Колдунья

      - Ну и зачем было ей это говорить? – недовольным тоном поинтересовался папа, всё ещё не отвернувшись от окна. В то мгновение, когда до неё ещё не дошли слова тети Берилл, Хотару подумала, что с ним случилось что-то страшное и он боится показать свое лицо ей.       Тетя Берилл вмиг посерьезнела:       - Будто бы ты не знаешь, Соичи. Лучше было бы, если...       - Одну минутку, - вмешалась Хотару. – Тетя Берилл, с твоих слов получается, что я...       - Да-да, - заверила её тетя, - я не ошибаюсь, Хотару, ты самая настоящая колдунья. Может быть потому, что я колдунья, сестра моя была колдуньей, да и твой отец... не пристало настоящему колдуну заниматься наукой, - назидательно изрекла тетя. – Я точно знаю о твоих колдовских силах. И твое умение исцелять – тоже работа магии, заточенной в тебе. Она прибывала постоянно и требовала выхода. Пока ты за себя не отвечала, твоя сила принимала наиболее приятную форму. А теперь – ты на всё голова.       Хотару не знала, что сказать на такое открытие.       В это время тетя встала с кресла и в самом натуральном варианте принялась выталкивать папу из дома, сопровождая это весьма эмоциональными комментариями:       - Всё, Соичи, спасибо за поддержку и разрешение, дальше я справлюсь как-нибудь сама, без твоей помощи.       - Но... – пытался возразить папа.       - Никаких. Едь домой и не переживай. Я позабочусь о Хотару. Всё-таки, раз я занималась ведовством тщательнее, в отличие от тебя, сил и знаний у меня больше, поэтому мне решать, как быть дальше. А ты отдыхай, поспи лучше. И поешь, а то ведь с утра так быстро уехал и у меня ни крошки в рот ни взял.       Конечно, противостоять тете Берилл едва ли являлось возможным. Хотару знала это раньше, а сейчас была уверена, что, если слова о волшебстве и колдунах, – правда, в детстве тетя гипнотизировала её, чтобы уложить спать, потому что никак иначе внезапно накатывавшую сонливость объяснить не представлялось возможным.       Выпроводив папу, тетя Берилл нашла её в кухне, и Хотару заметила, что больше шутками и не пахло: у тети было крайне серьезное лицо. Забрав у неё из рук нож, которым Хотару уже собралась резать стоящий на столе вишневый пирог, тетя отложила его в сторону и, сжав её запястье, твердо сказала:       - Пошли со мной.       - И куда?       - Твой отец – редкий упрямец. Всё нужно было сделать гораздо раньше. Хотя бы месяц назад, потому что она уже здесь – и всякие там мирные жизни, существования в рамках, которые, по мнению твоего отца, ушедшего от своих родственных уз, нечто правильное, – истинная чепуха. Каждый должен быть тем, кем родился. Нет смысла от этого убегать. Тебе понравится быть колдуньей.       - А меня спрашивают?       - Нет.       Выведя её за ворота дома, тетя потащила её в сторону леса, а ещё туда, где стоял дом Коу, от которого Хотару совсем недавно поспешно ушла. На какой-то миг ей показалось, что сейчас тетя заставит её любить и жаловать всю ту семейку или кровные враги вдруг начнут дружить, потому что здесь какая-то загадочная «она», но, кажется, в мыслях тети не было ничего подобного. Напору было трудно сопротивляться, и Хотару оставалось только передвигать ногами быстрее, чтобы поспевать.       Однако, когда они вплотную приблизились к дому Коу, она всё-таки не сумела не спросить:       - А Коу – тоже колдуны?       Тетя Берилл покачала головой:       - Нет. Они... – и не закончила. – Пошли лучше быстрее. Будет идеально, если мы успеем до заката. Это хорошее время для пробуждения силы.       Хотару хмыкнула, понимая, что её опять не спрашивают.       Тетя привела её в лес. Когда они продирались по крайне узкой тропинке, Хотару то и дело хотела сказать что-нибудь, топнуть ногой, развернуться и уйти, но она была обречена с этой своей идеей, а потом высоченные деревья вдруг закончились – и они вышли на темную поляну, где тетя Берилл, наконец-то, отпустила её руку, в силу чего Хотару передумала бежать, но принялась массировать запястье, затекшее, как ей показалось, неимоверно.       Развязав свой платок, тетя позволила ей увидеть пучки каких-то высушенных трав, привязанных к толстой нитке (ее как будто отрезали от грубой и прочной веревки), обернутой вокруг пояса. Она постелила платок на траву, разбросала и перемешала на нем все эти пучки, пояснив, что не нужно смешивать особенные травы с лесными, а потом достала ещё откуда-то спички и подожгла.       К удивлению Хотару, огонь не только плясал над платком, не притрагиваясь к его ткани, но ещё и переливался едва ли не всеми оттенками радуги. По крайней мере голубой, мятно-синий и розовый она точно углядела. Именно в этот миг тетя попросила её подойти, а, как только она приблизилась, схватила её руку и опустила в огонь.       Хотару приготовилась закричать совершенно дико, но... было только тепло. Она посмотрела на ладонь, по которой плясал огонь, расцвечивая кожу, и вдруг ощутила странное желание окунуться в это маленькое пламя целиком. Уже без наказа тети Хотару опустила в огонь и другую руку, как в переливающуюся воду, а потом и наклонила лицо, чуть не подпалив волосы – как ни странно, на них огонь действовал, как обычное пламя.       Через несколько минут тетя разрешила ей подойти к огню так, чтобы он смог передать тепло от её ног вверх по телу – и у Хотару не обнаружилось желания сопротивляться. Ей казалось, что вместе с огнем сияет вся её кожа, она ощущала жар и какое-то биение в собственных жилах... а потом огонь погас – и стало непривычно холодно.       - Теперь ты полностью контролируешь свою силу, - приобняв её, чтобы согреть, сказала тетя Берилл. Хотару даже почти улыбнулась, всё ещё не отойдя от проведенного ритуала.       - Мне чудилось... про кровь... застывшую... Утром.       - Это она. Ты могущественная колдунья, Хотару. Та самая, что рождается раз в двести лет. Колдунья, вдохновленная силами всех прочих. Последней такой была Мистресс.       - Неужели?       На неё накатила какая-то сонливость. Хотару казалось, что она сейчас сползет на траву, свернется на ней комочком и будет спать долго, и никто её не разбудит, пока она сама этого не захочет. От объятий тети снова становилось тепло, это умиротворяло, и... Мистресс? Почему? Откуда она знает имя? Что за черные волосы? Она ведь ещё не спит, нет!       Хотару вздрогнула, высвобождаясь из объятий.       - Мистресс всё ещё жива. И эта колдунья хочет убить тебя, - тихо сказала тетя. – Её ярость ядовита, она прошла сквозь время и очень опасна. Ты должна её остановить.       Это было смешно, и Хотару улыбнулась, но как-то не очень искренне и счастливо (счастье это было поддельным, как у безумцев).       - Конечно, очень здорово, теть, но я, пожалуй, пас.       - Что?..       Однако она уже убегала в сторону успевшей стать знакомой узкой тропинки.       - Я пас, теть! Уж прости! Пас, теть! Пас!       Хотару казалось, что она вот-вот заплачет. Вокруг было темно, но она упорно продиралась через какие-то нависшие, тяжелые ветви деревьев. Они точно согнулись, преграждая ей путь, и у Хотару было какое-то назойливое ощущение, что тетя сейчас догонит её, опять схватит за руку и начнет уговаривать, твердить о том, что ей нужно сделать со своей жизнью, как быть. Нет... она, может быть, и не имела ничего против колдовства, но чары уже спали, и сейчас Хотару чувствовала себя усталой и сломленной.       Такие новости не сообщают вот... так! Хотя как ещё? В любом случае, ей уж точно ничего не хотелось сейчас: ни с кем бороться, никого убивать, никому ничего доказывать. Какая такая Мистресс? Древняя ведьма, одержимая жаждой мести? Браво, ну и родственнички, так? Вот почему знание предков вплоть до тех, что жили двести лет назад, – готовили заранее, да?       Хотару почему-то было ещё и обидно.       ... я хотела упасть в морскую воду и быть поглощенной ею, а потом меня подхватили бы духи, чтобы поднять в небеса и швырнуть обратно в уже ожившее тело. Я зарывалась пальцами во влажную после дождя землю, ощущая капли холодной воды на траве, я пыталась слиться с природой, которая окружала меня, но моя власть не значила теперь мою силу. Я истекала кровью и мне уже не грозила жизнь... уродливые ярко-красные ожоги были не видны: мне грезилось, что кровь моя укрыла мое тело новой одеждой, стала моей выжженной кожей ...       Когда сознание опять вспыхнуло, возвращаясь, Хотару обнаружила себя лежащей прямо на мягкой траве узкой дорожки. Ветви деревьев казались какими-то гнетуще-низкими, руки не слушались и очень тяжело было встать. Хотару сжимала зубы и приказывала себе подниматься, отряхивая с ладоней и колен коричневую землю, которая тоже была... влажной. Господи, наваждение какое-то!       Она выбежала на берег океана, чувствуя в угрожающем спокойствии приближение шторма. Это было в более сильном запахе соли в воздухе, в особенно-светлом цвете воды, в исчезновении с берега маленьких морских обитателей и в отсутствии птиц над угрожающей синью. Хотару представляла, откуда всё это понимает с такой простотой, но легче не становилось.       Темнело стремительно. Вода захлестывала лодыжки, проникая сквозь подошву кроссовок и замачивая ноги, ткань брюк, в которых она была, а Хотару щурилась и шла по самому берегу куда-то вдаль, в темноту, едва ли что-то соображая. Ей было гадко, ей было страшно от мысли о каких-то убийствах, о своей собственной жизни. Она хотела бы что-то понять, но одновременно с этим желала всё забыть. Хотару вообще не знала, что ей нужно.       Над потемневшей пучиной океана разразился шторм. Сильная волна сбила её с ног, и Хотару упала лицом в воду, забыв испугаться, что захлебнется.       ... и духи подхватили бы мое тело ...