавалось), то она бы лежала, раскинув руки, и мелко дрожала от странной боли. Было уже не до аромата зеленого чая и мягкой пены, поэтому, быстро ополоснувшись более горячей водой (тело стало холодным), Хотару вышла из душа, упустив привычную и самую любимую часть этой водной процедуры.       И что это вообще было?       Хотару привыкла к тому, что какими-то странными силами умела заживлять чужие (как ни странно, не свои: те сами на ней срастались, как кем-то во все места подгоняемые) раны, но с духами раньше не общалась и вовсе не лелеяла внутри себя желание выслушивать их исповеди и тяжкие истории приключений, особенно если они напрочь отключали её собственное сознание и превращали в какого-то робота, который словно повторял то, что слышал. Абсолютный перебор.       Но ей хотя бы кофе удался. Хотару твердо знала, что тосты делать не умеет, всецело доверяясь в этом отцу, поэтому просто извлекла из холодильника купленные вчера (точно вчера? Ведь не неделю назад?) булочки с начинкой, кажется, в виде какого-то джема, быстро прожевала их, запивая утренним напитком бодрости, и решила больше не оставаться в доме, где сегодня с самого утра творятся столь странные вещи, да ещё и наступая одна одной на пятки.       Хотя, исходя из пережитого, Хотару даже к тете Берилл боялась ехать, поскольку не могла себе и представить, что её может ждать в доме, который она когда-то так любила, если весь остальной мир, похоже, медленно сходит с ума.

***

      Фобос и Деймос, вороны Рей, пополнили список сумасшедших.       Хотару столкнулась с подругой прямо на остановке, как только вышла из автобуса. Рей стояла в своих любимых потрепанных джинсах, которые носила дома, и блузе со свободными рукавами до локтя, которую, Хотару углядела, она спешно натянула поверх темно-зеленой футболки, кажется, также входящей в комплект домашнего костюма.       - И? Что ты здесь делаешь?       Рей неловко улыбнулась.       - Я почему-то вдруг предвидела твой приезд... странно, да?       - Почему? Твой дедушка – бывший священник, верно? Могло и тебе передаться.       - Ага, - Рей хохотнула. – Посмотрела в огонь – и как увижу в нем твой темный силуэт.       - Но какими судьбами?       - Хотару... – Рей погрустнела, опустив голову. – Дедушке стало плохо. Он потерял сознание, лежит, не встает. Ты не могла бы...       - Я знаю, о чем речь, - Хотару положила руку на плечо подруги и постаралась ободряюще улыбнуться. – Помогу. Но ты знаешь мое единственное условие: никому ни слова, а то пустят на эксперименты, а мне этого совсем не надо.       - Конечно! – просияла Рей. – Пойдем.       Кружащих над домов воронов Хотару увидела даже раньше, чем подругу, ждущую её на остановке. Возможно, такой выбор питомцев был обусловлен религиозным прошлым дедушки, Хотару никогда не интересовалась да и не считала это странным. С её-то собственной способностью к исцелению! Провожая её в дом, Рей пожаловалась на то, что Фобос и Деймос сегодня никак не могут успокоиться, прям как... в фильмах каких-то страшных про готику, про нечистые силы. Хотару вздохнула и добавила ещё один пункт в общее сумасшествие дня.       Дедушка Рей лежал на кровати в своей комнате, непривычно бледный, хотя Хотару, видя его не часто, привыкла к смуглой коже. Усевшись на край, она понадеялась, что чудесное исцеление силой желания сработает и на этот раз, поэтому растерла руки, пытаясь вызвать привычное свечение, и положила ладони на грудную клетку дедушки Рей.       Все те, кто знал о её силе (четыре подруги, папа был не в счет. Он вообще не удивился, когда она с ним поделилась этим), никогда ей не пугался. Хотару помнила, как бойкая Усаги выболтала всё Рей, на что та была только рада похвастаться: «А у меня дедушка раньше был священником, поэтому я умею на огне предсказывать будущее! Правда, немного...» - и смущалась даже как-то.       - Ведьма! – вдруг диким голосом проорал дедушка, отталкивая от себя её руки, которые Хотару ещё не успела убрать, сосредоточившись (благо, свечение исчезало сразу после окончания исцеления, стало быть, секунды две или три назад, ещё до пробуждения). – Убери от меня свои руки, ведьма!       Хотару отшатнулась. Рей, подбежав к дедушке и помогая ему сесть, посмотрела на неё, взглядом пытаясь извиниться, однако Хотару помотала головой и, прежде чем уйти, кивком попросила не говорить, хотя и знала, что Рей не расскажет её тайну, подтверждая бредовые галлюцинации старого дедушки. Может быть, маразм?.. Или какие там болезни приводят к подобным последствиям?       Покинув дом Рей, Хотару с наслаждением вдохнула свежий воздух и, засмеявшись, побежала прямо в сторону дома тети Берилл. С её скоростью было от силы минут пять, и Хотару, радуясь солнечному дню и стараясь не обращать внимания на всякие сумасшедшие мелочи, даже перестаралась с расстоянием, перебежав финиш ещё метров на... ну сто, может быть. В любом случае, солнце стало куда-то деваться, и в трех метрах в двадцати от нее показался дом Коу.       Их Хотару не любила совершенно, как и, почему-то, вся её семья. Наверное, дело было в антураже темного здания, в котором Коу жили, или ещё что – хоть бить её, Хотару не сказала бы, но не питала она к Коу прекрасных чувств какой-нибудь элементарной дружбы. И к папаше Коу, и к самому Ятену Коу – кажется, единственному сыну. Хотя вроде когда-то были ещё двое... Хотару не уточняла.       С этой семьей было связано много странных слухов. И, если про неё, папу и тетю Берилл время от времени находились желающие почесать языки, то сплетни про Коу не прекращались никогда. То у них кто-то трагически умер, то над их домом видели черные тени, а то папаша Коу напился, ходил по побережью и звал свою умершую (так ведь?) жену, которая то ли исчезла, то ли что ещё страшное. Ничего человеческого, если обобщать.       Поэтому, не желая задерживаться рядом с этим домом лишние минуты, Хотару поспешила развернуться, в этот раз спокойно направляясь к дому тети, чтобы не задуматься и не пропустить его, прибежав в ещё какое-нибудь не самое крутое место на свете. А то станет уже совсем не смешно.       Над домом тети Берилл светило яркое солнце, под лучами которого приятно было греть белую фарфоровую кожу. Закрыв за собой ворота, Хотару засмеялась, раскинув руки, – и тут же об её ноги принялись тереться две верные кошки тети: Луна и Артемис. Её ещё вечно так забавляли лысинки у них на лбу, в форме каких-то странных полумесяцев. Спасибо, что не золотых, а то она бы точно заявила, что у неё очень странная тетя, и кошки странные, и... всё не так, как надо.       Тетя Берилл ждала её в гостиной, и дом был наполнен приятным ароматом вишневого пирога, который Хотару очень любила. Она шла и втягивала носом ароматы, пока Луна и Артемис мурлыкали, не отставая от неё ни на шаг (прямо прилипли! И всё терлись об ноги, не давая ступить). Здесь всегда было очень уютно, возможно, свою роль играли многочисленные репродукции картин и семейные фотографии, а ещё дизайн, выдержанный в светло-коричневых тонах с элементами белого и теплого коричневого. И да, конечно же, тетя Берилл любила всё, выдержанное в некоторой старине: она считала это очень красивым. В принципе, Хотару не могла ей возразить.       Что удивительно, ей соврали: папа стоял у окна с задумчивым видом, в то время как тетя Берилл сидела, развалившись в кресле, опять повязав поверх своей насыщенного цвета фиолетовой юбки цветастый платок бежевых тонов. Хотару бы не сказала, что тете было плохо, но дышала она явно тяжелее обычного.       - Уф, Хотару, наконец-то... – выдохнула тетя. – Мы тебя уже заждались.       - Но вы меня не приглашали, - осторожно заметила Хотару.       - Это была идея Берилл, - сказал отец, не поворачиваясь. – Она утверждала, что тебя можно взять только на любопытство.       И Хотару готова была клясться: отец едва ли не бурчал, как мальчишка.       - Но я же угадала, - сверкнула белозубой улыбкой (кстати, никаких вмешательств, семейное, чем сестра ее мамы хвасталась, когда она была ещё ребенком) тетя.       Тетя Берилл была старше мамы на шесть лет. Не так давно она отметила свое сорокапятилетие. Хотару всегда поражалась живости тети, её неугомонному какому-то характеру. Порой ей казалось, что тетя рядится, как бабушка, но один взгляд в сияющие энергией темные глаза полностью менял мнение, и ещё одна деталь: тетя никогда не носила брюк, пропуская мимо себя эту модную революцию у женщин и оставаясь верна юбкам. Правда, приучить её к более современному стилю не получилось... однако Хотару и не жалела.       Пока она молчала, ожидая, когда ей что-то скажут, тетя Берилл, скорчив какую-то обиженную мордашку, заявила:       - И я больше никогда не буду спорить с твоим папой, Хотару. Он напоминает мне пуленепробиваемую стену.       - Прекрати, Берилл, - опять пробурчал отец.       - А что случилось-то? – наконец решилась спросить Хотару, уперев руки в бока. Да, она требовала ответа! И это было на полном серьезе.       Папа не обернулся. Тетя Берилл вперилась в неё почти счастливым взглядом:       - Поздравляю тебя, Хотару. Ты колдунья.